Вероник Олми - Первая любовь

• Название: Первая любовь
• Автор: Вероник Олми
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02629-2

В день своей серебряной свадьбы Эмилия натыкается на объявление в газете: мужчина, в которого она когда-то была влюблена, просит ее срочно приехать. Эмилия, не раздумывая, мчится к нему в Геную. По дороге она заезжает в город, где прошло ее детство, встречается со старшей дочерью, которая пытается разобраться в причинах внезапного бегства матери. Эмилию терзают противоречивые чувства, но она ясно понимает одно: первая любовь определила всю ее жизнь, и она обязана еще раз с ней встретиться. Пусть даже эта встреча принесет новые страдания.

---

Доктор вдруг заговорил громче и резче, чем Дарио. А мне-то всегда казалось, что с больными нужно обращаться мягко. Однако "Silenzio adesso signore Contadino! Silenzio!"[8] он произнес с уместной властностью: больной умолк.

Доктор подвинул кресло и усадил Дарио. Теперь я видела Дарио в профиль: опущенную голову, прядь тонких волос, сутулые плечи; он тяжело, с хрипом дышал. Внезапно он немного приподнялся и медленно повернул голову ко мне, поднял руку и провел ладонью по лбу, взгляд, которым он смотрел на меня, был тот же самый, что и тридцать лет назад в темной гостиной, где он танцевал слоу со всеми девочками по очереди. И я не поняла: этот взгляд, это движение руки были случайностью или обладали смыслом? Были обращены ко мне? Дарио давал себе передышку между двумя раундами или уже погрузился в пустоту? Но вот он опустил руку, отвел взгляд, снова опустил голову. Все кончено.

Доктор положил чемоданчик на постель, открыл его. Джульетта неожиданно вышла. Она не удивилась, обнаружив меня у порога, не удивилась, что я не осмелилась войти в спальню, взяла меня за руку и увлекла за собой вниз, в библиотеку, где налила нам обеим по рюмке коньяку. Коньяк оказался очень кстати.

Я в последний раз видела Дарио. Его первое движение ко мне было последним, мы с ним встретились и попрощались одинаково, я так и не узнала, хотел он мне что-нибудь сказать или нет, именно мне, мне одной. Он не допустил меня к тайне своей болезни, к тайне своей внутренней жизни, и я думаю, что он никогда целиком и полностью не жил среди нас, людей.

— Доктор на меня сердит, он страшно на меня сердится. Эмилия, мы обе с вами сумасшедшие, мы спровоцировали у Дарио жуткий шок, отправившись с ним на эту дорогу. Мы не должны были этого делать, это ошибка, первая ошибка, которую я совершила, впервые мне не хватило любви, я пыталась добиться результата принуждением, я его принуждала, принуждала… Stronza! Ма che stronza![9]

Я не стала мешать Джульетте корить себя, рыдать, пить коньяк, осыпать меня упреками — хотя бы этому научили меня мои три дочки: нельзя вовлекаться в женское отчаяние, в неизбежные обиды и преувеличения. Когда Джульетта притихла, изнемогшая под грузом своего горя и вины, я сказала ей все то, что она хотела от меня услышать, потому что сама уезжала в тот же вечер, собираясь встретить Марка в аэропорту, переночевать в одной из гостиниц в Генуе и на следующее утро отправиться в Париж.

Доктор заглянул к нам и сообщил, что уходит, он снова говорил фальцетом и вел себя деликатно. Джульетта равнодушно кивала на все, что он говорил. У нее больше не осталось иллюзий, она прекрасно знала, что ее ждет и что ей придется проживать каждый день. Неясно было одно: сколько лет она будет так жить? Доктор сказал: "A domani. Lasciatelo dormire. A domani. A domani"[10]. И каждый день она будет слышать тонкий голос маленького доктора-фаталиста, ученого, смирившегося с тем, что он знает, что ничего не знает, и горюющего об этом, не бунтуя.

