Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке

• Название: 100 рассказов о стыковке
• Автор: Владимир Сыромятников
• Издательство: Логос
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-94010-226-3

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.

В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.

Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.

Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.

Для широких кругов читателей.

---

Надо было снова собираться в дорогу, чтобы принять участие в испытаниях уплотнения стыка, запланированных в Калифорнии, в космическом отделении фирмы «Рокуэлл». Уайт предложил нашей небольшой хьюстонской группе — Боброву, Криси и мне — вылететь в «Эл–Эй» (так американцы называют свой западный мегаполис) заранее, с остановкой на ночь в столице азартных игр Лас–Вегасе. Откровенно говоря, я опасался этого коварного логова капитализма и, наверное, правильно делал. Судя по событиям следующего, 1974 года, из этой развлекательной поездки могли раздуть нешуточное дело. Но соблазн взглянуть на американский центр развлечений все же оказался слишком велик, и мы договорились вылететь в воскресенье рано утром, провести там время лишь в дневном разврате, исключив таким образом все ночные соблазны, и, не оставив следов в виде гостиничных и других квитанций, на следующее утро приступить к работе.

В тот раз Богу не было угодно покарать нас за нарушение режима, социалистической морали и коммунистических заповедей даже в таком урезанном варианте. Пожалуй, в этой истории есть что?то мистическое.

Позавтракав и успев ранним утром сыграть в футбол, мы выехали в аэропорт. В автомобиле у Боброва начались резкие боли в животе, рвота. Мы несколько раз останавливались. В аэропорту обнаружилось, что наш рейс в Лас–Вегас почему?то отменили. Пока ждали следующего рейса, Евгению снова стало плохо. Пришлось вызвать «скорую помощь», которая отвезла его в больницу. Рентген не обнаружил никаких аномалий, нашему больному снова полегчало, и вся команда двинулась дальше. Несмотря на то, что Боброва выпустили из больницы с неясным диагнозом, наш собственный консилиум дал частное определение: виноваты казенные бананы с молоком и творогом, а футбольная «болтушка» усугубила отторжение инородных продуктов. За медицинские услуги, оказанные советскому любителю азартных игр, на адрес «Вебстер–виллы» еще несколько месяцев приходили солидные счета. Мы их направляли в НАСА.

Кто?то может не поверить, что мне все?таки удалось попасть в этот самый Лас–Вегас, и опять же необычным медицинским путем. Поздней осенью 1999 года я возвращался в Москву из Сан–Диего через Нью–Йорк. Через час после отлета неожиданно объявили, что самолет должен совершить вынужденную посадку в Лас–Вегасе в связи с тем, что одному из пассажиров стало плохо: у него начались резкие боли в животе. Сыграть в азартные игры мне, правда, тогда не пришлось, однако при заходе на посадку и на взлете я налюбовался панорамой этого необычного города, расположенного, как оказалось, в пустыне. Возможно, третьего раза не избежать, ведь Бог троицу любит.

Большой Лос–Анджелес разделен на ряд административных центров. В одном из них, в «Дауни», размещался космический «Рокуэлл». Там к нам присоединилась московская группа специалистов во главе с В. А. Поделякиным.

Владимира Андреевича назначили помощником Бушуева еще в 1971 году. Он отвечал за вопросы безопасности, что было известно и своим, и, думаю, американским коллегам. Вначале, как упоминалось, Поделякина внедрили в РГ2, но эта наивная игра вскоре как будто закончилась, и его официально определили в штаб руководства ЭПАСом. Все участники проекта были единодушны в том, что нам повезло иметь на таком посту образованного инженера, закончившего МВТУ, человека с широким кругозором, это было настоящей удачей. Еще важнее, что Поделякина отличали высокие моральные качества и настоящее чувство товарищества. Он обладал также хорошим чувством юмора (первый признак интеллекта), а его английский был продвинутым до рабочего уровня. Остаток той золотой осени мы прожили вместе.

Первое посещение Лос–Анджелеса оставило большое впечатление, хотя погода в те дни в солнечной Калифорнии не баловала: шли дожди и было прохладно. Это нас не остановило. Мы стремились посмотреть как можно больше и, конечно, увидели Голливуд, с его кругосветным шоу (Universal Studio), Голливудский бульвар и фешенебельный Беверли–Хилз. В Диснейленде советские технари, как дети, резвились на аттракционах, захватывающих бобслеях, в те времена еще не таких убийственных, какими они стали 20 лет спустя. Прохладная погода и совсем холодная вода не остудили наш пыл, и самые смелые искупались в Тихом океане. После этого мне ничего не оставалось делать, как произнести зажигательную речь в ресторане, построенном на сваях над океаном. Вспомнив свое посещение Дальнего Востока пять лет назад, я сказал о том, что наши народы живут на разных берегах самой широкой реки на Земле, названной очень образно Пасифик, значит, мы тоже должны быть пацифистами. Итак, за мирный космос! Ура! Конечно, все аплодировали, пили калифорнийское вино и заедали его самым вкусным, по общему признанию, бифштексом.

