Данил Корецкий - Принцип каратэ

• Название: Принцип каратэ
• Автор: Данил Корецкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-235-00017-Х

В книгу вошли две повести молодого ростовского писателя. Автор строит их, несколько отходя от канонов и принципов детективного жанра, не придавая большого внимания столь устоявшейся в жанре традиции внешней событийности. Он «исследует» души своих героев, стремится показать истоки их нравственной деградации. Все они — люди «своего круга», погнавшиеся за мишурой: деньгами, вещами, кажущимся авторитетом. Не понимая, что, ничем большим не подкрепленная, их жизненная позиция шатка, они приходят к преступлению, как Золотов в повести «Свой круг», или к запоздалому осознанию своей человеческой несостоятельности (Колпаков в «Принципе каратэ»).

---

У каждого своя правда, свое представление о том, как надо жить на белом свете, и что самое интересное — каждый считает: уж кто-кто, а он живет правильно!

Квартал вдоль высокого — метров восемь — забора, свернуть за угол, в глухой желтой стене бронированная плита, запрещающе раскалена красная лампочка, вдавить кнопку звонка, приглушенный зуммер, лязг втягиваемого электромагнитом засова, одновременная вспышка зеленого сигнала, с усилием поддается тяжеленная дверь, войти в тамбур, подождать лязгающего звука за спиной, предъявить отгороженному решеткой дежурному удостоверение, выслушать традиционный вопрос: «Оружие есть?» — ответить, лязг следующего замка, открыть решетчатую дверь, войти  т у д а, лестницы, коридоры, оформление вызова, снова двери, замки, ключи, удостоверение контролеру — и вот я в следственном кабинете, подсознательно ощущая радостное чувство от того, что все эти двери, решетки, замки, посты, сигнализация, двойной контроль — для меня не препятствие, не помешают вернуться в обычную жизнь, как только захочу. В самом начале своей работы я испытывал почти физическое облегчение, выходя из этих давящих стен.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович!

В кабинет вплыла управдом Рассадина, изображая очаровательную улыбку, которая вызывала какие угодно чувства, кроме очарования.

— А я прямо из бани! Представляете, если бы я вышла к вам завернутой в полотенце?

Вот на кого обстановка следственного изолятора не оказывает угнетающего воздействия. Но если Рассадиной сказать об этом, она всерьез обидится.

— Нет, вы представляете: из бани, распаренная, в одном полотенце!

Маленькая, сутуловатая, похожая морщинистым не по годам лицом на обезьянку, Рассадина считала себя неотразимой женщиной. Укрепиться в таком заблуждении ей помогли любовники, на которых она потратила восемь тысяч рублей, добытых хищениями, взяточничеством, а порой и неприкрытым мошенничеством.

— Давайте не отвлекаться, Лариса Ивановна, Я хочу получить образцы вашего почерка.

— Да зачем это? Я же и так все признаю...

Действительно, Рассадина с первого допроса, как говорится на профессиональном сленге, «пошла в раскол». Не потому что раскаялась: привыкла плыть по течению и прикинула — так проще, не надо хитрить, держать в памяти оправдательные версии, противопоставлять доводам следствия правдоподобные выдумки, тем более что на них далеко не уедешь, а признание — надежное смягчающее обстоятельство, обязательно принимаемое судом в расчет.

— Порядок есть порядок.

Хороший следователь, профессионал, не ограничивается голым признанием, а всегда подпирает его объективными фактами. Я считал себя профессионалом, хотя вслух об этом, естественно, не распространялся. И сейчас, глядя на старательно воспроизводящую экспериментальные образцы почерка Рассадину, думал о другой обвиняемой — Марине Вершиковой, в деле которой достоверных доказательств, подтверждающих довольно сомнительное признание, так и не отыскалось.

— Хватит или еще?

Рассадина смотрела, как прилежная школьница на строгого учителя.

— Достаточно. Теперь подпишем протокол.

Когда с формальностями было покончено, Рассадина откинулась на жесткую спинку неудобного стула.

— Угостите сигареткой, Юрий Владимирович, да давайте поговорим за жизнь!

Специально для подследственных я носил крепкое курево. Рассадина разочарованно поморщилась, вытягивая из пачки «беломорину», но привычно смяла мундштук и жадно затянулась.

— Гадость, но продирает! Можно еще парочку?

Она вытряхнула пяток папирос, сунула за пазуху, улыбнулась.

— У одной новенькой почти полная пачка «Мальборо», никому не дает, по штучке в день смолит. Говорит, на днях выйду под расписку, что останется — вам оставлю. Хорошо, чтоб скорей, а то закончится...

Я перестал изучать исполненный обвиняемой текст, отложил бланки в сторону. Совпадение?

