Василий Трушкин - Лирика и эпос Константина Седых

• Название: Лирика и эпос Константина Седых
• Автор: Василий Трушкин
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

---

ЛИРИКА И ЭПОС КОНСТАНТИНА СЕДЫХ (к 70-летию писателя)

Человек яркого и незаурядного дарования, прекрасный мастер слова, Константин Седых по праву вошел в нашу большую русскую литературу, завоевал симпатии и любовь широких кругов читателей.

Биография Седых, писателя крупного эпического размаха, типична и характерна для многих представителей советской литературы я искусства старшего поколения. По воспитанию, по характеру и направленности своего творчества Константин Седых — подлинно народный художник. Он родился 21 января 1908 года. Сын забайкальского казака из поселка Поперечный Зерентуй, будущий писатель рос и формировался в самой гуще народной. В раннем детстве он самозабвенно слушал рассказы отца, полного георгиевского кавалера, участника двух войн — русско-японской и империалистической, — о доблести и отваге русских воинов. Мальчик с упоением погружался долгими зимними вечерами в чарующий мир народной поэзии, мир старинных сказок и песен, от которых веяло разудалой казачьей вольницей.

Очарование народной поэзии, услышанной впервые из уст матери, хранившей в своей памяти немало старинных песен и сказок, солнечные просторы родного Забайкалья, раскрывшиеся перед изумленным взором ребенка в его поездках с отцом на сенокос, в поле, на всю жизнь запали в душу будущего писателя, рано пробудили в нем тягу к творчеству. «В свободное от работы время,—вспоминает он в «Автобиографии», — отец любил бродить по лугам и лесам, по горам и долинам. Когда я подрос, он стал брать меня с собой, Много исходили мы в поисках удобных мест под новые пашни и покосы, разыскивая деревья, годные на поделку колес и вил, охотясь на диких коз. С высоких горных вершин любили мы смотреть на необозримые просторы, на блестевшие в долинах озера и речки, на пашни, затейливо лепившиеся по склонам сопок, на станицы и села, о существовании которых я и не подозревал. С тех пор горячая отцовская любовь к Забайкалью стала и моей любовью». Первое свое стихотворение «Весна» он написал в десятилетнем возрасте. «Помню, — вспоминает Седых, — что описывал я в нем красоту забайкальской весны».

Неизгладимый след в душе подростка оставили и бурные события гражданской войны в Забайкалье, ставшие позднее одним из основных источников его творчества. «Навсегда останутся, — говорит он,— в моей памяти годы гражданской войны. Мне было тогда одиннадцать лет. Но я хорошо помню, как в мае девятнадцатого к нам в поселок впервые нагрянули красные партизаны». По словам писателя, впечатления' тех далеких лет незабываемы. «Позже я из них черпал материалы для многих моих стихов и рассказов».

Будущий автор «Даурии» и «Отчего края» со всей свежестью и непосредственностью детского восприятия жадно впитывал в себя разнообразные впечатления, события, факты, причудливые биографии множества людей той бурной, беспокойной эпохи. Он видел знаменитого командира сибирских партизан П. Н. Журавлева, о котором народ Забайкалья и поныне поет свои песни, познакомился с его ближайшими соратниками — начальником штаба С. С. Киргизовым, полковыми командирами Макаром Якимовым, Александром Федоровым, Корнилой Козловым. Немало повидал он в те памятные годы и рядовых партизан. У него на глазах собирались и снаряжались в партизаны поселковые батраки. Писатель вспоминал впоследствии: «А назавтра днем Алеха Соколов и другие поселковые батраки сидели у нас в горнице, и мои принаряженные тетки пришивали им на фуражки красные ленточки, заглянув для этого в свои сундуки с залежалым приданым. Оказывается, с партизанами пришел наш сельчанин Федот Доровских, известный читателям «Даурии» под именем Федота Муратова. Он живо уговорил своих друзей записаться к нему во взвод и лично реквизировал для них у местных богачей коней и седла».

Живые, врезавшиеся в память на всю жизнь впечатления тех незабываемых лет позднее переплавились под пером художника в яркие и колоритные человеческие характеры, выведенные в романах «Даурия» и «Отчий край», придали всему повествованию тот аромат подлинной жизни, покоряющей свежести и непосредственности видения мира, той достоверности, которые так привлекают нас в книгах писателя.

