Эмилиян Станев - Иван Кондарев

• Название: Иван Кондарев
• Автор: Эмилиян Станев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

Роман «Иван Кондарев» (книги 1–2, 1958-64, Димитровская премия 1965, рус. пер. 1967) — эпическое полотно о жизни и борьбе болгарского народа во время Сентябрьского антифашистского восстания 1923.

---

— Эй, поглядите-к а, чегой-то там написано?! — вдруг закричал один, показывая палкой на окно какого-то дома. — Да смотрите же!

— Блок! — сказал кто-то.

— Ах, мать твою! — И прежде чем жандармы успели задержать его, крестьянин прорвал кордон и изо всех сил двинул дубинкой по окну, в котором вместо стекла была вставлена обложка от школьного альбома для рисования.

Раздался дружный хохот. Солдаты вытолкали мужика обратно на мостовую, однако в суматохе человек десять сумели пробраться в ближайшую молочную и в одно мгновение опустошили все миски с кислым молоком.

— Коммуняги, идите к нам! — кричал какой-то дядька в фуражке, украсивший себя кроме оранжевой ленты еще и красной гвоздикой, торчащей из-за уха.

— Эй, социалистики, держитесь!

— И что у тебя общего с толстопузыми? Это ведь живоглоты! — сказал один из коммунистов.

— А, вы тоже против мужиков! Батька носит, мамка месит, и ура, ура труду!

— Вы к нам, а не мы к вам! — кричал Кесяков, которого особенно много поддразнивали, по-видимому из-за бородки.

Раздавались и остроты. Коммунисты смеялись.

Кондарев не слышал насмешек. Среди проходящих он увидел нескольких фронтовых товарищей, и воспоминания одно за другим воскресали в его мозгу.

Прошли последние ряды. Солдаты продвинулись вперед, соединяя оба края цепи и образуя арьергард. Они старались обеспечить порядок на главной улице и проводить крестьян до самого вокзала, не позволяя им сходить с мостовой.

Кое-кто из коммунистов пошел следом за жандармами, надеясь увидеть, что будет дальше. Янков, Тодор Генков и стоявшие с ними коммунисты направились к клубу.

Кондарев предложил Сотирову посидеть возле запертой шорной мастерской.

Проходя мимо, Янков остановился возле закрытых ставен, и Кондарев слышал, как он сказал:

— Все это не имеет с нами ничего общего. Дружбаши сами свернут себе шею.

Харалампий, постукивающий сзади костылями, что-то возразил, и Янков погрозил ему пальцем.

— Можешь идти к ним, если тебе так нравится сельская буржуазия. Неужели не видишь, что все они приготовили мешки для награбленного, а некоторые сумели уже их наполнить?

— Народ! Его обворовывали, и он платит тем же. Ничего удивительного! — ответил инвалид.

— Опять за старое! — сердито воскликнул Янков. — Мародерство и невежество оправдываешь? Народ — не эти вандалы, а социализм — не грабежи и разбойничьи банды!

Неприязнь к Янкову, которую Кондарев почувствовал еще в клубе, неудержимо росла.

— Нельзя считать народом одну интеллигенцию, — заметил он. — Это же оппортунизм.

Янков обернулся и бросил на него долгий взгляд.

— Оппортунизм? Это вы про меня?

— Вы сами не сознаете этого…

— Смотри ты! — воскликнул Генков.

— Он уже забыл, что мы слишком многое ему прощали. Такие только приносят вред движению! — дрожа от гнева, заявил Янков.

— Время покажет, от кого больше вреда. Вы были б очень рады, если б я действительно убил доктора.

— Провокатор!

— Вы и сами знаете, что это правда!

Янков пожал плечами и, презрительно махнув рукой, направился к клубу.

Кондарев встал и, хромая, зашагал по направлению к главной улице. Сотиров поддерживал его.

— Как ты мог сказать ему такое? — воскликнул он. — Янков тебе никогда не простит!

— Ну и пусть! Пошли домой! — Кондарев закурил, руки у него дрожали.

Дружбы остановились на площади у казино. Динов ораторствовал, взобравшись на стол. Кавалерийский эскадрон тесным кольцом окружил площадь и преградил улицу. Вдруг одна из лошадей попятилась прямо на узкий тротуар. Приятелям пришлось прижаться к стене ближайшего дома. Кавалерист успокаивал животное, ласково похлопывая его по лоснящейся шее. Заметив, что офицер держится как-то в стороне от других, Кондарев взглянул на его погоны. Оказалось — поручик. Офицер оглянулся. Его черные глаза уставились на Кондарева, затем их презрительный, цепкий взгляд упал на Сотирова. Офицер улыбнулся, и под короткими смоляными усами блеснули ровные белые зубы.

Это был поручик Балчев, прибывший вместе с эскадроном из соседнего города.

Оратор успокаивал крестьян и поздравлял их с победой над блоком. Усталые крестьяне с нетерпением ожидали конца речи, чтобы отправиться по домам, а горожане из окон и балконов посмеивались над уже безопасным для них «мужичьем».

Сентябрьское солнце бросало косые лучи на лица, оранжевые знамена, каски, сабли и карабины и сухим блеском отражалось в окнах домов, словно грустя о том, что кончается этот теплый день и что близятся другие дни, несущие крестьянской власти и всему народу новые, еще более тяжкие испытания.

