Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

• Название: Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки
• Автор: Маркус Вольф
• Издательство: Междунар. отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7133-0958-4

Общепризнанно, что разведка ГДР, завоевавшая славу одной из лучших и наиболее эффективных в мире, во многом обязана своими достижениями ее бессменному руководителю — Маркусу Вольфу.

Эту книгу с напряжением ждали давно и во многих странах и особенно в нашей стране — самой близкой для автора, не говоря, конечно, о его родной Германии, стране, где он вырос и работал, с которой теснее, чем с кем-либо, был связан как шеф сильнейшей из дружественных разведок.

Уже нет ГДР, но борьба, в которой участвовал М. Вольф, продолжается — теперь уже против мстительной «юстиции победителей».

Публикуемая книга — это тоже часть его продолжающейся борьбы, а не сглаженные временем мемуары.

Резкая, драматичная, правдивая, полная достоинства книга Маркуса Вольфа займет одно из самых видных мест в мировой литературе о разведке.

Сын известного писателя Фридриха Вольфа, М. Вольф свободно владеет словом, его захватывающее, остроумное повествование будет интересно читателю любого возраста и профессии.

---

В 1956 году могло показаться, что холодная война обрела самостоятельную динамику, как в свое время Тридцатилетняя война. Вместе с тем тогда открылась и возможность добиться подвижек в застывших фронтах. Извлеченное из наследия Ленина понятие “мирное сосуществование” вошло в моду. “Горячая” война перестала считаться неизбежной, но холодная не прерывалась ни на день.

Как ни разочаровывали меня политические ограничения, практиковавшиеся руководством СЕПГ, я не мог отмахнуться от того обстоятельства, что ослабление социалистической системы стало бы серьезной угрозой статус-кво в Европе. Истоки далеко не каждого оппозиционного выступления в ГДР следовало искать в самой стране. Действовавшие на территории ГДР западногерманские организации, за которыми стояли западные спецслужбы, усилили свою активность. За некоторыми из них было установлено наблюдение контрразведывательных подразделений министерства госбезопасности, подключившихся и к телефонным проводам Восточного бюро СДПГ. Моя служба внедрила туда несколько источников.

Восточное бюро СДПГ, существовавшее до 1966 года, с помощью курьеров засылало в ГДР пропагандистские материалы и вербовало людей, обладавших закрытой информацией. Часто это делалось с непростительным дилетантизмом, о котором еще и сегодня многие из тех, кто входил в круг этих лиц, не могут вспоминать без гнева. В ГДР за сбор информации и шпионаж были осуждены как минимум 800 завербованных. В Федеративной республике Восточное бюро занималось слежкой за группами и организациями, отнесенными к числу прокоммунистических, засылало в них своих агентов и передавало свою информацию в Ведомство по охране конституции.

Организации вроде Восточного бюро представляли для американских служб как нельзя лучшее дополнение их собственной агентурной сети, а политическая подоплека деятельности этих организаций характеризовалась почти неизбежной параллелью с психологической войной, которой в США придавалось большое значение в рамках борьбы против коммунизма.

Однажды на рассвете в конце апреля 1956 года наша прислуга разбудила меня словами: “Министр ждет вас у садовых ворот”. Достаточно было выглянуть из окна спальни, чтобы еще сильнее осознать необычность визита: старенький “фольксваген”, стоявший на улице, столь же мало подходил Волльвеберу, сколь и ранний час посещения. Обычно Волльвебер ездил с эскортом на большом советском лимузине “ЗиМ”. Я двинулся к входной двери, положив на всякий случай в карман заряженный служебный пистолет. При небольшом расстоянии от Западного Берлина и открытой границы надо было быть готовым ко всему. Но у дверей действительно стоял толстенький Эрнст Волльвебер с неизменным огрызком сигары в зубах. Поднятый с постели телефонным звонком, он сел в оказавшуюся под рукой машину одного из сотрудников.

Сломя голову мы понеслись по безлюдным улицам в сторону аэропорта Шенефельд. Миновав Альт-Глинике, когда до аэропорта оставалось около километра, мы наткнулись на небольшую группу людей, наполовину состоявшую из советских солдат. Казалось, что они собирались копать канаву на краю кладбища. На деле они копали туннель — ставший с тех пор знаменитым американский шпионский туннель. Теперь-то Волльвебер объяснил мне, что ЦРУ вместе с СИС — английской разведкой — подключилось к кабелям всех телефонных линий, идущих вдоль шоссе на юг ГДР. При этом, несомненно, особое внимание уделялось кабельному каналу, проложенному к советской штаб-квартире в Вюнсдорфе.

Тем временем работавшие разрезали часть туннельных труб и открыли тяжелую металлическую дверь, которая вела в расположенную под улицей просторную камеру усилителя. После проверки наличия мин и взрывных зарядов в почве мы получили разрешение осмотреть устройство. В камере усилителя, обставленной весьма уютно, наше внимание привлекло настоящее чудо техники. Все кабели — а их насчитывалось несколько сотен — были отделены друг от друга, соединялись с усилителями, а затем вели в здание, находившееся примерно в 500 метрах от границы. Оно было построено специально для подведения кабеля и замаскировано под метеостанцию. По туннелю мы ощупью добрались до той подземной точки, где американский шутник установил за мотком колючей проволоки маленький картонный щит с надписью: “Здесь начинается американский сектор”.

