Василий Трушкин - Лирика и эпос Константина Седых

• Название: Лирика и эпос Константина Седых
• Автор: Василий Трушкин
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

---

Но зоркий взгляд художника на этой внешне спокойной глади потока начинает различать воронки и водовороты, скрытые подводные течения. Богач Платон Волокитин безнаказанно распахивает залежь бедняка Никулы Лопатина. Когда же Семен Забережный, такой же бедняк, как Никула, в отместку решил запахать залежь купца Чепалова, ему, георгиевскому кавалеру, за самоуправство пришлось неделю отсидеть в «клоповнике» — станичной каталажке. Кулак Иннокентий Кустов обманывает бедняка Алексея Соколова, и тот не может найти на него никакой управы, пока не додумывается спалить усадьбу Кустовых. Так, за внешним спокойствием чувствуется нарастание еще скрытого от поверхностного взгляда глухого брожения в казачьем поселке. Это брожение, постепенно усиливаясь, вскоре приведет к взрыву, к открытому размежеванию классовых сил, едва лишь грянет революция.

Поставив в центре повествования жизнь трех поколений семьи Улыбиных, автор создал широкое полотно из жизни казачества Забайкалья. История улыбинской семьи по-своему в неповторимых человеческих характерах отразила, как отражается в капле воды солнце, судьбу всего трудового народа в революции. Все они — и родоначальник улыбинского рода Андрей Григорьевич, и его сыновья Северьян и Василий Андреевич, и, наконец, внук Роман разными, порой мучительными путями шли к постижению той большой правды, которую несла народу партия Ленина. Василий, сын Андрея Григорьевича, уважаемого человека и первого георгиевского кавалера в поселке, попадает на каторгу за связь с «политикой». В Мунгаловском богачи стали травить Улыбиных, как каторжников. И это обстоятельство впервые, может быть, заставило и старика Улыбина, и рассудительного Северьяна задуматься над такими вещами, о существовании которых они раньше, возможно, и не подозревали. И все-таки сложность и запутанность политической обстановки в годы гражданской войны была такова, что брат коммуниста и отец командира партизанского отряда Северьян становится дружинником в отряде Каргина и только в момент своей гибели от рук семеновских карателей он осознает всю нелепость и трагизм своих блужданий.

В «Даурии» прекрасно выписаны представители трудовой массы казачества. Это и Тимофей Косых, и Семен Забережный, и Никула Лопатин, этот вечный неудачник, неунывающий фантазер и хвастун нишка, батраки Алексей Соколов и Федот Муратов, и опять-таки те же Улыбины,

Весьма привлекательна живописная фигура Муратова. Вечный батрак и проказник, этот мунгаловский чудо-богатырь саженного роста не знал, куда девать свою силушку. Он растрачивал ее в попойках и шутовских проказах: мог одним увесистым кулачным ударом оглушить быка или же, играючи, протащить его по земле. По праздникам, подделав ключи, Федот воровал хозяйскую пшеницу, пил ханшин, играл в карты, обрезал хвосты у коней, на которых приезжали в Мунгаловский женихи из соседних станиц и поселков. С военной службы Федотка вернулся с твердым намерением пустить перо и пух из местных поселковых тузов. Но еще долго в штормовые годы гражданской войны будет бросать его из стороны в сторону. Побывает он и у анархистов, пока революционная волна не прибьет к одному берегу. По-человечески прекрасен подвиг Федота Муратова, когда он вместе с матросом Усковым хладнокровно берется сопровождать платформу с взрывчаткой, чтобы подорвать ею эшелоны противника на станции Мациевской.

С покоряющей правдой, свойственной подлинному искусству, художник выписывает образы своих главных героев. С особой авторской симпатией, может быть, менее живописно и картинно, чем импозантная фигура Федота Муратова, но не менее тщательно, с проникновением в психологию героя изображен в романе Семен Забережный. Так же, как, скажем, и Никуле Лопатину, Забережному редко когда улыбалось счастье. Несмотря на всю свою напористость и трудолюбие, он так и не поборол нужду-матушку. Неслучайно писатель несколько раз возвращается к рассказу о полуразвалившейся Семеновой хибарке. Но в отличие от того же Никулы Лопатина бедность не пригнула и не унизила его, не сломила гордого характера этого человека, знающего себе цену. Кто-кто, а он-то уж не даст над собой посмеяться, да и над другими не стерпит издевательства. Еще будучи на военной службе, рискуя попасть в трибунал, он проучил офицера, посмевшего неуважительно с ним поступить. Он крепко одергивает Терентия Чепалова, когда тот вздумал на строевых учениях поизмываться над Романом Улыбиным. Семена побаивается, не желая с ним ссориться, даже сам поселковый голова Елисей Каргин. Более того, Семен Забережный готов отчитать за трусость и Каргина, не рискнувшего поздороваться в присутствии начальства с арестованным земляком Василием Андреевичем Улыбиным.

