Элен Фисель - Микеланджело Буонарроти

• Название: Микеланджело Буонарроти
• Автор: Элен Фисель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-51434-2

Итальянский скульптор, живописец, архитектор, поэт, мыслитель, величайший мастер эпохи Ренессанса, гений Микеланджело Буонарроти – герой этой книги. По масштабу деятельности лишь самые избранные из великих творческих личностей могут быть поставлены в один ряд с Микеланджело. Во всем мире его имя ассоциируется с фреской «Сотворение Адама», статуями Давида и Моисея, собором св. Петра в Риме…

Микеланджело был удивительным человеком, и жизнь его была не менее удивительной. Он знал, чего хотел, шел к своей цели, не щадя ни себя, ни окружающих, став первым скульптором, показавшим в мраморе всю красоту человеческого тела. Каким он был в жизни, от чего страдал, что ненавидел, кого любил? Обо все этом и многом другом из жизни великого Микеланджело расскажет вам эта книга.

---

Старый Лодовико в том же письме выступил пророком. Он сказал: «Пока ты молод, это еще пройдет; но когда ты таковым уже не будешь, болезни и немощь вдруг все повылезают в один день»68.

Переписка с сыном дает нам картину добрых полутора десятков опасных болезней: мигрени, депрессии, ревматической горячки, почечных колик, подагры, кровоизлияний в мозг, язвы желудка, сердечного приступа, зубной боли. и это не считая перелома ноги при падении с лесов Сикстинской капеллы. Впрочем, все это действительно навалится на Микеланджело позднее, а в 1504 году, когда был закончен «Давид», скульптору исполнилось всего двадцать девять лет.

Противоречия харатера Микеланджело не нравились многим. Своим вечным сарказмом он просто притягивал к себе врагов. Он не умел играть словами, а его реплики часто граничили с жестокостью.

Осторожность чередовалась с приступами ярости. Вот, например, какой разговор произошел у него однажды с Леонардо да Винчи. На улице Флоренции люди обсуждали какой-то пассаж из Данте и попросили Леонардо прояснить им его смысл. В этот момент мимо проходил Микеланджело.

– Вот кто объяснит вам смысл этих стихов, – сказал Леонардо.

Микеланджело же, решив, что над ним смеются, ответил:

– Объясняй сам, ты, человек, который сделал модель коня, но даже не сумел отлить его в бронзе и бросил эту затею!

Леонардо покраснел, но промолчал. Микеланджело, готовый к ссоре, бросил:

– Лишь тупоголовые миланцы могут думать, что ты способен создать подобное!

Чтобы было понятно, Микеланджело имел в виду конную статую Франческо Сфорца, отца герцога Миналского, от которой осталось лишь несколько эскизов. Она никогда так и не была отлита в бронзе, а ее гипсовую модель уничтожили в 1499 году при сдаче Милана войскам Людовика XII. На самом деле, Леонардо да Винчи сделал полноразмерную модель статуи, но такой величины, что для ее отливки потребовалось бы сто тысяч фунтов бронзы. Всегда стремившийся к совершенству, он отказался делать статую по частям и потерял много времени в поисках новой техники литья. А затем Милан попал в руки французов, и замечательная модель конной статуи погибла.

Но Микеланджело ничего этого и знать не хотел. В тот момент ему просто нужно было прилюдно оскорбить конкурента, и ему это удалось.

«А ведь Леонардо, – пишет его биограф А. Гастев, – ни поступками, ни поведением, ни какими бы то ни было публичными высказываниями не давал повода заподозрить его в неприязни к тому, кто решительно во всем от него отличался, а сходство имел только в исключительности своего дарования»69.

Этот же автор, между прочим, говоря о Микеланджело, подчеркивает, что ему были свойственны «сварливость характера и бесцеремонная придирчивость по пустякам», а также делает вывод о том, что «поступки говорят о человеке больше и правильней слов»70.

Микеланджело не было и тридцати, но уже к этому возрасту его тяга к одиночеству усугубилась полным неприятием своей уродливости. Это, кстати, оказалось первой из причин его ненависти к Леонардо да Винчи, человеку весьма красивому, всегда изысканно и ярко одетому, обладавшему великолепной, ниспадающей на грудь бородой.

Этот портрет представляет собой прямую противоположность внешнему виду Микеланджело, который всегда был одет во все черное и носил какие-то продавленные фетровые шляпы. Послушаем Джорджо Вазари:

«Лицо он имел круглое, лоб четырехугольный и широкий, с семью пересекающими его морщинами; а виски выступали намного шире ушей, уши же, довольно большие, не прилегали к щекам; лицо было пропорционально довольно крупному телу, нос был немного приплюснут, как говорилось в жизнеописании Торриджиано, сломавшего его ударом кулака, глаза, пожалуй, небольшие, цвета рога с желтоватыми и голубоватыми искорками, брови негустые, губы тонкие, причем нижняя была потолще и немного выдавалась вперед, подбородок хорошо соответствовал остальному, борода и волосы были черные с проседью, борода не очень длинная, раздвоенная и не очень густая»71.

