Гелена Мнишек - Майорат Михоровский

• Название: Майорат Михоровский
• Автор: Гелена Мнишек
• Жанр: Исторические любовные романы

Роман «Майорат Михоровский» является продолжением книги «Прокаженная».

---

Вальдемар молчал.

— Но ты ведь не прикажешь, правда?

Он молчал.

Люция подошла к нему, опершись на стол обеими руками, склонилась к его лицу:

— Я выбрала Юрека, потому что он любит меня, знает все обо мне, знает о моих страданиях… и хочет дать мне утешение. Матери у меня больше нет, она теперь Барская. Жить с тобой и дедушкой в этом замке? Нет! Юрек меня любит. Я буду жить для других, может, и выдержу…

Слезы покатились по ее щекам.

— Почему я не могу дать тебе счастья, почему? — воскликнул Вальдемар столь печально, что Люция вздрогнула.

— Это судьба… — прошептала она и не смогла, продолжать — рыдания душили ее.

Вальдемар поцеловал ей руку, и девушка медленно вышла из кабинета.

Она бежала по коридорам, через залы, эхо ее рыданий жалобно отдавалось в пустых покоях.

Оказавшись в зале портретов, Люция включила свет.

Остановилась перед портретом Стефании, взглянула ненавидяще, прошептала зло:

— Это все из-за тебя!

И долго смотрела на портрет умершей Сначала глаза её источали яд, пламя, страх, потом взгляд Люции смягчился и осталась лишь необоримая печаль. Она прошептала:

— Да, он твой… навсегда твой…

И понурила голову.

Ненависть ее прошла, побежденная взглядом Стефы, Люция вздрогнула, заслышав приближающиеся знакомые шаги.

Скрыться было некуда.

Гордо выпрямившись, она подошла к двери и открыла ее.

На пороге стоял Вальдемар.

Их взгляды вновь скрестились. Пристыженная Люция опустила веки. Они молча разминулись, Вальдемар вошел в зал, Люция кинулась в коридор.

Добежав до лестницы, она вдруг остановилась на цыпочках вернулась назад и, приподняв опущенную Вальдемаром бархатную портьеру заглянула в зал: Вальдемар смотрел на Стефу так. словно клялся ей к верности навек.

Люция, сдерживая рыдания бесшумно вернулась в коридор и пошла прочь.

ХLV

Свадьба Люции и Брохвича должна была состояться и Париже, в середине января? княгиня Подгорецкая была единственной опекуншей Люции. Они вместе жили в Париже — после решающего объяснения с Вальдемаром Люция сразу же уехала за границу и не хотела возвращаться на родину.

Приближалась решающая минута, Люция словно бы пребывала в летаргии. Отчаяние и страх перед будущим разрывали ее душу. Порой она стряхивала оцепенение, тогда в ней пробуждалась неприязнь к Брохвичу и отвращение к себе. Ежи она считала виновным за то, что он упорно хочет видеть ее своей женой, себя — что приняла, его предложение, а Вальдемар в ее глазах становился демоном, повергавшим ее в бездонную пропасть.

И она, и Ежи слепо бредут по краю этой пропасти, над бездной горя и печали, бредут, изгнав из душ все укоры совести. Чему быть, того не миновать. Лишь бы все кончилось скорее. И нет силы, способной спасти, излечить их обоих…

В такие минуты Люция снимала с пальца кольцо писала Ежи длинные письма, прося освободить ее от данного слова, — но ни одного из этих писем так и не отправила, разрывая их в мелкие клочья.

Страх все сильнее овладевал ею, вливал по капле яд, увлекал в пропасть.

Порой в ней вспыхивал отчаянный протест, крик боли рвался из глубины сердца. Из ее памяти пропадал Брохвич, словно унесенный ветром осенний лист, даже Вальдемар отодвигался куда-то во тьму, ничего не оставалось, кроме тупого безразличия.

Порой вспыхивала мысль о самоубийстве — но тут же пропадала, так как являлась скорее плодом буйной фантазии и некоего любования собственной драмой, чем реальным намерением. Люция не считала, что смерть — это выход. Она, несмотря ни на что, жаждала жить.

Пани Идалия Эльзоновская, официально обручившаяся с графом Барским, приехала в Париж и явилась к дочке, но встретила такой прием, что сразу приняла твердое решение не приезжать на свадьбу Люции.

Впрочем, Люция и сама не желала ее присутствия. Из близких и друзей на свадьбу были приглашены лишь княгиня Подгорецкая и граф Трестка с супругой.

Люция с радостью пригласила бы и пана Мачея, но он прихварывал и не смог отправиться в дорогу.

Люция не желала ни во что вмешиваться, и всеми приготовлениями к свадьбе занимались княгиня и Рита.

До дня бракосочетания оставалось всего несколько дней.

