Джесси Келлерман - Гений

• Название: Гений
• Автор: Джесси Келлерман
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86471-579-6

«Гений» — это детектив и в то же время гораздо больше, чем детектив. Литературный уровень «Гения» приятно удивит даже самого придирчивого ценителя хорошей прозы. Джесси Келлермана сравнивают с Джоном Фаулзом, и в этом есть доля истины. Изощренные, таинственные сюжеты в его романах сочетаются с высочайшим литературным стилем и философской глубиной.

Итан Мюллер — галерист. Однажды к нему в руки попадают рисунки художника Виктора Крейка, долгие годы жившего затворником, а недавно бесследно исчезнувшего. Рисунки настолько совершенны, прекрасны и страшны одновременно, что даже опытный и циничный торговец искусством попадает под их обаяние. Но рисунки эти не просто шедевры гения, они еще и скрывают темную тайну. Сложенные вместе рисунки образуют гигантское полотно, на котором — сама жизнь, в том числе и черная ее сторона. Открытие это обращает Итана в детектива, и он погружается в странный, пугающий мир гения, чтобы разобраться в преступлениях прошлого и настоящего.

---

Сколько народу каждый день убивают в Нью-Йорке. Сколько фотографий жертв печатают в газетах. Только за первые две недели августа 1966-го нашли три трупа. И это те, о которых написали. Пять мальчиков стали буквально центром вселенной Крейка, с них он начал дело всей своей жизни. Почему?

И вот еще что: как он смог связать эти пять убийств? В статьях об этой связи не говорилось. Когда писали о Генри Стронге, об убийстве и речи не было, поскольку тело так и не нашли. Ведь нужно было провести параллель между его исчезновением и смертью Эдди Кардинале, а заодно и гибелью трех других мальчиков. Нужно было сравнить все детали, знать историю их жизни, знать, что их всех удушили, например. Читатель, пролистывающий страницы газет, вряд ли смог бы нащупать связь между статьями, если только этот читатель не отличался особой проницательностью. Или не знал о серии убийств.

Хотя Крейк вполне мог быть проницательным человеком. Он сидел в своей комнате, как в камере, боялся выйти на улицу, повсюду подозревал заговоры, искал связь между мальчиками и собой, мальчиками и правительством. Быть может, окружив звезду херувимами, он надеялся защитить себя от опасности. Приносил жертву всесожжения безликому убийце. Убаюкивал себя, сжимал в руке свои талисманы, боялся стать следующей жертвой. Ему не десять лет, и он никогда не выходит из дому. И все же… Он напуган, ужасно напуган.

Притянуто за уши. Согласен. Но мне так хотелось верить в его невиновность.

Пора признаться еще кое в чем. Конечно, мне хотелось защитить Виктора, но все же дело было скорее во мне, чем в нем. Я сочувствовал ему, это да. И хотел сохранить его доброе имя. Но больше всего мне хотелось избавиться от нарастающего ощущения реальности Крейка. Поначалу он был для меня просто именем, и я мог стать сотворцом, заставить людей видеть его произведения по-своему. По мере того как образ Виктора обрастал деталями, по мере того как он превращался в реального человека, места для меня оставалось все меньше. Да и не очень-то он мне нравился, этот персонаж, постепенно проступающий на бумаге, — ненормальный художник, извращенец, маньяк, добровольно заточивший себя в камеру. Зло в чистом виде не привлекает, в нем нет глубины. Этот образ не совпадал с моим представлением о Викторе.

К тому же я боялся, что вся история повлияет на продажи. Кто станет покупать картины серийного убийцы?

Оказалось, купят многие. Телефон раскалился от звонков. Знакомые коллекционеры. Коллекционеры, о которых я слышал, но никогда не встречал. Целая толпа незнакомых мерзостных типов. Все приезжали или оставляли для меня сообщения. Все хотели поговорить о Викторе Крейке. Поначалу я радовался такому всплеску интереса, но вскоре понял, что картины их интересуют мало. Их привлекает гнусная история. Похоже, для агента строчка в резюме «Представлял интересы художника-социопата и убийцы» значила больше, чем диплом искусствоведа Нью-Йоркской школы живописи.

Один клиент спросил меня, правда ли, что Крейк их насиловал. У этого клиента, видите ли, внезапно нашлось на стене в столовой место еще для одной картины.

Я понял, что дело совсем швах, когда мне начали звонить из Голливуда. Известный режиссер короткометражных фильмов попросил одолжить ему панно для создания фона видеоклипа.

Я позвонил Мэрилин.

— Да расслабься ты, — ответила она. — Это я так развлекаюсь.

— Прекрати распространять слухи, пожалуйста.

— Это называется «подогревать интерес».

— Что ты им наболтала?

— Все, что слышала от тебя. И чего они так возбудились? Во всяком случае, это никак не касается тебя, меня или картин. Сами виноваты.

— Ты мне все планы расстроишь.

— Прости, не знала, что у тебя эксклюзивные права.

— Ты не хуже меня знаешь, как важно правильно подать информацию, и потом…

— Именно это я и пытаюсь тебе показать, солнышко. Хватит «подавать информацию». Расслабься.

— Даже если ты права, — я сказал, даже если, — все равно перестань распространять слухи.

