Эльга Лындина - Олег Меньшиков

• Название: Олег Меньшиков
• Автор: Эльга Лындина
• Жанр: История

---

Об этом выдающемся танцовщике мы тогда знали очень мало, стали собирать документы. Привлекли Александра Феклистова, художника и сценографа Павла Каилевича - очень талантливых людей. Стали все это изучать, читать и думать, кто же нам сможет написать пьесу о Нижинском. Ведь не бытовая пьеса нам нужна - не биография Нижинского, а скорее, сценарная основа нашего восприятия этой личности. И тогда Олег вспомнил об Алексее Бурыкине молодом артисте, который пишет стихи. Он написал первые восемь страниц, и мы заключили с ним договор.

С этого все и началось.

- В "Нижинском" автор пьесы указан. В "Башмачкине" (следующий, очень интересный, своеобычный спектакль "БОГИСа" по "Шинели" Гоголя с Александром Феклистовым в главной роли.- Э. Л.) его уже нет - есть "сочинители спектакля". А вот имени режиссера нет ни там, ни тут...

- Как вы поняли, я с самого начала ставила на актеров. В стационарном театре актеры - самые бесправные люди: все зависит от всех, только не от них. И я решила, что в антрепризе интерес актеров, их индивидуальность должны найти благоприятную почву. Уже при чтении пьесы сложилась атмосфера импровизации, ребята увлеклись, сочиняли мизансцены. Причем не один раз все менялось в зависимости от того, какое помещение для спектакля удавалось найти. Нам нужна была малая сцена, камерная, в старинном особняке, а в Москве его найти непросто: только что-то образуется - и рухнет. Потом Олег придумал "окно", в которое он выпрыгивает-вылетает после финальной фразы: "А вы видели когда-нибудь "Видение розы"? Я видел..." И мы уже искали помещение с окном на сцене. Им стала бывшая Поливановская гимназия на Пречистенке - великолепное здание, очень в духе времени, в котором жил Нижинский.

А режиссеров мы приглашали, но так уж получилось, что многое было уже придумано, наработано, даже декорации. Один режиссер в связи с этим "зажался", с другими общего языка не нашли.

...Когда мы только начинали, "на берегу", что называется, договорились: будет успех или нет, играем "Нижинского", скажем, в Москве сорок раз, столько-то в Санкт-Петербурге. И все. В России его больше играть не будем... Спектакль записан на видео, есть любительский ролик. Мы с нежностью вспоминаем о времени работы над постановкой, как о самом прекрасном в нашей жизни. Но если скажет завтра Олег Меньшиков, что хочет играть Гамлета, будем репетировать "Гамлета"37.

...Галина Борисовна Боголюбова давала это интервью что-то через год после выхода спектакля. Увы, не состоялось сорока представлений "N" в Москве, играли нечасто, всего три месяца. Премьера в феврале 1993 года. А в апреле все завершилось недолгими гастролями в Санкт-Петербурге. На том была поставлена точка.

Меньшиков, по его признанию, вообще не любит долго играть одну роль. И все же обидно, что спектакль необыкновенного изящества, редкостной внешней и внутренней грации так мгновенно практически исчез со сцены, оставив после себя только воспоминания счастливцев, увидевших "Нижинского". Мне до сих пор кажется, что я ощущаю тот удивительный аромат, который заполнял зал и маленькую сцену на Пречистенке. Кажется, будто чуть увядшие розы еще пытались жить и говорить с нами...

Но вернемся от лирики к реалиям недавнего прошлого.

Все же назовем режиссеров. Их имена в принципе и тогда были известны в театральном мире, те, кто начинал и покинул репетиционный зал "N". Иван Поповски мирно оставил актеров вскоре после начала работы. Были и Петр Фоменко, и Эдуард Радзюкевич... Отчего все они достаточно спокойно покидали двух очень одаренных актеров, Меньшикова и Феклистова? Возможно, потому что умные и самостоятельные артисты изначально очень точно определили для себя весь расклад будущего спектакля. Режиссерам оставалось в такой ситуации либо абсолютно, незыблемо принять трактовку артистов, либо уйти, оставив их наедине с собой, дав им полную волю. Что и произошло. Некоторые театральные критики усматривали в этом победу "актерского" театра над "режиссерским", чуть ли не некое знамение времени. Но стоило ли так обобщать? Скорее, то был частный случай, давший великолепный результат еще и потому, очевидно, что режиссерское начало присуще и Меньшикову, и Феклистову. Позже Меньшиков вернется к режиссуре. В чем-то, вероятно, опираясь на опыт "Нижинского". Режиссирует и Феклистов.

Репетировали не щадя себя. В январе 1993 года Олег Меньшиков заболел воспалением легких. Через два дня встал, несмотря на протест близких, и вернулся на репетиционную площадку, не желая терять ни дня.