Джульетта молчала, измученная напряжением этого дня, обилием противоречивых переживаний. Мы сидели с ней рядом в тишине и оцепенении, как ни странно очень похожем на покой, потому что к нам пришла уверенность: с кошмаром покончено — с кошмаром бессмысленного страха и тщетных надежд. Зазвонил телефон. Он звонил долго. Очень долго, пока Джульетта не взяла трубку, потому что я сказала, что, может быть, звонит Марк, хочет меня о чем-то предупредить.

Звонил Даниэле Филиппо, инженер из порта, тот самый, которого Джульетта преследовала расспросами и кто показался мне холодным и малообщительным. Разговор уложился в несколько секунд, очевидно, он сообщил, что придет.

Положив трубку, Джульетта посмотрела на меня с нескрываемым изумлением, словно ожидая от меня какой-то реакции, она была в полном недоумении.

— Что ему нужно? — спросила я.

— Рассказать нам.

— Что рассказать?

Губы у нее так дрожали, что она не сразу смогла выговорить одно-единственное слово:

— Правду.

Даниэле Филиппо дружил с доктором, вот уже много лет они вместе играли в гольф; после своего визита во "Флориду" доктор позвонил ему, и Филиппо решил прийти и поговорить с Джульеттой. Судя по всему, доктор знал то, чего мы не знали.

Прежде чем начать разговор, Филиппо сказал, что хочет повидать Дарио.

— Он спит, — сразу насторожившись, отозвалась Джульетта.

— Я знаю, что он спит, — ответил Филиппо по-французски из уважения ко мне. — Но я все-таки хочу поговорить с ним. Я не разбужу его, обещаю.

— Вы скажете ему, что собираетесь его предать? — спросила Джульетта.

— Вы угадали. Я хочу, чтобы он знал. И простил меня.

— Он ничего не слышит. Ничего не понимает.

— Джульетта, я знаю, что вы меня терпеть не можете. И я вас даже могу понять. Но и вы, и я прекрасно знаем, что Дарио слышит и понимает все. Проводите меня, пожалуйста, в его комнату.

— Разновидность шантажа?

— Нет, разновидность вежливости.

Я поторопилась взять ее за руку, видя, что она готова наброситься на Филиппо, и сказала: "Настало время наконец-то все узнать". И не важно, что знает ее инженер, а она не знает. И тут Джульетта проговорила вульгарным тоном базарной бабы, готовой на все:

— Ладно, валяй! Мы не раскиснем!

Разумеется, ни она, ни я к Дарио не вошли. Мы оставили Филиппо одного, чтобы он мог облегчить свою совесть. И если Джульетта его откровенно ненавидела, то я готова была им восхищаться. Но, разумеется, не рискнула выразить ему свои чувства.

Мы застыли в ожидании на пороге, отдавая себе отчет, что, как только тайна перестанет быть тайной, мы тоже станем другими; жизнь подвела нас к стене вплотную, и никакие уловки не помогут.

Конец предположениям, вскоре мы узнаем факты, и тогда придется признать, что случившееся случилось. Стало неотвратимой действительностью.

Филиппо вышел из комнаты, он не посмотрел в нашу сторону, не стал нас дожидаться, а сразу спустился в маленькую гостиную. Глаза у него были красные, лицо неимоверно усталое: он предавал друга.

И вот мы сидим друг против друга в маленькой гостиной, где Дарио слушал радио со своим другом Луиджи, куда Дарио входил несчетное количество раз, разговаривая с Джульеттой, смеясь, рассказывая, что случилось днем, что было на работе, будет на каникулах. Дни рождения тоже праздновались здесь, как и у нас, зажигались свечи, дарились подарки, и наверняка они любили друг друга здесь на диване и креслах, прячась от слуг, выключив телефон, радостно удивляясь, что любовь никогда не бывает одинаковой. Теперь все это называлось "прошлое". То, чего нет.

