Хосе Бергамин - Лопе - земля и небо Испании. Эссе из книги “Приглушенный голос”

• Название: Лопе - земля и небо Испании. Эссе из книги “Приглушенный голос”
• Автор: Хосе Бергамин
• Издательство: Журнал "Иностранная литература" № 12
• Жанр: Критика
• Год: 2011
• ISBN: 0130-6545

---

Однако вернемся к Лопе, вернее последуем за нашим Лопе де Вега, полагавшим справедливой свободу и свободной правду, ведь его учителем стал тот самый испанский народный гнев, бунтарски требовавший свободы и правды. Научившись творить новый порядок, он усвоил — по его собственным словам — и то, что революция несомненно является единственной причиной, единственным законом, единственным законным источником всякого нового порядка:

Я пишу согласно вкусу, изобретенному
Теми, кто толпы рукоплесканий ищет,
Ведь если платит чернь, справедливо
Нести чушь, чтобы доставить ей удовольствие.

Поскольку полагая, что гнев
Зрителя-испанца не угомонится,
Коль не изобразят ему за два часа
События от Бытия до Страшного суда,

Решаю так — коль должно вкусу угодить его,
Все, чем достигнем этой цели, справедливо.

Часть этих утверждений очевидно отдает пустословием.

Что справедливого в том, чтобы так вольно отзываться на капризные требования, которые к тому же кажутся нам глупыми и вульгарными?

Как кажется, нет ничего более демагогического, чем эти слова, однако, в действительности, нет и ничего более революционного, чем повиновение нашего поэта народной воле, бунтующей столь причудливо, что понятия свободы и справедливости в ней оказываются неразличимыми и, по сути, неотличимыми от инстинкта. Жизненного инстинкта, инстинкта раздражаться, беспокоиться, гневаться, «коль не изобразят ему за два часа / События от Бытия до Страшного суда». Другими словами, потому что народ хочет и хочет всего в один момент, и этот момент — настоящее, всегда настоящее. Иного времени он не хочет.

Испанская публика нашего Лопе, свободная и мятежная, не хочет терять время. Она не желает, чтобы время проходило, она не желает видеть его уходящим. Чего хочет публика, так это чтобы времени не было. Чего она хочет, так это уничтожить время. Она жаждет быть, существовать, она желает жить вечно. Она желает длить и продлевать: оставаться. В конце концов, она не хочет умирать. Она желает, чтобы ей рассказывали сказку, которая никогда не заканчивается, как детям — еще и еще раз. Публика желает звезд, ей нужна нескончаемая революция.

Обычай и полет, справедливость и свобода — именно они лежат в глубине этой извечной яростной воли. Потому и сумел Лопе обнаружить глубоко в основании этого инстинктивного способа существования своего народа сам народ, народ собственной персоной. Народ — собственной персоной, ибо народ — личность, а не толпа. Народ — не масса. Когда народ становится массой, он перестает быть народом, ведь тогда он перестает быть личностью, превращаясь в нечто инертное, без правды, без свободы. Нет ничего легче, чем управлять подобной массой, народом, сбившимся в массу. Это самый бездарный из Маккиавеллиевых секретов всех современных тираний. Напротив, нет ничего более сложного, более невозможного, чем противостоять воле, святейшей воле народа, народа собственной персоной, народа свободного и требующего справедливости.

Лопе удалось отразить этот драматический народный характер в своем театре — он всегда там. Я вновь вспоминаю «Фуэнте Овехуну», драму о народе как личности, о народе в его драматических судьбах.

И сам Лопе был человеком народным, революционным. Для нас Лопе, человек пера, стал мерилом свободной личности: он воплотил и утвердил своим словом — своей поэзией, своим театром — ту самую волю и извечную мятежность духа, которые и есть сам народ. Святая божественная воля, отразившаяся в невидимом отзвуке народного голоса, еще доносится до нас в шлейфе его полета, над землей, под небесами его Испании, она и есть наша Испания. Испания, нация которой — народ, потому что народ всегда нечто сегодняшнее, постоянное (тем самым он революция, а не эволюция; дух, а не буква); народ всегда есть, нарождающийся, возрождающийся вновь, он лишь тень прошлого, как ребенок. Ведь это безмолвная и трепетная полнота грядущего; мрачное обещание, что взорвет будущее.

Если Лопе живет среди нас, то только потому, что жив народ и живы в нем тот гнев, то нетерпение, то воодушевление, что взбунтовали нашего поэта, подняли его голос, как перо, вознесли его голос — в самую высь, в самую даль, чистую и сверкающую, в воздух, в небеса нашей Испании.

Кто сумеет — спрашивает нас Лопе — остановить полет птицы?

Кто, приоткрывая воздушный
занавес, задержит полет птицы,
забрызгивая частичками свинца лазурный
плащ, на который я натолкнулся, пролетая?

Я пытался едва лишь приоткрыть — едва приподнимая с превеликими усилиями, дуновением воздуха или в воздухе, — этот «воздушный занавес» нашего Лопе, не затем, чтобы «задержать полет птицы», — Лопе был нешуточной птицей! — но затем, чтобы явить вашему взору его вершинное место: над землей, под небом нашей Испании, чтобы показать его полет легким всполохом моей мысли, моими словами, этим словесным залпом в воздух, «частичками свинца», почти не коснувшимися «лазурного плаща», на который наш поэт «натолкнулся, пролетая», словно птица. Это небесный лазурный плащ его свободы, свободы по-революционному оправданной соответствием обновленному духовному порядку.

Я не хотел «вытаскивать» из Лопе ничего, кроме того что о нем говорят обычно. Я взял очевидную идею, несерьезную, самую легкую, давнюю идею. Легкая и быстрая мысль, несерьезная мысль, давняя мысль — это и есть самая подходящая идея в разговоре о Лопе де Вега, о поэте, о человеке пера. Самая верная, самая справедливая, самая точная: своей беспечностью, стремительностью, древностью и легкостью, своим витанием в воздухе, своей невесомостью и отдаленностью.

Идея, вызванная в памяти его словами, воплотившимися в живые образы его почвы и его полета: плоть и дух Испании. Идея, отразившая сладостный образ нашего народного поэта, человека пера, свободного и мятежного испанца.

Бургос, 1935 г.

Примечания

1

Эпиграф из пьесы Кальдерона «Жизнь есть сон». Перевод К. Бальмонта. (Здесь и далее — прим. перев.)

2

Бергамин использует и противопоставляет буквальный смысл выражений «hombre de pluma», «hombre de letras» (ucn. «писатель»), поэтому в тексте дан их дословный перевод.

3

Бергамин цитирует первую строку четверостишия поэта-романтика Густаво Адольфо Беккера, звучащую в переводе М. Квятковской так: «Вздохи — всего лишь ветер и с ветром по свету бродят…»

4

Из работы английского писателя, историка и философа Т.Карлейля «Герои, почитание героев и героическое в истории».