Людмила Бояджиева - Уроки любви

• Название: Уроки любви
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Она получила от судьбы щедрые подарки — обворожительную внешность, острый ум, фантастический голос. Она научилась властвовать мужскими сердцами. Она — Избранная. Бесстрашная шпионка, великолепная примадонна, отчаянная авантюристка… Шлюха и девственница — всего лишь роли, которые предстоит сыграть Избранной в феерическом спектакле ее жизни — вечном поединке первозданной страсти и высокой любви.

Книга состоит из трех новелл, в каждой из которых действуют одни и те же герои, прошедшие путь реинкарнации. Как если бы труппа одного театра играла разные спектакли на тему: страсть- дар — нравственные ценности. То, что знаменитая американская певица семидесятых годов и русская шпионка времен Первой мировой войны — разные воплощения Избранной, наделенной феноменальным вокальным даром, становится окончательно ясно лишь в финале. Это же касается и двух основных мужчин ее жизни — злодея и преданного возлюбленного. Они составляют классический треугольник, проходящий путь к пониманию совершенных ошибок и искуплению. Место действия — Россия начала века, Европа времен первой мировой войны, Америка 60-70-х. Герои — разведчики, музыканты, актеры.

---

— А преданный и брошенный на гибель отец ее ребенка? Это тяжкие ошибки, Младший. Ее победы лишь смягчили приговор Евгения вернулась на Землю ровно через двадцать пять месяцев, получив прежний. великий голос… Для Избранной начался третий, последний, урок. Обладая опытом, она должна выдержать его с честью. У нее остался последний шанс.

— Но ведь ей не дано помнить ошибки.

— Это не так. Человек не осознает прежних воплощений, но их опыт хранится в его душе в виде законов, которые руководят его поступками. Этот компас в жизненных странствиях люди называют нравственностью.

Но Избранному дано больше. Его могущество тяжкое бремя и великая ответственность перед Смыслом. Оно подвергает испытаниям их нравственность. А посему именно Избранному даровано прозрение. Раздвинув завесу времени, Избранный может узнать свои прошлые воплощения. Чем лучше усвоен урок Избранным, тем больше возможность его проникновения в прошлое, и тем выше шанс получить в награду Светлое блаженство. Но если ошибки превышают победы, заблудшая душа растворяется во мраке небытия.

— А что будет с теми, кто появляется на пути Избранного, с теми, кто сопровождает Женщину в ее опасных уроках?

— О, наивнейший из мудрых! Спутники Избранного заключены в один круг они связаны неразрывной цепью. Словно актеры одной труппы, они меняют обличья, играя разные роли, и проходят вместе с Избранным свой урок. Они должны учить его сердце любви и состраданию.

— Но среди них может оказаться другой Избранный.

— Да. Но это усложняет решение задачи. У той, что называется теперь Джессика Галл, есть единственный шанс ее последняя жизнь не завершена.

— Она еще может победить. Младший едва шевелил бледными, тонкими губами.

— Этого не знает никто. Ни тот, кто сеет Мрак, ни тот, кто рождает Свет. В обеих ладонях, черной и белой, количество песчинок равно. Нужна еще одна, всего лишь одна, чтобы сделать выбор. Учитель приблизился к распростертому телу ученика, поднял над ним властные руки.

Юноша сел, смотря перед собой расширившимися, полными тоски глазами.

— Значит, еще не конец. И мы, наблюдающие за Уроком, бессильны помочь ей?

— Мы не имеем на то полномочий, Младший. Займись собой. Ты в опасности. Тебе надо освободиться от любви и жалости, которым Создатель обучает людей. У Наблюдателей другой путь. Запомни: наша сила в мудрости, а не в сострадании. Путаница в этих понятиях ведет к ошибкам. Учитель опустил руки и выпрямился. По белой фигуре пробежали отблески огня, словно последние искры по серому, остывающему пеплу. Еще мгновение, и он снова превратится в каменное изваяние на годы, а может, столетия. Пока не зазвонит колокол Последнего Решения.

— Я не хочу оставаться один, Учитель! Взмолился Младший.

— Ты все сумеешь понять сам. Забудь о сострадании у тебя другой путь, путь судьи и наставника.

— Но те, кто включен в ее урок, они могут помочь ей!

— Да. Но выбирает она сама. Голос Учителя звучал уже издалека, с высоты темных сводов, тая в отголосках летучего эха. Она победит, если сумеет найти свой путь к Правде. Человек создан для милосердия такой главный закон Создателя…

— Учитель… Младший смотрел не на окаменевшую фигуру, а в высь, откуда долетали едва различимые слова. Учитель, что есть главное в Уроках?

— Человек должен выбирать сам… Этот закон, изреченный Седьмым от начала Хранителем Таинства, проник прямо в мозг того, кому уже совсем не долго оставалось называться Младшим.

Глава 2

— Фу, черт! Что за бред лезет в голову! Отбросив одеяло, Теофил Андерс зажег лампу и посмотрел на часы. Половина шестого. Лег в три. Пил на банкете в Консерватории чисто демонстративно, какой-то дамский коктейль с клубникой и цветочками. Уговаривал себя: (Потерпи, Тедди. Не стоит давать повод всем этим приятнейшим господам (не менее симпатичным, чем гиены в зверинце) вопить в притворном ужасе: «Бедняга Андерс законченный алкоголик!»(.

