Джим Томпсон - Убийца во мне

• Название: Убийца во мне
• Автор: Джим Томпсон
• Издательство: Б.С.Г.-Пресс, У-Фактория
• Жанр: Триллер
• Год: 2003
• ISBN: 5-94799-275-2, 5-93381-126-2

Лу Форд — помощник шерифа в маленьком техасском городке. Он нетороплив, скучноват и дружелюбен, что называется, свой парень. Он изрекает банальности и вежлив с правонарушителями. Никто из окружающих не подозревает, что под маской добродушия притаился безмолвный и неумолимый убийца.

Классический роман нуар выдающегося американского писателя Джима Томпсона, прославившегося книгами, в центре которых — темные стороны человеческой натуры и общества.

---

— Мэм, мисс Стентон, — сказал я. — Да, мэм.

— Отлично, — кивнула она, — значит, решено. А теперь советую тебе либо одеться, либо забраться в постель, иначе ты простудишься.

5

В тот день, в воскресенье, дел у меня оказалось по горло. Так как выплатили зарплату — была середина месяца, — в городе было много пьяных, а пьяные — значит, драки. Все мы, помощники шерифа, два констебля и шериф Мейплз, выбивались из сил, пытаясь держать ситуацию под контролем.

У меня редко возникают проблемы с пьяными.

Отец учил меня, что они до чертиков обидчивы и еще более нервны, и, если не злить и не пугать их, они становятся самыми покладистыми людьми в мире. Нельзя орать на пьяного, говорил он, потому что бедняга уже сам наорался до хрипоты. Нельзя вынимать при нем пистолет или бить его, так как он подумает, что его жизнь в опасности, и будет действовать соответственно.

Поэтому я просто ходил по городу, доброжелательный и дружелюбный, и, когда мог, отводил пьяных домой, а не в тюрьму. И они, и я оставались целы и невредимы. Однако на все это требовалось время. С полудня, когда я вышел на дежурство, до одиннадцати я не присел ни на минуту и не смог выпить даже чашку кофе. Около полуночи, когда я уже почти закончил смену, шериф Мейплз поручил мне одно из тех особых заданий, которые обычно приберегал для меня.

Один мексиканец, рабочий с «трубы», накурился марихуаны и до смерти забил другого мексиканца. Мужики повязали его и приволокли в участок, тем самым приведя его буквально в неистовство, и теперь, обкуренный и злой, он превратился в настоящего дикаря. Им удалось запереть его в одной из «тихих» камер, но, судя по тому, как тот буйствовал, он намеревался выбраться или погибнуть при попытке выбраться.

— Я не смогу обращаться с этим сумасшедшим мексиканцем так, как нам следует, — мрачно проговорил шериф Боб. — Тем более в деле об убийстве. Если я не ошибаюсь, мы уже дали тому крючкотвору-адвокату достаточно поводов, чтобы обвинить нас в применении допроса третьей степени.

— Посмотрю, что можно сделать, — сказал я.

Я прошел в камеру и пробыл там три часа, причем все это время трудился не покладая рук. Мексиканец набросился на меня прежде, чем я успел закрыть дверь. Я заломил руки ему за спину и держал, пока он бился и вырывался. Потом я отпустил его, и он снова бросился на меня. Я снова заломил ему руки и снова отпустил. Так все и продолжалось до бесконечности.

Я ни разу не ударил его ни рукой, ни ногой. Я следил за тем, чтобы в схватке он не причинил себе вреда. Я просто выматывал его, капля за каплей, и, когда он немного утих и обрел способность слушать, я заговорил. Практически все в нашем округе знают мексиканцев, но я знаю их лучше большинства. Я говорил и говорил, чувствуя, что парень успокаивается, и одновременно удивляясь самому себе.

Этот мексиканец был беззащитен в той степени, в какой может быть беззащитен человек. Он был одурманен «травкой» и доведен до безумия. Его уже и так хорошо избили, поэтому несколько лишних кровоподтеков никто не заметил бы. С тем бродягой я рисковал гораздо больше. Бродяга мог создать мне проблемы. А этот мексиканец да наедине со мной в камере — не мог.

И все же я пальцем его не тронул. Я никогда не бил заключенных — тех, кого можно бить безнаказанно. У меня не было ни малейшего желания. Эта особенность принесла мне особую славу, и я, возможно, не хотел порочить свою репутацию. Или, вероятно, я подсознательно считал, что нахожусь по ту же сторону барьера, что и заключенные. Как бы то ни было, я не причинил ему вреда. Не хотел, и очень скоро у меня отпадет стремление вообще кому-либо причинять вред. Я избавлюсь от него, и с этим будет покончено навсегда.

Через три часа, как я сказал, у мексиканца появилось желание вести себя хорошо. Я вернул ему одежду, принес одеяло, позволил выкурить сигарету и уложил. Когда я собирался выходить, шериф Мейплз заглянул в камеру и удивленно покачал головой.

— Не представляю, Лу, как тебе это удалось, — изумился он. — Черт побери, откуда у тебя берется терпение?

— Просто нужно все время улыбаться, — ответил я. — Вот и весь секрет.