Даниэле Филиппо говорил долго, с трудом, не прерываясь и ни разу не поглядев на нас. Он рассказал:

— Дарио, вы знаете, была присуща своего рода беспечность., вообще-то обманчивая. Он казался рассеянным фланером, но от его взгляда ничего не ускользало. Он был наблюдателем, любившим людей, всех, самых разных… Его всегда… удивляло их поведение, способ жизни. Он никогда не иронизировал, не насмехался над людьми, он просто смотрел на людей, задерживал на них взгляд… Вы и сами знаете… Ничего нового я не говорю. В порту очень много народу, самого разного, со всех концов света. И само собой разумеется, есть такие, что прячутся в трюмах, приплывают нелегально и продолжают прятаться и бояться… В общем, как сказать? Дарио по вечерам после работы любил побродить в порту. Он выкуривал сигаретку, толковал с механиками, рыбаками, им было лестно поговорить с инженером, они относились к нему с почтением, не забывая о нелепой иерархии… Дарио знал, как живет каждый из них, он о них помнил. Как этому поверить? Кажется невероятным, кто бы мог подумать, что Дарио… А он в самом деле все помнил, и работяги его обожали, он не забывал спросить, как прошла операция у жены, день рождения матери, экзамен сына, всегда интересовался, как действует тот или иной механизм, рассказывал о своих машинах портовым парням, и они никогда не завидовали богатству Дарио, никогда… Я думаю, что для них… я говорю вам об этом, потому что теперь из-за того, что произошло, люди говорят о Дарио, говорят со мной, я видел, как ребята плакали, говоря о нем, им его не хватает… Для них… Как бы это сказать?.. Для них не видеть больше Дарио в порту по вечерам, не поговорить с ним, когда мы все так спешим домой… Я знаю сеньора Контадино, и все мы знаем, как он любил вас, и об этом я тоже мог бы вам рассказать, но вы не этого от меня ждете, так ведь? Так о чем я? Да, о порте, так вот, в порту много людей без документов, больше, чем где-нибудь еще, они селятся неподалеку и промышляют чем могут… У них детишки… Детишки… Они тоже справляются. Итальянский осваивают куда быстрее родителей. За несколько дней уже знают весь город… Мне трудно говорить… В общем, там была маленькая девочка… Малика… маленькая туниска Малика… Да, нелегко, извините меня… Дарио и ей не нужны были слова, чтобы понимать друг друга. С блестящими ореховыми глазками, лукавой смышленой мордашкой, она была похожа на белочку. И такая всегда радостная, такая радостная… Они замечательно ладили безо всяких разговоров. Каждый вечер она ждала его, и у нее в корзинке было что-то новенькое — то инжир, то лимоны. Ясное дело, таскала из какого-то сада, но, как бы то ни было, Дарио каждый вечер у нее что-то покупал. Потом с улыбкой трепал ее по голове и уходил. Думаю, что он давал ей много денег. Но очень скоро главным стали вовсе не деньги, а… Сам не знаю, игра, что ли? Или сами встречи? Да, скорее встречи, именно встречи. Они стали для них очень нужными. Дарио с Маликой любили друг друга. Думаю, малышка нашла в Дарио то, чего ей не хватало в семье, — ласковое обращение, улыбку… Но конечно, и деньги имели немалое значение. Как-то утром Дарио приехал на зеленом "порше" и счастлив был, как мальчишка, — как обычно, когда у него появлялась новая машина. Представьте сами, вокруг него настоящее столпотворение, всем хочется полюбоваться, а он за рулем новой гоночной машины, и ему… ну, точно, лет двадцать. Он становился невероятно… простодушным и хохотал, как беспечный подросток. Я всегда думал, что, не будь восхищения наших портовых парней, может, и машины меньше интересовали бы Дарио. Он водил их, но нуждался в восхищении и…