Данил Корецкий - Принцип каратэ

• Название: Принцип каратэ
• Автор: Данил Корецкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-235-00017-Х

В книгу вошли две повести молодого ростовского писателя. Автор строит их, несколько отходя от канонов и принципов детективного жанра, не придавая большого внимания столь устоявшейся в жанре традиции внешней событийности. Он «исследует» души своих героев, стремится показать истоки их нравственной деградации. Все они — люди «своего круга», погнавшиеся за мишурой: деньгами, вещами, кажущимся авторитетом. Не понимая, что, ничем большим не подкрепленная, их жизненная позиция шатка, они приходят к преступлению, как Золотов в повести «Свой круг», или к запоздалому осознанию своей человеческой несостоятельности (Колпаков в «Принципе каратэ»).

---

В кармане шуршала повестка, и без того нервозное настроение усугубила случайная ненужная встреча.

Колпаков нашел уединенную скамейку, сел, сконцентрировал внимание на выбранной точке асфальта и начал привычную формулу самосозерцания...

В суде пахло мастикой, архивной пылью, лежалыми бумагами и человеческим горем. В комнате для свидетелей ждали вызова человек пятнадцать, обсуждая вполголоса перипетии уголовных и гражданских дел.

— ...Забор всегда стоял на одном месте, это после ремонта они столбы переставили, но не два метра, врать не буду...

— ...Сама виновата — гуляла с кем ни попадя, даже домой приводила, вот и доигралась...

— ...Будет хорошо вести — раньше выпустят, а станет кочевряжиться — еще добавят.

— ...Двадцать лет как родные, стала бы я с них расписку брать...

— ...Какой-никакой, плохой, дурной, пьяный, рази можно руку рубить? Это только басурманы ворам оттяпывали по локоть, по плечо, а у нас рази есть такой закон?

Пожилая морщинистая женщина в простецки повязанном платочке смахнула слезы.

— Отсидит, поумнеет, дак куда потом-то без руки? Новая небось не вырастет!

Ее не слушали — у каждого были свои заботы.

— Свидетель Пинкина, просьба пройти в третий зал, — сказал женским голосом динамик внутренней связи.

— Сейчас спрошу, есть такой закон — руки резать?

Она поправила платочек и, скособочившись, прошмыгнула в высокую полированную дверь.

Пинкина... И третий зал... Колпаков заглянул в повестку. Точно. Наверное, мать... Не в себе или со странностями, а может, от расстройства плела всякую несуразицу.

И снова накатило дурное предчувствие, появилось напряжение под ложечкой, он расслабился, задышал низом живота и отрешенно сидел до тех пор, пока динамик не назвал его фамилию.

И снова предчувствие не обмануло. Механически отвечая на вопросы о возрасте, семейном положении, месте жительства и работы, давая подписку, рассказывая о событиях давно забытого вечера, оглушенный Колпаков видел только скрюченного за массивным деревянным барьером ссохшегося человечка, которого ни в жизнь не узнал бы на улице, потому что у него была другая прическа, голос, а главное — сам он был другой, жалкий, со сморщенным лицом и уменьшившимся телом, ибо правый рукав пиджака, пустой и плоский, был зашпилен большой английской булавкой под мышкой.

Ужас, охвативший Колпакова при виде искалеченного им парня, вызвал тошноту и головокружение, он вспотел, речь сделалась убогой и косноязычной, он с трудом выдавливал слова, начисто забыв о необходимости самоконтроля.

— Не волнуйтесь, свидетель. — Судья сделал знак рукой, и миловидная девушка-секретарь поднесла Колпакову стакан воды.

Проявление заботы удивило, потому что он чувствовал себя преступником и ожидал, что вот-вот на него наденут наручники.

Напившись, Колпаков перевел дух, немного опомнился и включил механизм самоуспокоения. Хотя и с трудом, но удалось привести себя в норму, он закончил дачу показаний и, чтобы отвлечься, стал оглядывать почти пустой зал, избегая смотреть на скамью подсудимых.

— Какие есть вопросы к свидетелю?

У добродушного толстяка-прокурора вопросов не было, но адвокат — молодой человек, одетый подчеркнуто строго и старомодно, — уставил в Колпакова указательный палец.

— Вы спортсмен, тренер по каратэ, об этом писали в газетах, физически вы сильнее подсудимого... — Палец описал полукруг и снова обличающе устремился на Колпакова. — Почему вы не избрали такого способа задержания, который не связан с причинением телесных повреждений?

Колпаков вспомнил, что, поставив блок, подумал — все, дело сделано, но противника положено добивать, и он не смог остановиться... Или не захотел?

— Видите ли... — промямлил он. — Все происходило очень быстро... И потом нож...

— Но вы обладаете специальной подготовкой, отличаетесь завидным хладнокровием и отменной реакцией — об этом тоже писали, а мой подзащитный был нетрезв, заторможен и вряд ли представлял для вас серьезную опасность и мог напугать!

— Правильно! Зачем калечить? — выкрикнула Пинкина, и судья сделал ей замечание, но она не успокоилась. — Нету такого закона, чтоб руки обламывать!

