Эрвин Штриттматтер - Погонщик волов

• Название: Погонщик волов
• Автор: Эрвин Штриттматтер
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

Эрвин Штриттматтер — один из значительных писателей ГДР, лауреат Национальной премии. В романе «Погонщик волов» (1952) показана жизнь одной немецкой деревушки в годы Веймарской республики до прихода фашистов к власти. Герой книги, с детства познавший тяжелую нужду, постепенно приходит к пониманию происходящих в стране событий.

---

— У коровы, значит, были ноги коротковаты… э-э… нет. Коги норотковаты, — поправляется Липе.

Один раз от чрезмерного усердия и лихости он за компанию остриг наголо и ревущую, сопротивляющуюся Труду.

— У тебя небось тоже вшей навалом. На бойне первое дело — чист-аата и пааррядок…

Но по обычным дням отца в доме не видно и не слышно. Вернувшись вечером из усадьбы, он молча ужинает и садится на теплую лежанку. Сидит себе там, жует табак и вяжет веники либо чинит упряжь. Его маленькие, серые, порой грустные глаза редко отрываются от работы. Он до боли, до сердечных ран размышляет о своей судьбе. Судьба явно стакнулась с барином. По воскресеньям Липе врачует алкоголем боль от сердечных ран. А в будние дни по вечерам вяжет веники и тем зарабатывает деньги на воскресное леченье. За работой Липе иногда засыпает. Голова у него свешивается на грудь. Изо рта бежит струйка слюны. Губа отвисает, обнажая обломки зубов. И вот уже голова падает на прутья голика, и Липе становится похож на гнома с веничной бородой. Дети весело шмыгают в спальню. В такие вечера Липе даже и не пробует добраться до своей постели. Он остается спать, как был, на широкой лежанке. Его жена, Матильда, разговаривает с ним, будто с малым ребенком. Она, а не Липе — капитан маленького семейного кораблика, Липе даже и не штурман. На этом семейном корабле он лишь объехал некогда вокруг бакена. Под бакеном подразумевается семнадцатый год его жизни. Мысли, будто прожорливые чайки, кружат над его семнадцатым годом. Когда он женился на Матильде, верней, когда Матильда его взяла, в нем еще раз ярким пламенем вспыхнули мечты о другой жизни. Тогда ему шел двадцать пятый год. Ее подпирали сроки. И она была работящая, будто пчела. За что, бывало, ни возьмется, все так и трещит от ее хватки. Вот он и понадеялся, что Матильда ему поможет. Но тут пошли дети. Много раньше, чем хотелось бы. Порой за узким лбом Липе возникали разные соображения насчет того, как выбраться из убожества. Но эти огольцы, вечно голодные, вечно ревущие, не давали им ходу. Даже с женой Липе своими мыслями не делился. Впрочем, может, она и без слов о них догадывалась. Нет, он, конечное дело, не противоречил. Раз уж дети есть, куда от них денешься. Дети стали пружиной того механизма, который работал и снашивался по будням.

Он редко выходит из себя, редко артачится. Кроме воскресений, после визита к парикмахеру. По воскресеньям умолкает Матильда. Пусть себе льет воду на пол, старый болван. Лишь бы других глупостей не делал. В такие дни она легко мирится с его дурацким важничаньем.

Липе работает на усадьбе. У него под началом две лошади, это уже вторая упряжка, а скоро и она сменится. Значит, Липе хороший кучер. Лошади, сбруя и всякая утварь выходят как новенькие из его потрескавшихся рук. Изредка по вечерам Липе не сидит на своем законном месте возле печки. Тогда вся семья дожидается его с ужином. Мать беспокойно снует по кухне и украдкой поглядывает в окно. Скорее по привычке, — в окно только и увидишь, что четырехугольник тьмы.

— Небось опять надумал что-нибудь толкнуть, — ворчит Матильда своим мужским голосом. Мясистые губы произносят слова, почти не двигаясь. Толкнуть? Этот вид работы Лопе еще не знаком. Наверно, это такая работа, о которой детям знать не положено. Когда покрывают коров или когда они телятся, это тоже не для малышей. Дайте срок, Лопе вырастет, тогда он, верно, узнает, что значит «толкнуть».

Но ему не приходится ждать. Как-то вечером отец уводит его прямо от ужина. Они идут в усадьбу. Там Лопе велено стать перед дверью конюшни.

— Ты уже не маленький, можешь кое в чем подсобить отцу.

На усадьбе нет никого, кроме смотрителевой жены, — та громыхает ведрами у колодца. Движением худого дрожащего тела отец указывает на нее.

— Когда она уйдет, насвисти какую-нибудь песенку.

Смотрительша уходит и захлопывает за собой дверь своей квартиры. Лопе свистит: «Однажды девушка пошла по ежевику…»

Появляется отец. С полным мешком. Мешок лежит у него на плечах и отчасти — на шее. На всякий случай он тоже оглядывается по сторонам. От тяжести он не может вертеть головой и только поводит глазами. Они идут выгоном. Отец велит, чтобы Лопе держался шагов на тридцать впереди, а если кого увидит, чтобы снова посвистел.