...Спектакль начинался, собственно, уже в те минуты, когда зритель переступал порог бывшей Поливановской гимназии (сейчас там музыкальная школа). У входа можно было купить очаровательную книжечку-программу, коричнево-охристую, напечатанную на плотной, матовой бумаге, какую теперь не встретишь... С портретами Нижинского, актеров, всех людей, создававших спектакль.

Потом была лестница с оградой из железных кружев. Фойе с колоннами. Зал, наверное, мест на сто пятьдесят... И все вместе сразу рождало атмосферу, в которой доверчивая и доверительная исповедь "N" - Нижинского оказывалась предельно естественна. В декорациях Павла Каплевича слышались голоса Бенуа, Бакста, Сомова... Серебряный век постепенно занимал собою пространство.

Постановка "N" была закономерна в начале 90-х, когда люди устали, изверившись в том, что принесли им годы резкого постсоветского слома. С экрана телевизора беспрестанно слышались обвинения живым и мертвым. В Думе росла оппозиция, чего-то без конца требовали от народа взлетевшие по карьерной лестнице бойкие политизированные дамы. Между тем наша жизнь становилась все мрачнее, скуднее и безнадежнее.

Оттого так хотелось вернуться, отворачиваясь от неверности, судорожности и фрагментарности нового времени, к людям, которых по-настоящему коснулась Божья десница, приблизиться к ним. Пусть обыкновенный человек не в силах вознестись к Престолу, как тот, кого Господь наделил волшебным даром. Но услышать о его странной, трагической судьбе - уже одно это давало возможность ощутить живую связь между Землей и Небом. Мне кажется, именно строки Анны Ахматовой могут донести ту радость, светлую тишину в душу, которые приходили во встрече с Нижинским:

Когда от счастья томной и усталой

Бывала я, то о такой тиши

С невыразимым трепетом мечтала,

И вот таким себе я представляла

Посмертное блуждание души38.

Прекрасной тишиной веяло от пастельных тонов декораций, сероватых, бежевых, неярко-белых... От мраморных колонн (потом окажется, что они декорированы под мрамор, на самом деле великолепно имитировавшая камень оболочка была наполнена воздухом). Поднебесный мир увлекал, вовлекал, заставляя забыть обо всем другом...

И выбегал Нижинский.

Олег нисколько не похож на Нижинского. Как ни странно, о великом танцовщике его современники вспоминают, как о "коротеньком", "большеголовом", с татарскими чертами лица. Правда, на фотографиях Нижинский чаще всего запечатлен в ролях - там он изыскан, утончен. Разве что заметен его небольшой рост, что, к слову сказать, нормально для балета. Когда вглядываешься в застывшую пластику этих снимков, осознаешь, что Меньшиков не копирует своего героя, но в уникальном даровании Нижинского есть то, что принципиально созвучно лейтмотиву спектакля: поэтика фантастических видений, прекрасные химеры, погибающие в соприкосновении с действительностью. Это была тема танцовщика в лучших его ролях. Он исповедовал силу романтической мечты, чем более всего пленял зрителей.

Не позволив себе (что очень разумно) ни разу появиться в хореографическом эпизоде, пусть секундном, Меньшиков принципиально выигрывает. Он выбегает, произносит первые фразы - он весь так открыт, так верит всем, кто его сейчас слышит, так априори благодарен им за то, что они немедленно, сейчас же разделят с ним всю его боль, муку, взлеты, его крах, что невозможно не отозваться на его зов. Ребенок, дитя, так и не успевшее убедиться в пошлости, низости, вероломстве мира, предающего с особой безнаказанностью самые доверчивые натуры. Нижинский свободен - во всем... Меньшиков никогда еще не играл подобной свободы - от всего. Свободы, какой просто не бывает и не может быть в действительности, но она приходит к безумцам. Для них стерты границы возможного и невозможного, желанного и неосуществимого ни при каких обстоятельствах. Поэтому Нижинскому легко. Поэтому он может так естественно общаться с призраками, вызванными из былого его воображением, памятью, безумной волей. И поэтому он с такой смелостью уподобляет себя Богу. Бог есть любовь. А Нижинский у Меньшикова действительно умирает, сжигает себя в любви к человечеству, как бы несовершенно оно ни было.

"Я вижу людей насквозь. С ними мне говорить не надо, чтобы понять: я вижу людей насквозь. Они возражают мне..."

В самом деле, кто-то возражает, пытается оспорить гения. Но он, слушая их, видит за словами нечто большее. Французский философ прошлого века Жюль Мишле полагал, что гений, как и Христос, должен возвышаться над обществом, что он, гений, творит историю, в общем, оказываясь вне ее. Свободная одаренность художника высшей пробы такова. Такова она и у Нижинского-Меньшикова: актер поразительно чувствует и передает эти "над" и "вне". Тем более что ощущение "вне" Меньшикову вообще близко и не раз им донесено в той или иной степени в предыдущих его ролях.