Николай Ульянов - Происхождение украинского сепаратизма

• Название: Происхождение украинского сепаратизма
• Автор: Николай Ульянов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98862-028-0, 5-98862-028-0

Книга, написанная 40 лет назад, сохранила свою актуальность. В отличие от многих книг на тему русско-украинских отношений, автор трактует их не в парадно-поверхностном ключе, а глубоко и серьезно, не только не обходя острых углов, но более всего на них и сосредоточиваясь.

---

Но московское правительство до самой смерти Хмельницкого не удосужилось этого сделать. Все его внимание и силы устремлялись на войну с Польшей, возгоревшуюся из-за Малороссии. Оно поддалось на уговоры Богдана, просившего повременить как с описью на предмет обложения, так и с присылкой воевод, ссылаясь на военное время, на постоянное пребывание казачества в походах, на незаконченность реестрования. В течение трех лет Москва воздерживалась от реализации своих прав. А за это время, гетман и старшина, распоряжаясь, как полные хозяева, приобрели необычайный вкус к власти и к обогащению собирали налоги со всех слоев населения в свою пользу, судили, издавали общеобязательные приказы. Казачьи учреждения присвоили себе характер ведомств верховной власти. Появись московские воеводы в Малороссии сразу же после переяславской присяги, у казаков не было бы повода для такого эксперимента. Теперь они проделали его удачно и окрыленные успехом сделались смелыми и наглыми. Когда правительство, в 1657 г., решительно подняло вопрос о введении воевод и взимании налогов, Хмельницкий отказался от собственных слов в Переяславле и от речей своих посланных в Москве. Оказалось, что «и в мысли у него не было, чтоб царское величество в больших городах, в Чернигове, в Переяславле, в Нежине, велел быти своего царского величества воеводам, а доходы бы сбирая, отдавати царского величества воеводам. Будучи он, гетман, на трактатех царского величества с ближним боярином В. В. Бутурлиным с товарищи, только домолвили, что быти воеводам в одном г. Киеве…».[41]

Смерть Богдана помешала разгореться острому конфликту, но он вспыхнул при преемнике Хмельницкого Иване Выговском, начавшем длинную цепь гетманских измен и клятвопреступлений. В его лице старшина встала на путь открытого противодействия введению царской администрации и, тем самым, на путь нарушения суверенных прав Москвы. «Воеводский» вопрос приобрел исключительное политическое значение. Строго говоря, он был причиной всех смут заполнивших вторую половину XVII века. Воеводы сделались страшилищем, кошмаром преследовавшим казачью старшину во сне и наяву. Малейший намек на их появление повергал ее в лихорадочное состояние. Воеводами старались запугать весь народ, представляя их людьми жестокими, алчными, бессердечными; говорили, будто они запретят малороссам ношение сапог и введут лапти, что все население погонят в Сибирь, местные обычаи и церковные обряды заменят своими москальскими, крестить младенцев прикажут посредством погружения в воду, а не обливанием… Такими россказнями москвичам создали репутацию задолго до их появления в крае.

Характерно для всей второй половины XVII века обилие жалоб на всевозможные москальские насилия. Но тщетно было бы добираться до реальных основ этих жалоб. Всегда они выражались в общей форме, без ссылок на конкретные факты и всегда исходили от старшины. Делалось это чаще в устной, а не в письменной форме на шумных радах при избрании гетманов или при объяснениях по поводу каких-нибудь казачьих измен. Ни в московских, ни в малороссийских архивах не найдено делопроизводств и расследований по поводу обид или притеснений учиненных над малороссами царскими чиновниками, нет указаний на самое возникновение таких документов. Зато много оснований думать, что их и не было.