За одну неделю мы очень много увидели и сделали, в первую очередь для испытаний космического уплотнения.

Создание уплотнения стыка — это еще одна примечательная страница АПАСа, так же как сам АПАС стал большой главой проекта ЭПАС в целом. Впервые при создании герметичных конструкций были применены резиновые кольца, которые располагались на торцах обоих стыковочных шпангоутов, причем на каждом из них, то есть на «Союзе» и «Аполлоне», было по два кольца. При стыковке эти кольца соприкасались, ложились друг на друга. Мы их так и называли — резина по резине. С технической точки зрения было достаточно двух колец на одном из торцов, или даже одного кольца. Два — это дублирование, это — для надежности, это — так называемое двухбарьерное уплотнение. Четыре кольца — это уже инженерная экзотика, это — андрогинность стыка.

Еще одна особенность конструкции уплотнения состояла в том, что резиновые кольца улетали в космос совершенно открытыми, незащищенными. До стыковки они подвергались сначала воздействию разряженной атмосферы при запуске ракеты, а затем открытого космоса: и вакуума, заполненного атомарным кислородом и другими агрессивными частицами, и Солнца, с его ультрафиолетом и излучением других частей видимого и невидимого спектра. Резиновые кольца должны были «стоять», как говорили наши материаловеды, при всех условиях, должны были обеспечить герметичность. Среди этих специалистов выделялась Е. Ухова, с которой мы много сотрудничали и у нас в Подлипках, и в НИИ РП (резиновой промышленности), и даже в Обнинске, городе атомщиков. Квалифицированного специалиста, притом симпатичную женщину, конечно, в Америку не пустили.

Еще одна, можно сказать символическая, особенность советско–американского уплотнения состояла в том, что наше было красного цвета, а у наших коллег — голубого. Такие цвета выбирали не специально, они определялись составом резины, каждый шел своим путем.

Испытания на герметичность в Лос–Анджелесе прошли успешно, после чего вся команда вылетела в Хьюстон. Здесь калифорнийская группа завершила подготовку материалов для отчета и подписала итоговый протокол.

Не обошлось, конечно, без футбола. Москвичи, возглавляемые «профессионалом» Евгением Духовским, не смогли ничего противопоставить тренированным хозяевам поля и проиграли. Это не помешало всем нам отметить встречу и традиционно выпить за общий успех.

Домой москвичи уехали в самом конце ноября.

Тем временем в Центре Джонсона продолжались динамические игры. Но, несмотря на то что трудности с гибридным стендом преследовали нас до конца, к началу декабря мы завершили программу динамических испытаний.

В целом наша жизнь текла довольно гладко. В декабре стало прохладно, а ночью — даже холодно. Я один продолжал купаться в бассейне по утрам. Именно тогда Евгений Лебедев — наш знаменитый динамик, возглавлявший работы по математическому моделированию стыковки, утром по пути на работу, проявив, можно сказать, научный подход и сопоставив весьма отдаленные явления, воскликнул: «Эврика! Братцы, профессор?то у нас, оказывается, моржовый». Примерно так рождались многие научные открытия, а юмор помогал скоротать время вдали от дома.

Слава Богу, за три с лишним месяца никто из нас не заболел, если не считать инцидента с «болтушкой» Боброва, а вот стричься периодически требовалось всем. Наш механик, крестьянский сын Валентин Руненков, овладел еще одной древнейшей специальностью. А может, он просто развил свой талант, благо практики оказалось достаточно, одним словом, он стал нашим придворным парикмахером. Когда пришла моя пора, я стал обдумывать варианты. Вроде бы профессору, да еще моржовому, требовалось более профессиональное обслуживание. В качестве одного из советников выступал все знавший Роберт Уайт, которого мы иногда звали Боб Белый. Он не обижался. Боб посоветовал испытать настоящего американского парикмахера и даже объяснил, как его найти. Как оказалось, в Америке имеется специальный знак, так называемый barber pole (столб цирюльника), точь–в-точь как наш пограничный столб, раскрашенный косыми черно–белыми полосами. Поскольку пограничные столбы у них не популярны, космические конструкторы использовали эту символику для некоторых важных транспарантов, например, в пульте управления «Аполлона» он так и назывался — barber pole light.