— Я тебе еще раз говорю — я…

— Мэрилин. Мэрилин! Тсс! Помолчи. Просто перестань, ладно? Что бы ты ни задумала, хватит. — И я повесил трубку, злой как черт. Даже не представлял, что так разозлюсь.

Нэт, сидевший в другом конце комнаты, смотрел на меня с интересом.

— Она всем сказала, что Крейк был педофилом. — Он хихикнул.

— Не смешно.

— А по-моему, смешно, — встряла Руби.

Я застонал и пошел включать компьютер.

Прошла уже неделя с того дня, когда я ездил к Макгрету, а копию рисунка он так и не получил.

Я велел Нэту и Руби блокировать его на дальних подступах. «Извините, но мистер Мюллер сейчас не может подойти. Не хотите оставить сообщение? Да-да, у нас уже есть ваш номер. Разумеется, он позвонит вам, как только освободится. Большое спасибо». Я нервничал, мне не хотелось так с ним поступать, не хотелось, чтобы он решил, будто напугал меня. Вовсе я не испугался. Скажу прямо: я ничуть не боялся Макгрета. Чего мне бояться старика-пенсионера, которому к тому же нужен был Виктор, а не я. Я был для него просто источником информации. Стыдиться мне было нечего, и я вполне бы мог дать ему эту информацию.

Макгрет не угрожал мне, был вполне корректен, но это вовсе не значило, что я должен из кожи вон лезть, стараясь ему помочь. Хочет посмотреть на рисунок — пусть едет в галерею, как все люди.

В тот день я просматривал почту и вдруг изменил свое мнение. Среди счетов и открыток лежал белый конверт со штемпелем Нью-Йорка и адресом: 10001, США, штат Нью-Йорк, г. Нью-Йорк, ул. Западная Двадцать пятая, д. 567, четвертый этаж, галерея «Мюллер», мистеру И. Мюллеру.

Я открыл его. На листке пятьсот раз подряд было написано:

СТОП

Я узнал этот почерк, корявый и витиеватый, как узнал бы свой собственный. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться. Достаточно было оглянуться и сравнить письмо и надписи на панно. Названия рек, дорог, стран, географических объектов — тысячи образцов почерка. Все они подтверждали одно. Это Виктор Крейк.

Интерлюдия: 1918

И создал Соломон себя, Соломона Мюллера.

И родил он дочерей, и отдал их замуж за богатых торговцев.

И брат его Бернард, по природе ленивый, женился поздно, а детей так и не родил. И занимался он лошадьми и табаком, и веселился без устали, и дожил до глубокой старости, до девяносто одного года. И пережил он всех своих трудолюбивых братьев.

И брат его Адольф родил сыновей, Морриса и Артура, но ни один из них не приумножил родового богатства.

Поначалу Соломон помогал им. «Люди должны совершать ошибки и учиться на них», — говорил он Адольфу. Однако вскоре старшее поколение обнаружило, что единственный урок, который мальчики извлекают из своих ошибок, это что у ошибок их не будет никаких последствий. Адольф поседел, пытаясь подыскать им достойную их фамилии работу, однако на благосостоянии семьи это никак не сказалось.

Младший же брат, Саймон, родил Уолтера, которого Соломон любил, как собственного сына. И унаследовал Уолтер корону, поскольку двоюродные братья его ничего не добились.

Уолтер был человеком Старого Света, утонченным и хитрым — качества, говорившие о европейских корнях, которыми теперь похвалялись Мюллеры.

То, как Соломон приехал в страну без гроша, как он выпрашивал деньги у кредиторов, как прошел с тележкой пятнадцать тысяч километров, — все это было вычеркнуто из истории семьи. Решено было, что Соломон происходит из королевского рода, что бы там о нем ни говорили. Наняли генеалога, и в его опытных руках еврейская беднота (Хаим, Абрам, Иосиф) превратилась в немецких аристократов (Генриха, Альфреда, Иоганна). На бланках корпорации появился фамильный герб. Мюллеры крестились, стали членами закрытых клубов. Подвернулась возможность дать взаймы профсоюзам, и Соломон не упустил ее. Он бывал на обедах в Белом доме, заключал сделки от имени правительства, лоббировал законопроекты в сенате. Мюллеры попали в число первых граждан Соединенных Штатов Америки.

Исаак Зингер не соврал. В этой стране ты был тем, кем себя объявлял.

И Уолтер, характером и поступками похожий на возлюбленного дядю его, родил Льюиса.

И Льюис породил ужас в сердцах, ибо застали его в тот момент, когда поваренок делал ему минет.

Казалось бы, чем посудомойки-то его не устраивали? Бернарду они вполне годились. Чем не устраивали юные барышни, пачками валившиеся к ногам юного миллионера? Совсем потеряв голову, они соревновались, кто дольше продержится в его присутствии, танцуя котильон. Девушки негласно объявили его самым завидным женихом на Манхэттене, если не на всем Восточном побережье. Чем они не устраивали Льюиса?! Чем его не устраивали женщины? Дочери партнеров по бизнесу — с их помощью можно было бы укрепить сотрудничество. Дочери конкурентов — с их помощью можно было бы объединиться против новых врагов. Дочери иностранных дипломатов, и городских политиков, и сенаторов. Девушки со старой родины — чем они-то его не устраивали? Чем плоха женщина, вежливая, красивая, хорошо воспитанная, длинноногая, потенциальная мать наследника, — чем она плоха? Почему вообще можно отвернуться от женщин?