— Да? Как же, рассказывай, — усмехнулся шериф.

— Но это так, — настаивал я. — Тот, кто улыбается, всегда выигрывает.

Он подозрительно посмотрел на меня, и я расхохотался и хлопнул его по спине.

— Шучу, Боб, — сказал я.

Какого черта? Ведь нельзя за одну ночь изменить привычки. И какой вред от маленькой шутки?

Шериф пожелал мне приятного воскресенья, и я поехал домой. Я сделал себе огромную яичницу с ветчиной и жареной картошкой и отнес тарелку в кабинет отца. Ел я за его столом, впервые за долгое время чувствуя себя таким умиротворенным.

Я принял одно решение. Что бы ни случилось, на Эми Стентон я не женюсь. Я и так старался держаться от нее подальше исключительно ради ее же блага, поэтому не считал себя вправе жениться на ней. А даже если бы и считал, все равно не сделал бы этого. Если все же мне придется жениться, то уж не на этой властолюбивой вертихвостке с острым, как колючая проволока, языком и такими же тонкими, как проволока, извилинами.

Я отнес посуду в кухню, вымыл ее, а потом принял ванну. После ванны я лег спать и спал как убитый до десяти утра. Завтракая, я услышал, как на подъездной дорожке захрустел гравий, и, выглянув в окно, увидел «кадиллак» Честера Конвея.

Он вошел в дом, не постучав, — люди привыкли не стучаться еще в те времена, когда практиковал отец, — и сразу направился в кухню.

— Сиди, малыш, сиди, — сказал он, хотя я и не собирался вставать. — Продолжай завтракать.

— Спасибо, — проговорил я.

Он сел и, вытянув шею, принялся разглядывать еду на моей тарелке.

— Кофе свежий? Я бы не отказался от чашки. Встань и налей мне, ладно?

— Да, сэр, — просиял я. — Сию минуту, мистер Конвей, сэр.

Моя нарочитая любезность, естественно, не раздражала его — он считал, что имеет на это право. Он с хлюпаньем сделал один глоток, потом второй. Третьим глотком он опорожнил чашку. Он сказал, что больше кофе не будет, хотя я и не предлагал ему, и прикурил сигару. Он бросил спичку на пол, выдохнул дым и стряхнул пепел в чашку.

В большинстве своем жители Западного Техаса очень властны, но они не идут напролом, если обнаруживают, что человек умеет защищаться. Они быстро учатся уважать его права. Честер Конвей являлся исключением. Он был большой «шишкой» в городе еще до нефтяного бума. Ему всегда удавалось строить отношения с людьми на своих условиях. Он так долго жил без оппозиции, что не сразу распознал ее, когда она появилась. Думаю, он бы и головы не повернул, если бы я проклял его в церкви. Его слух иногда вытворял странные вещи.

Мне нетрудно было поверить в то, что он подстроил гибель Майка. Тот факт, что именно он сделал это, сразу расставил бы все на свои места.

— Ну, — сказал он, тряся пепел над столом, — все подготовил к сегодняшнему вечеру, а? Нет вероятности, что что-то сорвется? Ты раскрутишь это дело так, что оно будет крутиться в нужную сторону?

— Я ничего не собираюсь делать, — ответил я. — Я сделал все, что собирался.

— Не думай, Лу, что мы оставим все как есть. Помнишь, я сказал тебе, что эта идея мне не нравится? Она и сейчас мне не нравится. Этот проклятый безумец Элмер снова виделся с ней. Ты, малыш, сам заберешь деньги. Все готово, десять тысяч мелкими купюрами, и…

— Нет, — сказал я.

— …я с ней в расчете. Потом устрой ей хорошую трепку и выпроводи за пределы округа.

— Мистер Конвей, — проговорил я.

— Именно так и надо сделать, — хохотнул он, при этом его бледные толстые щеки задрожали. — Заплати ей, взгрей хорошенько и прогони прочь… Ты что-то сказал?

Я повторил все еще раз, медленно произнося каждое слово. Мисс Лейкленд попросила у шерифа разрешения еще раз увидеться с Элмером прежде, чем она уедет. Она настаивает на том, чтобы именно он принес деньги, и не хочет никаких свидетелей. Таковы ее условия, и, если Конвей хочет, чтобы она тихо покинула округ, ему придется уступить. Конечно, мы могли бы прижать ее, но если мы это сделаем, она заговорит и расскажет не очень приятные вещи.

Конвей раздраженно кивнул.

— Это-то я понимаю. Мне не нужна грязная слава. Но я не понимаю…

— Я объясню вам то, что вы не понимаете, мистер Конвей, — сказал я. — Вы не понимаете, что в своей наглости перешли все границы.

— Э? — У него отвисла челюсть. — Ч-что?

— Простите, — сказал я. — Остановитесь и задумайтесь. Как это будет выглядеть, если станет известно, что представитель органов правопорядка передал шантажисту требуемые деньги — это в том случае, если она захочет взять их у меня? Как, по-вашему, я буду себя чувствовать, если ввяжусь в эту грязную аферу? Элмер вляпался в это дело и пришел ко мне…

— Единственный правильный шаг в его жизни.