Часть третья © Перевод Л. Лерер-Баша

1

Весь сентябрь оказался жарким и сухим, а октябрь начался дождями, и они день ото дня все усиливались. Воды в реке прибывало, она становилась мутной и бурной. Вымокший, грязный город пропитался запахом сырости и гнили. Эта дождливая пора всем была тягостна, но особенно угнетала она Сотирова, чертежника из строительного управления.

Сотиров тешил себя надеждой, что Райна Джупунова не будет требовать у него денег до конца года, но уже в сентябре он получил от нее письмо, в котором Райна писала, что ее братьям срочно понадобились деньги (по — видимому, для постройки мельницы) и она опасается, что они попросят у нее эти восемь тысяч, и не может придумать, что им сказать, если они потребуют у нее объяснения. Тогда письмо не встревожило его — он сразу понял, что написано оно с целью поставить его перед необходимостью открыть Кондареву, кто именно пришел ему на помощь. Райне явно не терпелось, хотя прошло всего две недели, как она дала деньги. Но влюбленные считают и часы. К тому же Сотиров полагал, что не стоит больше делать из этого тайну. Пусть Кондарев узнает, кто дал деньги на залог, пусть поблагодарит Рай ну хоть письмецом. Таким образом он думал облегчить взятое на себя обязательство, потому что и Кондарев станет тогда заботиться о векселе. Но как раз накануне свадьбы Костадина, возвратившись с работы, он нашел в почтовом ящике, укрепленном на калитке, еще одно письмо Райны. Полный тревоги и любопытства, он торопливо пересек грязный двор и вошел в одноэтажный, обшитый досками домик. В кухне старушка мать накрывала к ужину стол, а отец, болезненный, кроткий человек с воспаленными глазами, которому врачи запретили читать даже газету, сидел на скамье и гладил котенка. Сотиров подошел поближе к лампе и, повернувшись спиной к старикам, прочитал письмо:

Господин Сотиров!

Я Вам уже писала несколько дней назад из деревни, но Вы не ответили мне. Я и не думала поднимать этот вопрос, если бы не такое стечение обстоятельств. Братья требуют у меня деньги, и я решила было даже не ехать домой на свадьбу К осты, только бы избежать неприятностей. Но Манол приехал в село и увез меня. Я задержусь в городе три-четыре дня, и можете представить, в каком состоянии я буду все это время… Боюсь, что вынуждена буду отдать им вексель, потому что не вижу другого способа объяснить, куда я подевала деньги. Прошу Вас поэтому встретиться со мной в понедельник в восемь вечера на том же самом месте в городском саду, чтобы решить, как нам быть. Полагаю, они до этого времени не станут проверять на почте!

С приветом Р. Джупумова.

Теперь уж Сотиров перепугался и, поужинав, сразу же отправился к Кондареву с твердым намерением рассказать ему все, хотя сегодня, в канун Христинин ой свадьбы, не следовало бы терзать его новыми неприятностями. Но вчера он виделся с ним и после этой встречи, как и после предыдущей, перед его поездкой в Софию (Кондарев ездил туда, чтоб отменили приказ о его увольнении), вернулся недовольный, огорченный. Вот дружишь с человеком с самого детства, любишь его больше чем брата, воображаешь, что знаешь его самые сокровенные мысли, делишься с ним своими, и вдруг наступает такой момент, когда этот человек перестает тебе доверять, что-то от тебя скрывает, становится все загадочнее и отдаляется от тебя как от чего-то устарелого и неинтересного! Ну как тут не озлобиться?! И при этом выказывает самое настоящее легкомыслие в денежных вопросах и знать не хочет, где ты взял деньги, которые дал ему взаймы, да еще смеется, подшучивает над тобой, говорит, что, пожалуй, сам заведет типографию. Да и вообще ему все нипочем и до тебя никакого дела нет, а ты щадишь его гордость, потому что любишь его и уважаешь. Может, он просто отупел, страдая по Христине, или же тебя самого считает глупцом?..

Город тонул в сырой мгле и мраке, поливаемый холодным дождем, который не прекращался со вчерашней ночи; свет фонарей был тусклым, беспомощным — лужи и булыжная мостовая слабо отражали его, а улицы были совсем пусты; люди рано укладывались спать — ведь сон под шум дождя такой сладкий. Сотиров прикрывался старым зонтиком, так как наброшенная на плечи накидка не предохраняла его от дождя, осторожно перескакивал через лужи, приподнимая свободной рукой штанину. Страх, что вексель окажется в руках братьев Райны и те наложат арест на его жалованье, не раз заставлял Сотирова вздрагивать и в постели, перед тем как он успевал заснуть. К нему, человеку физически и нравственно чистоплотному, страх приходил внезапно, по ночам; он боялся Джупуновых — ведь они способны на все! Если они наложат арест, как будет он содержать своих стариков? Ему и так едва удается сводить концы с концами, он давно уже не может ничего приобрести для себя, даже приличный зонтик, а уж костюм — куда там, свой единственный носит уже два года. Он бережет свою одежду, как кошка оберегает от грязи и воды свою шкурку… Сотиров не замечал, что разговаривает с собой вслух. Свет из окна Кондарева падал на почерневшую снизу стреху, дождь слезами струился по стеклам. Вымокший дом издавал запах старой известки и влажных кирпичей, из подвала несло кислятиной. Когда Сотиров вошел во дворик, от стены отвалился кусок штукатурки и разбился вдребезги.