Вот эпизод, относящийся к 1662 году. Наказной гетман Самко жаловался царю на московских ратных людей, которые, якобы, били, грабили переяславцев и называли их изменниками. По его уверениям, даже воевода кн. Волконский принимал в этом участие и мирволил буянам, вместо того, чтобы карать их. Но когда царь отправил в Переяславль стольника Петра Бунакова для сыска виновных — Самко отказался от расследования и приложил все усилия, чтобы замять дело. Он заявил, что иные обиженные пали на войне, другие в плену, третьим некого привлекать к ответственности, потому, что обидчики исчезли. Бунаков прожил в Переяславле месяц — с 29 мая по 28 июня — и за все это время привели к нему одного только драгуна, пойманного в краже. Его били кнутом на козле и провели сквозь строй. Призвав казачьих начальников, Бунаков спросил: будут ли наконец челобитные от переяславцев на московских ратных людей? Те отвечали, что многие переяславцы уже помирились со своими обидчиками, а новых челобитий, по их мнению, скоро не будет и потому они полагают, что ему, Бунакову, нет смысла проживать здесь долее.[42] На глуховской раде, при избрании в гетманы Д. Многогрешного, в 1668 году, царский посланный кн. Ромодановский в ответ на заявления старшины о том, что служилые люди устраивают пожары с целью грабежа, — говорил: «О том великому государю не бывало ни от кого челобитья ни прежде сего, ни в последнее время; если же бы челобитье такое было, против челобитья был бы сыск, а по сыску, смотря по вине, тем вором за их воровство и казнь учинена была бы. Знатно, то дело ныне затеяли вы, чтоб воеводам в городах не быть».[43] Гетман и старшина не нашлись, что на это возразить. Не получив отражения в актовом, документальном материале, злоупотребления царских властей расписаны, зато, необычайно пышно, во всякого рода памфлетах, воззваниях, анонимных письмах, в легендарных историях Украины. Этого рода материал настолько обилен, что соблазнил некоторых историков XIX века, вроде Костомарова, принимавшего его без критики и повторявшего в своих ученых сочинениях версию о злоупотреблениях московских властей.

Что московская бюрократия XVII века не может служить образцом добродетели, хорошо известно. Но какова бы она ни была у себя дома, она обладала редким политическим тактом в деле присоединения и колонизации чужих земель. В противоположность англичанам, португальцам, испанцам, голландцам, истреблявшим целые народы и цивилизации, заливавшим кровью острова и материки, Москва владела тайной удержания покоренных народов не одним только принуждением. Меньше всего у нее было склонности применять жестокие методы в отношении многочисленного, единокровного, единоверного народа малороссийского, добровольно к ней присоединившегося. Правительство царя Алексея Михайловича и все последующие превосходно знали, что такой народ, если он захочет отойти, никакой силой удержать невозможно. Пример его недавнего отхода от Польши у всех был в памяти. В Москве, поэтому, ревниво следили, чтобы чиновники попадавшие в Малороссию, не давали своим поведением повода к недовольству. От единичных, мелких злоупотреблений уберечься было трудно, но борьба с ними велась энергичная. Когда стольник Кикин, в середине 60-х годов, обнаружил, что в списках податного населения попадаются казаки, занесенные туда по небрежности или по злой воле царских писцов — оным писцам учинено было строгое наказание. Такому же сыску и наказанию подверглись все переписчики замеченные в лихоимстве, по каковому поводу гетман со всеми полтавскими казаками приносили царю благодарность. В Москве следили за тем, чтобы малороссиян, даже, худым словом не обижали. После измен гетманов Выговского, Юрия Хмельницкого, Брюховецкого, после бесчисленных переходов казаков от Москвы к Польше, от Польши к Москве, когда самые корректные люди не в силах были сдерживать своего раздражения на такое непостоянство, некоторые русские воеводы, в прилегающих к Украине городах, взяли привычку называть приезжавших к ним для торга малороссов изменниками. Когда в Москве об этом стало известно, воеводам был послан указ с предупреждением, что «если впредь от них такие неподобные и поносные речи пронесутся, то будет им жестокое наказанье безо всякой пощады». Даже самых знатных особ резко одергивали за малейшее нарушение малороссийских «вольностей». До нас дошла отписка из Москвы на имя кн. М. Волконского — воеводы Каневского. В 1676 году, этому воеводе попался в руки лазутчик с правого берега Днепра, признавшийся, что ходил от враждебного гетмана Дорошенко с «воровским листом» к полковнику Гурскому. Это же подтвердил и слуга полковника. Волконский, не предупредив левобережного гетмана Самойловича, которому подчинен был Гурский, начал дело о его измене. Самойлович обиделся и пожаловался в Москву. Оттуда Волконский получил отставку и выговор: «То ты дуростию своею делаешь негораздо, вступаешься в их права и вольности, забыв наш указ; и мы указали тебя за то посадить в тюрьму на день, а как будешь на Москве, и тогда наш указ сверх того учинен тебе будет».[44] Запрещал и Петр попрекать украинцев изменой Мазепы. В некоторых важных случаях он грозил даже смертной казнью за это.

При таких строгостях и при таком уважении к дарованным им правам, казаки имели возможность мирным, лояльным путем добиваться устранения воеводских злоупотреблений, если бы таковые были. Но злоупотреблений было меньше, чем разговоров о них. Московская администрация на Украине, не успев появиться и пустить корни, была форменным образом вытеснена оттуда. Не она нарушала дарованные украинцам права и привилегии, а казачество постоянно нарушало верховные права Москвы, принятые и скрепленные присягой в Переяславле.