Высокоразвитое чувство собственного человеческого достоинства крепко уживается в нем с обостренным чувством социальной несправедливости. Семен отпускает встреченного им Алексея Соколова, спасающегося от погони после поджога кустовского дома. Он первый из казаков открыто радуется свержению царя. Общение с большевиками Нагорным и Роговым помогает ему окончательно самоопределиться, найти свое место в ряду активных борцов революции.

К. Седых тщательно прослеживает расстановку классовых сил в Мунгаловском, многими нитями связанном с большим внешним миром. Отголоски событий из этого большого мира постоянно докатываются до Мунгаловского и прямо и косвенно будоражат его обитателей. Где-то совсем близко идет ожесточенная политическая борьба, совершаются покушения на губернатора, отбывает на каторге наказание хорошо знакомый всем односельчанин Василий Улыбин. Разными путями доходят до мунгаловцев рассказы о политических заключенных, да и сами они время от времени ловят беглых каторжников. Им хорошо знакомо и растущее недовольство среди сибирского крестьянства, они об этом довольно точно могут судить хотя бы по настроению мостовцев, мужиков из соседней с Мунгаловским деревни, с которыми у казаков давняя распря из-за покосных угодий.

Стремительно начинают нарастать события в казачьем поселке с возвращением в родные места вчерашних фронтовиков. Давняя глухая неприязнь между верховскими зажиточными казаками с Царской улицы и низовской беднотой находит, наконец, свой выход в кровавом столкновении. Все заклокотало и забурлило в Мунгаловском — назревала гражданская война

Во множестве сцен, насыщенных острым драматизмом, художник нарисовал ту накаленную до предела атмосферу, которая нависла в эти годы над Мунгаловском. Здесь и бешеное сопротивление реакционной верхушки казачества, и неустойчивость и колебания таких казаков, как Северьян Улыбин, и твердая решительность в защите завоеваний революции Семена Забережного и его единомышленников, Автор «Даурии» в широких, привольных картинах, выхваченных из стремительного потока жизни, в непринужденном, естественном развитии характеров и обстоятельств рисует путь русского народа в революции. Он рассказал нам средствами искусства о том, как постепенно, преодолевая сословные и кастовые предрассудки, основная масса трудового казачества в решающие минуты борьбы становилась на сторону Советской власти и с оружием в руках отстаивала завоевания Великого Октября от посягательств внутренней и внешней контрреволюции. В этой борьбе народ совершал подвиги, исполненные высокого героизма и самопожертвования. Об одном из таких подвигов рассказал писатель в эпизоде, изображающем взятие Мациевской. Таких сцен мужества и отваги в романе К. Седых немало. Они волнуют нас своей правдой.

Страницы «Даурии» оставляют неизгладимое впечатление особенно потому, что они вылились из-под пера опытного мастера. Его герои не ходячие добродетели и воплощенные пороки, а живые люди с присущими им слабостями и достоинствами. В равной мере можно это сказать и о положительных и отрицательных персонажах книги, С художественной достоверностью и жизненной правдой изображены писателем не только представители семьи Улыбиных, но и Федот Муратов и Семен Забережный, Елисей Каргин и Платон Волокитин, Дашутка Козулина и купец Сергей Ильич Чепалов. Подчас ему удается одним-двумя штрихами вылепить живой, впечатляющий образ человека. Позтому-то у К. Седых даже эпизодические фигуры кажутся пластически осязаемыми.

Мастерски развернут в романе образ поселкового атамана Елисея Каргина, взятого со всей его противоречивостью, метаниями, борьбой мотивов. Потому-то он так и впечатляет. Впрочем, к Каргину нам еще придется вернуться в разговоре об «Отчем крае». С таким же искусством, мастерским проникновением в самую сердцевину характера раскрыт в «Даурии» и образ купца Чепалова, человека бессердечного и жестокого, лютой ненавистью, ненавидящего народ, новую власть. Писатель с исключительным тщанием выписывает подробности обстановки, семейного уклада чепаловского дома, огороженного высоким забором, за которым день и ночь носится по цепи свирепый волкодав.