— Скажите, вы могли обезоружить подсудимого другим способом? — продолжал адвокат. — Не причиняя существенного вреда?

— Дал бы в зубы — и все дела! — процедил подсудимый, сверля Колпакова ненавидящим взглядом. — Я еле на ногах стоял!

Судья постучал связкой ключей по столу.

— Не знаю... Одно дело сейчас обсуждать, другое — там...

— У подсудимого есть вопросы?

— Чего спрашивать! Ну ладно, тут я виноват, сам с ножом бросился, а в больнице? Этот бородатый коновал нарочно напортачил, все бандитом обзывал и в землю грозил вогнать... Жаль, нету его здесь, вот кому охота вопрос задать! Да хрен с ним, руку все одно не вернешь!

— Так пусть платят обе за инвалидность! — возмущенно вскочила Пинкина, и судья опять постучал по столу.

Потом выступал прокурор. Он говорил об опасности хулиганства, о гражданском долге, о праве любого человека пресекать преступные проявления и заключил, что, обороняясь от вооруженного преступника, Колпаков вправе был причинить ему вред, тем более что травматическая ампутация руки вызвана медицинскими осложнениями и предвидеть такого результата Колпаков не мог.

Логичные и правильные доводы прокурора Колпакова не успокоили — сам-то он знал: можно было использовать любой из десятка менее жестоких приемов, и рука Пинкина осталась бы на месте.

Он не стал ждать оглашения приговора и, выходя из зала, чувствовал обжигающий спину взгляд.

В коридоре Колпаков опустился на жесткую деревянную скамейку. Руки и ноги дрожали, так дрожала голова Гарандина после ошеломляющего удара.

Он чувствовал, как прогибаются, хрустят, ломаясь, кости, рвутся с треском, словно плотная мешковина, связки, выворачиваются суставы, и почти осязаемо представил у себя в руках оторванную конечность. Его замутило, и он поспешно выбежал на улицу.

Как же так... Он ведь не изверг, не злодей, мать растила его добрым, он не мучил животных, никогда не обижал слабых, не умел бить в лицо, никому не причинял вреда... Неужели только потому, что не мог причинить?

Его любили товарищи, хорошо относились учителя в школе, уважали преподаватели в институте. О нем прекрасного мнения сослуживцы матери, соседи, общие знакомые. Кто поверит, что он способен мимоходом, для забавы искорежить жизнь совершенно незнакомому человеку?! Да он бы и сам этому не поверил! Не поверил?

Колпаков прислушался к себе.

Еще пять лет назад — пожалуй. Но потом... А ведь Гончаров прав — он действительно изменился! Сейчас идея добить противника, вывести его из строя любой ценой не вызывает внутренних возражений, напротив — кажется мудрой и правильной, поскольку воплощает основной принцип каратэ. И искалеченный Пинкин — результат его нового мировоззрения. В реальной действительности идея оказывается менее привлекательной, чем в постулатах Системы...

Этот взгляд — беспомощный, ненавидящий взгляд искалеченного человека... Такой же, как у инвалида на костылях в ДФК...

Колпакова прошиб холодный пот. Неужели все-таки Одуванчик — материализация его ночных кошмаров? Плод давних опасений, причина загнанного внутрь комплекса вины, не дававшего покоя несколько лет после того злополучного последнего их похода в «штат Техас»? Желтая майка с крупной цифрой 7 на спине... Крепкий быстрый парень, какого цвета были у него волосы? Перехлест пяткой в спину, чуть выше поясницы... Что может быть у Одуванчика?

Он вспомнил, как тот качался между костылями, приволакивая ноги. Травма позвоночника?! Нет, не может быть, совпадение... А Пинкин? Пинкин — преступник, у него был нож, и, окажись ты менее проворным, раз — и кишки наружу! Тогда бы твоя мать плакала сейчас в зале суда! Недаром прокурор сказал: «...обороняясь, имел право причинить вред...»

Но прокурор не знает, что все было кончено, когда ты блокировал руку, этого не знает никто, кроме тебя! Почему же ты не остановился? К чему обманывать себя?

Безрукий Пинкин, Одуванчик с поврежденным позвоночником, умерший Иван Фомич, которого все считают твоей жертвой, и надо сказать, ты видел своим опережающим зрением возможность инфаркта у полного, апоплексически красного проректора... Не много ли для доброго и вполне приличного молодого человека?! Что скажет мать? Что скажут другие люди?

Впервые в жизни Колпаков находился в состоянии, близком к обморочному. И ничего не мог с собой поделать. Он даже не думал, что тут можно что-то сделать, ибо все связанное с Системой казалось страшным и отвратительным.

5

Результаты регистрации инструкторов каратэ удивили членов федерации: на эту роль претендовали пятнадцать человек. Изучившие кустарные самоучители, когда-то где-то нахватавшие вершков, спешно переквалифицировавшиеся борцы, боксеры, а то и просто резкие спортивные ребята, умеющие высоко подбросить ногу или сильно ударить кулаком.