Многие герои Седых пришли на страницы его произведений из гущи самой жизни, имели своих реальных, живых прототипов. «Работа над образами героев «Даурии», — рассказывает писатель, — была сложной и трудной... Образы Сергея Ильича Чепалова, Никулы Лопатина и Федота Муратова списаны с моих односельчан. Они предстали перед читателем такими, какими были в действительности». Так весьма живописная богатырская фигура Федота Муратова, деревенского бобыля и отважного партизана, способного и на героический подвиг, и на анархическую выходку, еще в детстве поразила воображение писателя. «Помню, — рассказывает он, — что сам Федот, как всегда, был великолепен. Он щеголял в широченных штанах с лампасами, с трофейной серебряной шашкой на боку, в кожаной- куртке и серой каракулевой папахе.

...Федот, Федот! Забубенная головушка! Где-то в лесистых горах под Богдатью похоронен ты в братской могиле. Но и поныне хранят земляки в своей памяти твой последний подвиг. Ты погиб, окруженный японцами, в рукопашном бою. Двенадцати солдатам снес ты головы шашкой, прежде чем подняли тебя на штыки...».

Один из ведущих партизанских руководителей С. С. Киргизов по-служил для писателя прототипом при создании образа Василия Андреевича Улыбина. Были свои прототипы и у Семена Забережного, и у. целого ряда других персонажей «Даурии» и «Отчего края».

Разумеется, из сказанного вовсе не следует, что автор «Даурии» чисто механически копировал портреты, живых людей. Волнующие впечатления отроческих лет, протекающих в накаленной атмосфере гражданской войны, послужили отправной точкой, той запальной искрой, которая позднее помогла ярче разгореться огню творческого воображения художника. «За два незабываемых, года, — рассказывает Константин Федорович, — я вдоволь насмотрелся на красных и белых, запомнил сотни имен и фамилий, подружился со многими партизанами, неизменно привлекавшими мои симпатии».

Вскоре после окончания гражданской войны, будучи подростком, Константин Седых в своем родном поселке организовал комсомольскую ячейку; он был и первым ее секретарем. С 1923 года К. Седых становится селькором губернских газет «Забайкальский рабочий» и «Забайкальский крестьянин». В 1924 году появляются в печати его первые стихи.

Живые, непосредственные впечатления от многочисленных поездок по родному краю, становление новой жизни в забайкальском селе, недавняя героика гражданской войны, волнующие предания о прошлом Сибири, эпизоды из истории забайкальского казачества, сибирская каторга и ссылка, где томились, лучшие люди России, где, не жалея, душили «царю неугодную жизнь», — вот что питало музу молодого поэта. В 1933 году в Иркутске выходит его первая книга стихов— «Забайкалье». За этой поэтической ласточкой последовали и другие сборники — «Сердце», «Родная степь», «Праздник весеннего сева», «Первая любовь», «Над степью солнце», «Солнечный край», «Степные маки» и др.

Стихи Седых подкупают своей свежестью, живописностью, глубоким поэтическим чувством. Сибиряки знали и любили этого тонкого лирика, влюбленного в солнечное Забайкалье, задолго до того, как он стал автором «Даурии».

В звенящих медью стихах то патетических и величаво-торжественных, то порою наивных и книжно-романтических и все же таких искренних он славит дорогое его сердцу Забайкалье, над которым прошумели столетия, прошла тяжелой поступью сама история.

Медлительны, как желтые тымэны,
Бредут над степью грузные века.
А сопки спят — лазурное морены
По краю золотого ледника.
Скамей мне, жизнь, чья молодость бурлила,
Сгорала, ненавидя и любя,
Кто спит в прибитых тенями могилах,
Чьим голосом ты славила себя?

Это здесь, среди унылых забайкальских сопок, вырастали зубчатые остроги, гибли в каторжных рудниках народовольцы, и «жгла чахотка грудь большевика», «рвались сердца и мускулы на дыбе двуглавого российского орла». Такие картины вставали в воображении поэта, когда он думал о далеком прошлом родного края. Они сменялись другими, лично пережитыми, навеянными детскими впечатлениями от гражданской войны, о тех годах, что скоро «зашумели ветрами доброй славы». Эти пропахшие порохом и дымом ветры играли и в его мальчишеских вихрах.

Довольно, жизнь! Я знаю остальное.
Веселый краснощекий карапуз —
Я собирал на дымном поле боя
Картечь и гильзы в дедовский картуз,
Был желтый день, как венчики ургуя.
Цвели по сопкам выстрелов дымки,
На партизан в долину Зерентуя
Со всех сторон шли белые полки.

В его стихах о гражданской войне много от народной былинной героики. Поэт любуется ратными подвигами новых богатырей — какого-нибудь паренька из Нерчинска, седого черемховского шахтера или же слесаря из Читы.