У Люции был такой вид, словно ее собирались живьем замуровать в стену. Ее тревога и страх достигли апогея. Она пылала внутренним жаром, думая о предстоящей свадьбе так, как чахоточная о смерти, стоящей у постели Увидев ее, Брохвич испугался и впервые с момента обручения задал себе вопрос:

— Что я делаю?!

Перед ним встал призрак грядущей беды, неминуемой, безжалостной. Ежи мучился, совесть его бунтовала против собственных намерений, но у него не было сил отказаться от Люции.

Он удалился, чувствуя, что сердце его обливается кровью.

Люция сидела в своем будуаре, застывшим взглядом глядя в высокое окно, за которым шумела жизнью и весельем парижская улица.

Внезапно она встрепенулась, удивленно глядя на дверь, встала.

В дверях стоял Богдан Михоровский, серьезный, спокойный, совсем не такой, как всегда.

Он чуть заметно улыбался, уверенный в себе, в его глазах светилась решимость.

От него веяло удалью и силой.

Люция молча смотрела на него. Он подошел и поцеловал ей руку, тогда лишь девушка спросила удивленно:

— Богдан? Откуда ты?

— Приехал спасти тебя, кузина…

— Спасти? Меня?

— Вот именно.

Люция смотрела на него, ничего не понимая. И вдруг рассмеялась сухо, враждебно:

— Спасти? Меня? Поздно! Свадьба через несколько дней!.

— Да, я получил приглашение… и, к счастью, успел вовремя, чтобы расстроить этот брак. До последней минуты я не верил, что ты решишься на такую… низость.

— Богдан!

— Да, низость! Но я не допущу вашей свадьбы, потому что она была бы преступлением!

Люция вырвала у него руку, нахмурилась:

— По какому праву ты говоришь такое?

— Мое право — это моя уверенность, что я поступаю хорошо и правильно, останавливая тебя на пути к гибели. Мое право — это желание тебе счастья. Я не позволю тебе погибнуть!

— А есЛи я хочу как раз погибнуть?

— Лжешь!

— Я хочу этой свадьбы и приду к своей цели!

— Это не цель, это упрямство, каприз… месть…

— Богдан, как ты смеешь?!

Михоровский бережно взял ее руки в свои, заглянул в глаза. Она опустилась в кресло. Богдан сел рядом.

Они молчали.

Люция вдруг почувствовала растущую тревогу, желание убежать. Она боялась смотреть на Богдана — ее веселый кузен вдруг стал совершенно другим человеком, и Люция не могла понять, что он замышляет.

Рядом с ней сидел другой человек, новый, загадочный, будивший любопытство… и страх.

Слишком резко попытался Богдан вырвать ее из летаргического сна, из покорной апатии, и Люция готова была возненавидеть его за это.

Она шла прямо к пропасти и не хотела открывать? глаз — зачем же он пытается поднять ей веки?!

Из жалости?

Из непонятного злорадства?

И вдруг, словно сверкающий метеор, в душу Люции ворвалась надежда:

— А вдруг он… вдруг он прибыл по поручению майората…

Люция не посмела вслух спросить об этом. Надежда всецело овладела ею, а Богдан отодвинулся куда-то в вдаль, стал мелким посредником… а Вальдемар… а Вальдемар — трусом, спрятавшимся за спину кузена…

Надежды угасли. Люция почувствовала отвращение и к Богдану, и к Вальдемару, одновременно ощутив:, сочувствие и жалость к Брохвичу, жертве заговора Михоровских. И Люция решила забросать Богдана язвительными насмешками, явно показать ему свое отвращение.

Однако Богдан опередил ее, произнеся мягко, но решительно, словно констатируя известное всем:

— Ты не любишь Брохвича…

— Не люблю, — отозвалась она, как эхо.

— Значит, ты совершаешь… низость. Умышленно, безжалостно, из-за раненой гордости соглашаясь на брак с тем, кого не любишь…

Она молчала, вся дрожа. Богдан неумолимо продолжал:

— От отчаяния можно убить, но замуж от отчаяния выходить нельзя. Это получится не убийство, а навеки искалеченная жизнь. Более того, ты не любишь и майората.

Она вскрикнула:

— Ты с ума сошел! Замолчи!

«Что он замышляет? — подумала она. — Что все это значит?»

Неуверенность и страх отразились на ее лице. Но вскоре она овладела собой, холодно взглянула в глаза Богдана:

— Я тебя не понимаю, кто из нас сошел с ума?

— Люци, послушай меня…

— Немедленно объясни, куда ты клонишь!

— Куда клоню? Хочу объяснить тебе, что ты не любила майората и не любишь…

Люция встала:

— Довольно! Прощай. Ты сущий ребенок… и ужасно смешон.

И она быстро вышла из комнаты.

Но Богдан долго еще слышал ее смех неестественный, пылавший ненавистью к нему… и полный печали.

Но слова Богдана, запавшие в душу Люции, постепенно начали оказывать свое действие.