— Ту же песню или другую?

— А не все одно? — кряхтит отец.

Они миновали выгон и теперь идут задами.

— К булочнику, — стонет Липе под тяжестью мешка.

Мальчик шустро топает впереди. Он идет без опаски, словно средь бела дня. Что с ним может случиться, когда рядом отец? Это непривычное, это хорошее чувство. Все луга мокрые от вечерней росы. Звезды сверкают на темном, будто вороново крыло, небе, так сверкают искры в печной топке. В траве кто-то стрекочет. В листве кто-то шуршит. И еще кто-то черный стоит на краю поля. Лопе вздрагивает. От страха губы сами по себе расползаются и никак не хотят сложиться для свиста.

— «Жди терпеливо, о, моя душа…» — высвистывает он наконец. Тотчас что-то глухо падает в траву. Это отец сбросил с плеч мешок и скатился в маленькую канавку.

— «…господь не оставит тебя», — продолжает Лопе. А сам все смотрит на темный продолговатый предмет. Тот не движется. Лопе из озорства выдергивает пучок травы и швыряет его в темный предмет. Тем временем Липе кладет шершавую руку на плечо сыну.

— Где? — спрашивает он, все еще отдуваясь. Мальчик сперва пугается, но, быстро успокоившись, тычет дрожащей рукой, которая так и подлетела от страха, в это черное нечто на краю поля.

— Ду-урак, — ворчит отец. — Это ж старая слива. С нее последним градом сбило макушку.

Липе берет мальчика за руку. Липе ведет его. Первый раз в жизни Лопе идет, держась за отцовскую руку.

Большая, потрескавшаяся рука отца чуть заметно подрагивает. Где-то там, под кожей. Лопе пытается разглядеть в темноте его лицо. Левой рукой отец утирает пот со лба и с глаз.

— Если увидишь кого-нибудь еще, скажешь: «Вот сейчас оно будет, это гнездо. Там куропатка сидит на яйцах».

— Какая куропатка?

— Ну, куропатка и куропатка…

Перед ними и в самом деле обломанная слива. Липе облегченно вздыхает.

— Теперь ты и сам видишь, что нечего сразу пугаться.

Отец возвращается на прежнее место, подбирает свой мешок. Они приходят к булочнику. Здесь Липе движется вполне уверенно. Ворота только притворены. Липе толкает их ногой. Они пересекают двор и заходят в пекарню. Там стоит булочник в белом фартуке. Он бросает на мальчика недовольный взгляд. Липе отводит булочника в сторону, и они начинают шептаться.

— Нет-нет, и не думай. — Липе недовольно тычет носком в мешок. Там что-то сухо хрустит.

Лопе отродясь не бывал в пекарне. Хлеб для семьи он покупает в лавке. Новые впечатления проникают через блестящие глаза Лопе. Блеклая голубизна между воспаленными веками делает их похожими на маленькие пестрые оконца. Итак, вот большая печь, вот дежи, а вот тестомешалка. Пузатый булочник бочком выскальзывает из пекарни. Отец все еще не отдышался. Булочник возвращается и сует Лопе длинный леденец. Теперь Лопе ничего не видит, кроме своего леденца, — ни лопат, ни противней.

Домой они возвращаются той же дорогой. Пекарня исчезает в вечернем тумане. Липе шагает, распрямив коленки.

— А теперь давай ешь свой леденец. Он только для тебя. Ты его заработал. Баб угощать нечего.

Лопе кивает с довольным видом. И откусывает кусок от своего леденца. Отец остановился. Он бренчит монетами, он достает их из кармана и пытается сосчитать в темноте. Лопе тоже останавливается и, хрумкая, поворачивается к отцу.

— Смотри, не проболтайся Труде, где мы были. Ты уже скоро взрослый будешь. Мужчина. Бабью не положено все знать.

Лопе сует в рукав остаток леденца. Мужчины не едят леденцов. Липе кладет понемножку денег в каждый карман. Теперь он не держит сына за руку. Теперь незачем. Про сломанную сливу они уже знают.

Липе становится веселый и разговорчивый. Как ни крути, а Лопе уже почти взрослый. И пора ему узнать кое-что из того, о чем детям не рассказывают. Пусть для начала придет поглядит, как телятся коровы. Лопе снова взялся за свой леденец. Обмусоленный кончик леденца так и сверкает в лунном свете.

— Ты думаешь, я сделал что-нибудь нехорошее? — спрашивает отец скорее себя самого, чем Лопе. Оказывается, он весь месяц хорошо распределял отпущенный для лошадей корм и у него остался лишний овес. Лопе заглатывает последний кусок лакомства.

— Вот ты отвечай, может хоть кто-нибудь сказать про моих лошадей, что это худые клячи? — любопытствует отец.

— М-м-м, никто, — говорит Лопе.

В лошадях он пока не очень-то разбирается.

— Ты погляди, как оно получается: картошка, семечки — и лошади становятся толстые, как улитки.

Лопе глядит на луну, облизывает мокрые пальцы и молча кивает.

— Так что же, по-твоему, — вдруг заводится отец, — отдавать лишний овес управляющему?