По дороге домой воображал непочатую бутылку виски и ведерко колотого льда. Но ведь не осуществил уснул! С чего бы тогда это, каменеющая фигура белого истукана без лица, смуглый уродец по имени Младший и колодезные голоса, доносившиеся как из подземелья? Они объяснялись беззвучно и, скорее всего, не были людьми… Но кем же тогда, призраками, инопланетянами, русскими шпионами?

— Чур, чур меня! пробормотал Тед и босиком прошлепал в ванную.

Его жилище являло печальную картину увядающей прелестницы со следами былой красоты. Отдельные предметы роскоши чудом удержались в общем погроме тонущего судна: шикарные, изрядно замызганные ковры, полки старинных, покрытых пылью клавиров, мраморные бюсты Бетховена и Моцарта с поврежденными в процессе горячих дискуссий носами. А эта ванная? Что и говорить, слишком барственная и чувственная для супругов, проживающих в братском союзе и вынужденных уволить прислугу.

Отшвырнув ногой брошенные прямо на кафель вещи вечерний костюм и рубашку с крахмальной грудью, Тед приблизил к зеркалу растерянное бледное лицо, которое еще недавно сравнивали с лицом Иоанна Крестителя, и высунул язык. Ничего особенного. Язык как язык в белесом утреннем налете, свидетельствующем о перегруженной алкоголем печени. Светлые, мягко вьющиеся волосы всклокочены, но не до безобразия, как бывало после тяжелых запоев. В озадаченном взгляде голубых ласковых глаз нет и тени белой горячки.

Тед сунул зубную щетку и замер, прислушиваясь к происходящему внутри себя. Нутро ныло и пульсировало, как у молодухи на сносях. Это было похоже на родовые схватки где-то в области солнечного сплетения.

«Чушь, какая чушь!» Присев на край ванный, он сжал виски в голову ломилась музыка. Да какая! Нервы напряглись, задрожали поджилки, как у борзой, взявшей след крупной дичи. Тед опрометью бросился в кабинет, боясь растерять россыпь драгоценных звуков, готовых вырваться на волю.

Лихорадочно развернув на пюпитре чистый лист нотного альбома, он пробежал дрожащими руками клавиатуру. Прислушался и, захлебываясь от нетерпения, припал к роялю. Прорвав плотину немоты, мощным потоком хлынула музыка.

Ночные видения каких-то доисторических времен, гадания, факелы, сухие пергаменты, пляски вокруг гигантских костров, долины, оглашаемые воплями молящихся дикарей, темные пещеры, философствующие сверхсущества вся наивная мистическая чепуха, привидевшаяся во сне чепуха переплавлялась в высокопробное музыкальное золото.

Тед торопился записать колдовские звуки, не замечая, как светлеет в распахе штор осеннее утро. В какой-то момент он вытащил изо рта зубную щетку, ткнул ее в пепельницу, машинально «загасив», словно окурок, и проглотил уже начавшую стекать по подбородку мятную пену.

…Когда все кончилось музыка иссякла чувствуя себя опустошенным и счастливым, Тед перебрался на диван и мгновенно уснул, свернувшись калачиком. Часы пробили девять. Потом десять, одиннадцать, двенадцать… Считая последние удары, он сел на диване, силясь вспомнить, почему ночевал в кабинете и кто же находится в его спальне! Если там Лилиан и она выставила его среди ночи сюда, не заботясь о пледе, то он здорово достал ее, добрую толстушку Лили… Нет, не Лилиан, нет…

Женщина в медвежьих шкурах с гривой нечесаных рыжих волос, светящихся, словно пламя, женщина, берущая верхнее «си» с такой легкостью, будто в ее горле чистейший хрусталь, была рядом с Тедом всю ночь. Она стояла на вершине скалы, подняв к небу запрокинутое лицо и весь мир у ее ног замер в священном трепете.

Схватив нотную тетрадь, Тед с недоумением разглядел свои записи. Он исписал целый альбом три часа невероятной, фантастической музыки!.. Но, Боже, какая жестокость провидения! Подсунуть фальшивку ему, измученному, издерганному, доведенному до отчаяния неудачнику. Ужасная догадка осенила Теда в дремоте или в бреду он записал чужую музыку, врезавшуюся каким-то образом в подсознание и выскочившую оттуда в подходящий момент, когда он снова возомнил себя гением. Но чья она? Известный композитор Теофил Андерс, начавший впитывать в себя музыку ранее. чем научился говорить, не мог не запомнить с лету, если бы посчастливилось услышать нечто подобное… Он решительно поднял телефонную трубку.

— Барри, старина, прости за звонок. Наверно, то есть наверняка… В общем. я, конечно, некстати… Эта история с Джессикой… Извини, у меня что-то с башкой… Послушай, я никак не припомню, где бы мог это слышать?

Подставив аппарат поближе к роялю, Тед начал наигрывать одну из сочиненных тем. Чем больше он играл, тем сильнее сатанел от досады и зачем только он набрал номер Гранта! Завтра же Джессика узнает. что у Тедди поехала крыша, а доброжелатели начнут подыскивать ему «хорошего психиатра». Барри самый последний из тех, кому следовало бы звонить в подобном случае. Но именно он должен первый узнать о победе Андерса. Да, победе! Потому что, черт возьми, бедолага Тедди, а не кто другой, разродился сегодня ночью этой драгоценной музыкой! Тедди-неудачник, проваливший контракт с симфоническим оркестром, Тедди-чудак, без конца кропающий какую-то оперу, тот самый «юный Моцарт», вознесенный до небес зубастым и всесильным критиком Грантом, а потом растоптанный им же в ядовитой статье под названием «Смерть таланта».