Много лет спустя Джордж Блейк, знаменитый тайный агент КГБ в британской спецслужбе, рассказал мне о причинах строительства туннеля. Тогда Блейк служил в Западном Берлине, и благодаря ему советская разведка с самого начала была в курсе предприятия. По отношению к нам КГБ, как всегда, проявлял величайшую сдержанность. Министерству госбезопасности лишь как-то раз дали понять, что было бы кстати взять под наблюдение строительство непонятного объекта поблизости от аэропорта Шенефельд. Результатом этого наблюдения и было то, что произошло ранним утром в апреле 1956 года.

После своего сенсационного побега из английской тюрьмы, куда он попал в результате разоблачения и последовавшего затем осуждения, Джордж Блейк не раз приезжал в ГДР. Здесь он встречался со своей престарелой матерью, которая жила в Голландии. Мы несколько раз виделись с ним и подружились. Захватывающей была история жизни Блейка, которую он рассказывал, — о том, как он, сын богатого банкира из Каира и голландской аристократки, стал офицером английского военно-морского флота и сотрудником секретной службы, как он оказался в конфликте с собственной совестью, когда союзники по второй мировой войне начали превращаться во врагов СССР, и поэтому, попав в плен в 1950 году во время войны в Корее, начал по собственной инициативе искать контакты с КГБ.

Подобно Блейку, и Ким Филби, самый знаменитый советский разведчик в британских. спецслужбах, после своего разоблачения и бегства из Англии жил в Москве. Разведчиков, женатых на русских женщинах, связывала дружба. Филби стал для меня вторым после Блейка англичанином, который по убеждению работал против своей родины, в пользу Советского Союза, потому что верил: в этой стране начинается созидание нового, лучшего мира.

Как Блейк, так и Филби не могли закрыть глаза на советскую действительность, и их взгляд на обетованную страну становился с годами все более трезвым. В разговорах со мной они часто обменивались критическими замечаниями, но сохраняли веру в возможность изменения советской системы. Для меня оба они были крупными и трагическими фигурами разведки.

После выступления Хрущева на XX съезде КПСС в Польше и Венгрии вспыхнули и стали нарастать волнения. Польская рабочая партия реабилитировала Владислава Гомулку, с 1951 года сидевшего в тюрьме в качестве “националиста-уклониста” и сторонника Тито, так же как и военнослужащих антикоммунистической Армии Крайовой, которой во время войны руководило из Лондона эмигрантское правительство. Политики, несправедливо осужденные в начале 50-х годов, были реабилитированы также в Чехословакии и Венгрии. Кроме того, в политическом руководстве этих стран произошли кадровые перемены. Матиасу Ракоши, венгерскому “маленькому Сталину”, пришлось выступить с самокритикой на массовом митинге в Будапеште. 150 социал-демократов были освобождены из тюрем, венгерская партия добивалась нормализации отношений с католической церковью, и каждый четверг тысячи людей собирались вокруг Клуба Петефи.

В Польше во время промышленной ярмарки в Познани летом 1956 года произошли кровавые столкновения, результат — 53 убитых и 300 раненых. Гомулка, все еще находившийся под подозрением со стороны догматиков, считался будущим руководителем партии, тогда как политики, пользовавшиеся репутацией сталинистов, например маршал Рокоссовский, навязанный Польше советским руководством в качестве министра обороны, выводились из руководства партии. В сопровождении всей верхушки советского руководства и 14 высших военачальников Хрущев появился на польском военном аэродроме. Полякам удалось успокоить его. Гомулка был избран первым секретарем ЦК партии, и Хрущев одобрил его новый курс. Кардинал Вышиньский, символ оппозиции, был освобожден из заключения.

Ситуация в Венгрии обострилась в конце октября столь драматически, что круглые сутки держала нас в напряжении. День ото дня все больше людей стекалось на митинги, на которых поначалу еще читали стихи Петефи и Кошута. Но постепенно все громче становились политические требования — призывы к свободе, к выводу советских войск, к выходу из Варшавского договора и сближению с Западом. Ракоши пришлось уйти в отставку. 23 октября был сброшен с пьедестала памятник Сталину и взят штурмом радиоцентр. Появились первые убитые. Ночью в Будапешт вошли советские танки. Премьер-министром был назначен Имре Надь, которого я знал еще по Москве. Я ожидал от него проведения трезвой, разумной политики, о чем и сказал Волльвеберу и Мильке. Казалось, ход последующих событий подтверждал мою правоту: советские танки ушли из Будапешта, Надь обнародовал правительственную программу, был освобожден из заключения кардинал Миндсенти. Но с кризисом не могли совладать ни правительство, ни коммунистическая партия. 4 ноября советские танки снова вошли в Будапешт.