— У нас вообще девчонки дружные, веселые, анекдоты рассказываем, смешное сочиняем... Знаете, как мы это место называем? — Она потыкала корявыми пальцами во все стороны. — Санаторий «Незабудка». Правда, смешно? Кто здесь побывает, не забудет! — Рассадина хихикнула. — Томке недавно день рождения справляли, как раз у Люськи передача была, стол сделали, попели тихо. Камера хорошая, повезло, все девчонки честные, ни одна чужого не возьмет. Но вот перевели к нам одну цыганку, ну и стерва! Ворует, сплетни сводит, врет в глаза... — Она возбужденно жестикулировала. — Просыпаюсь утром — жует, спрашиваю что, говорит, хлеб, со вчера полпайки оставила. А Люська хватилась — куска сала нет, вот такого, с ладонь! Где сало? А она свои глаза наглые вытаращила и на меня показывает, божится, будто она меня застукала! Ну где же совесть? Вот я вас спрашиваю, вот как таких людей земля носит?

Я молча пожал плечами.

— А Люська вроде и не поверила, но смотрит с презрением... И в обед уже не угощалась, как водится! — Рассадина горестно вздохнула. — Вот так заведется в коллективе один нечестный человек, и никому веры нет!

— Если все честные, как же под стражей оказались?

Она поперхнулась дымом.

— Но ведь это ж совсем другое! Одно дело, когда по работе — у меня в домоуправлении, у Томки — в гастрономе, у Люськи — на базе, химичили себе понемногу, но в карман никому не лезли, не били, не убивали, разве ж можно сравнивать!

Возмущение Рассадиной было вполне искренним.

— И все девочки так! Правда, у Мэри получилось, кобель один на нож напоролся, так он к ней полез, сам виноват! У нее и статья легкая, и адвокат самый лучший... Она поперво́й, говорит, горевала, думала, забыл ее друг один, а как передал сигареты, поняла — помнит, вытащит, он какая-то важная шишка, все может... — Рассадина опять вздохнула. — Не то что некоторые...

Денег у нее не нашли, по слухам, она подарила автомобиль своему последнему «другу». И действительно — мордатый смазливый самец разъезжал в вишневой «шестерке», оформленной на двоюродного брата, но дата приобретения соответствовала предполагаемому времени дарения. Вызванный в прокуратуру «друг» потел, ерзал на стуле, горбился, уменьшая свой могучий остов, и решительно отперся от Рассадиной, и от автомобиля, и даже, по инерции, от брата, пояснив, что это никакой не родственник — посторонний человек, так как не является родным сыном жены дяди, а усыновлен ею. «Шестерка» у чужого человека действительно есть, он давал ему, самцу, кататься и даже оформил доверенность, но сам самец ни к машине, ни к деньгам на ее покупку, ни тем более к Рассадиной отношения не имеет.

Я и ожидал такого ответа, но Рассадина болезненно интересовалась результатами допроса, а узнав их, расстроилась и отвлеченно, поскольку никаких официальных показаний на «друга» не давала, высказалась про мужскую неблагодарность, бесчувственность и неумение любить. Получалось, она ждала благородного порыва: самец рассказывает правду, облегчая ее положение, отдает машину для конфискации в возмещение ущерба и сам проходит по делу как лицо, причастное к преступлению? Ну разве можно предположить такую сверхнаивность в прожженной и ушлой расхитительнице?

— В жизни чаще по-другому: с глаз долой — из сердца вон!

Она расстроенно закурила вторую папиросу, транжиря сделанный запас, глаза повлажнели.

Следствие как линза открывает в людях глубоко скрытые качества, оказывается, и у бесшабашной Рассадиной имеются в душе свои болевые точки. Они есть у каждого человека, только докопаться, достучаться ой как трудно! Часто и не удается...

Я отдал ей пачку «Беломора» и нажал кнопку звонка.

— Когда я уже в суд пойду? — обычным тоном спросила обвиняемая. — В любом санатории надоедает, в «Незабудке» тем более. Девчонки уходят — Томка, Люська, вот Мэри выскочит, с кем мне сидеть? Нужна же хорошая компания, а не ворье всякое!

— Свой круг?

— Ну да! — кивнула она, не заметив иронии. — Я же не какая-нибудь тунеядка, побирушка, наводчица...

В дверь заглянул выводной.

Рассадина изобразила на лице то, что, по ее представлению, обозначало очаровательную прощальную улыбку. Глаза сухие с обычным плутоватым выражением. Она вошла в норму.

Снова двери, лязгающие замки, лестницы, коридоры, решетчатые перегородки... Я шел, машинально выполняя необходимые действия, и обдумывал то, что мимоходом, случайно услышал от болтливой домоуправши. Есть, существует интуиция, и недаром я так потрошил золотовские сигареты! Только искал что-то материальное, скрытое под яркой упаковкой или спрятанное в табак, а информация заключалась в самом факте получения пачки «Мальборо»!

Дескать, ничего, девочка, все в порядке, к чему привыкла на воле — то и в камере кури, и знай, я о тебе помню, со следователем контакт наладил — сам от меня приветы передает, по-прежнему все в моих силах и в моих руках, я хозяин положения.