Очень похож и портрет от Асканио Кондиви:

«Микеланджело имеет хорошее телосложение, скорее жилистое и костистое <…> Но, главное, здоровое от природы, благодаря как телесным упражнениям, так и воздержанию, будь то в плотских удовольствиях или в еде <…> Форма той части головы, которая видна в фас, круглая, так что над ушами она превышает полукруг на одну шестую. Таким образом, виски несколько больше выдаются, чем уши, а уши больше, чем щеки <…> Лоб в этом повороте четырехугольный, нос несколько вдавленный, но не от природы, а от того, что некто по имени Торриджиано ди Торриджиани, человек грубый и надменный, кулаком почти что отбил у него носовой хрящ, так что Микеланджело замертво отнесли домой»72.

А вот описание писателя и историка Дмитрия Мережковского:

«Это был Микеланджело Буонарроти. Особенное, почти отталкивающее уродство придавал ему нос, переломленный и расплющенный ударом кулака еще в ранней молодости, во время драки с одним ваятелем-соперником, которого злобными шутками довел он до бешенства. Зрачки маленьких желто-карих глаз отливали порою странным багровым блеском. Воспаленные веки, почти без ресниц, были красны, потому что, не довольствуясь днем, работал он и ночью, прикрепляя ко лбу круглый фонарик, что делало его похожим на Циклопа с огненным глазом посередине лба, который копошится в подземной темноте и с глухим медвежьим бормотаньем и лязгом железного молота яростно борется с камнем»73.

Публичный поединок

Большой Совет Флоренции, к счастью, не судил по внешнему виду. В апреле 1503 года, еще до того, как «Давид» был полностью закончен, Совет решил заказать Микеланджело двенадцать изваяний апостолов для собора (статуи следовало поставлять по одной в год). Одновременно с этим ему предоставили дом и мастерскую, хозяином которых он должен был стать по мере продвижения работы.

В результате апостол Матфей, едва начатый, так и остался незаконченным. Дело в том, что работа над заказом была прервана гонфалоньером Содерини, который, по настоятельной просьбе Микеланджело, горевшего желанием померяться силами с Леонардо да Винчи, убедил Большой Совет пригласить их обоих поработать одновременно над украшением зала заседаний во дворце Синьории. При этом, как говорят, Микеланджело согласился на оплату в три раза меньшую, чем его соперник.

Бенджамин Блеч и Рой Долинер в своей книге «Загадка Микеланджело» пишут:

«Соперники никогда не скрывали, что не уважают искусство друг друга. Леонардо критиковал новую тенденцию изображения чрезмерно крепких обнаженных мужчин – он говорил, что они похожи на «мешки, полные орехов», и сравнивал не в пользу первой шумную, грязную мастерскую скульптора, где все было в обломках мрамора, в пыли, в поте, со спокойной, чистой, аккуратной мастерской художника, где «можно слушать прекрасную музыку», пока работаешь. Микеланджело, со своей стороны, даже не пытался скрыть неприязнь к двумерной «ложности» рисования»74.

А вот Мережковский объясняет причину соперничества этих двух выдающихся людей следующим образом. Прежде всего, «флорентийцы объявили Микеланджело в искусстве ваяния соперником Леонардо, и Буонарроти без колебания принял вызов»75. Но это было не просто соперничество двух великих художников. Это была ненависть. По крайней мере, со стороны Микеланджело. В своей книге о Леонардо да Винчи Дмитрий Мережковский пишет:

«Чем большую кротость и благоволение встречал Буонарроти в сопернике, тем беспощаднее становилась ненависть его. Спокойствие Леонардо казалось ему презрением. С болезненною мнительностью он прислушивался к сплетням, выискивал предлогов для ссор, пользовался каждым случаем, чтобы уязвить врага. Когда окончен был Давид, синьоры пригласили лучших флорентийских живописцев и ваятелей для совещания о том, куда его поставить. Леонардо присоединился к мнению зодчего Джульяно да Сан-Галло, что следует поместить Гиганта на площади Синьории, в глубине лоджии Норканьи, под среднею аркою. Узнав об этом, Микеланджело объявил, что Леонардо из зависти хочет спрятать Давида в самый темный угол так, чтобы солнце никогда не освещало мрамора и чтобы никто не мог его видеть. Однажды в мастерской, во дворе с черными стенами, где писал Леонардо портрет Джоконды, на одном из обычных собраний, в присутствии многих мастеров <…> зашла речь о том, какое искусство выше, ваяние или живопись, – любимый в то время среди художников спор. Леонардо слушал молча. Когда же приступили к нему с вопросами, сказал:

– Я полагаю, что искусство тем совершеннее, чем дальше от ремесла.

И с двусмысленной скользящей улыбкой своей, так что трудно было решить, искренне ли он говорит или смеется, прибавил:

– Главное отличие этих двух искусств заключается в том, что живопись требует больших усилий духа, а ваяние – тела. Образ, заключенный, как ядро, в грубом и твердом камне, ваятель медленно освобождает, высекая из мрамора ударами резца и молота, с напряжением всех телесных сил, с великою усталостью, как поденщик, обливаясь потом, который, смешиваясь с пылью, становится грязью <…> Тогда как живописец в совершенном спокойствии, в изящной одежде, сидя в мастерской, водит легкою кистью с приятными красками. И дом у него – светлый, чистый, наполненный прекрасными картинами; всегда в нем тишина, и работа его услаждается музыкою, или беседою, или чтением, которых не мешают ему слушать ни стук молотков, ни другие докучные звуки.