Джеймс Миченер - Источник

• Название: Источник
• Автор: Джеймс Миченер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1705-1

На русском языке знаменитый роман Джеймса Миченера «Источник» печатается впервые. Известный американский писатель, лауреат Пулицеровской премии, непревзойденный мастер увлекательнейшего эпического повествования переносит читателя на десять тысяч лет назад к глубокой пещере возле источника у холма Макор, где зародились три великие религии – христианство, ислам и иудаизм.

Трое археологов, трое друзей – американец Кюллинан, араб Табари и израильтянин Элиав – наметили здесь место для масштабных раскопок.

---

Он подвел Кюллинана к западному краю плато, где древняя тропа зигзагом вилась по склону по направлению к прямоугольнику старого каменного здания, южный фасад которого состоял из трех изящных арабских арок. Они образовывали аркаду, которая вела к четырем прохладным выбеленным комнатам. В самой большой будет кабинет Кюллинана и библиотека, в других разместятся службы фотографа, чертежника и отдел керамики.

– Выглядит лучше, чем я предполагал, – сказал Кюллинан. – А что тут было раньше?

Элиав ткнул черенком трубки в сторону Табари.

– Скорее всего, дом какого-то араба, который выращивал оливки. Двести или триста лет назад.

Кюллинан был поражен непринужденностью, с которой общались Табари и Элиав; в ней не было ни следа характерного для этих мест антагонизма между евреями и арабами. Они сотрудничали на нескольких предыдущих раскопках и уважали знания друг друга.

– Дальше стоят четыре жилые палатки, – продолжил Элиав, – а если идти по тропе, то выйдешь к кибуцу Макор, где мы будем питаться.

Когда они шли к сельскохозяйственному поселению, Кюллинан обратил внимание на загорелых, бронзовых мужчин и женщин, занятых работой в кибуце. Они обладали на удивление привлекательной внешностью, и Кюллинан подумал: потребовалось всего несколько лет, чтобы сутулый еврей из гетто превратился в крепкого, здорового фермера. Глядя на мускулистых молодых людей, особенно на женщин с их свободными движениями, он не мог понять, в самом ли деле они евреи. Блондины с голубыми глазами, они скорее напоминали шведов; светловолосые юноши с ежиками волос на головах крепкой лепки смахивали на немцев; были тут и рыжие, типичные американцы, и интеллигентные личности английского типа; среди них присутствовала загоревшая до черноты молодежь, неотличимая от арабов. Обыкновенный человек, оказавшийся среди разнообразного населения кибуца Макор, мог бы выделить не более десяти процентов тех, кто соответствовал его представлению о евреях, и одним из них был Джемал Табари, чистокровный араб.

– Мы договорились с кибуцем о трех главных вещах, – объяснил Элиав, когда группа вошла в большой обеденный зал. – Спать мы тут не будем. Мы тут будем питаться. И до начала сбора урожая мы можем нанимать кибуцников для работ на раскопках.

– Это хорошо или плохо? – спросил Кюллинан.

– Успокойся, – сказал Элиав. – Мы обратили твое внимание на этот холм лишь потому, что кибуцники будут очень тщательно опекать нас. «Смотри, что мы выкопали из нашего холма!» Здешние дети обожают археологию, как американские – бейсбол.

Едва археологи расселись в большом обеденном зале, как к ним подошел и представился худой, коротко стриженный моложавый мужчина лет тридцати пяти, в шортах, безрукавке и сандалиях:

– Шварц… секретарь этого кибуца. Рад, что вы будете есть вместе с нами.

Кюллинан начал с вежливой академической формулировки: «Мы хотим, чтобы вы знали, насколько мы ценим…» – но Шварц прервал его.

– Мы ценим ваши доллары, – сказал он, резко махнув девушке, которая разливала кофе.

– Откровенный парень, – пробормотал Кюллинан, когда Шварц отошел от них.

– В нем ты можешь увидеть нового еврея, – как бы извиняясь, сказал Элиав. – Именно в нем и заключена сила Израиля.

– Откуда он? Говорит он как американец.

– Толком никто не знает. Наверно, он называет себя Шварцем потому, что смуглый. Он пережил, бог знает как, и Дахау и Освенцим. У его нет ни семьи, ни прошлого, остался только голый напор. Когда он вернется, посмотри на его руку.

Симпатичная, рослая и крепкая девушка в тугих шортах подошла к их столу, расставила чашки и блюдца и стала разливать кофе с таким видом, словно это был жидкий цемент. Поставив кофейник на тот случай, если кто-то захочет добавки, она отошла за сахаром, но Шварц уже опередил ее и поставил сахарницу перед Кюллинаном.

– Американцы хотят, чтобы все было сладким, – сказал он, но Кюллинан не обратил внимания на его слова, потому что смотрел на левую руку Шварца, где слабо голубел вытатуированный номер концлагеря: S-13741.

– Родимое пятно, – сказал Шварц.

– У вас речь как у американца.

– После войны я попытался обосноваться в Бостоне. Но вернулся сюда, чтобы присоединиться к борьбе.

– Свое имя вы получили в Бостоне? – спросил Кюллинан.

Шварц осекся.

– С чего вы взяли? Это была фамилия семьи, с которой я жил. Прекрасные люди, но они ровно ничего не знали. И когда началась война, я захотел оказаться здесь.

Девушка вернулась со второй сахарницей, собралась шлепнуть ее на стол, но, увидев, что Шварц успел первым, удалилась с вазочкой к другому столу. Когда она отошла, Кюллинан сказал:

– До чего необычно видеть девушку, которая не пользуется губной помадой.

– Она делает это ради защиты Израиля, – воинственно бросил Шварц.

– То есть?

– Никакой помады. Никаких танцев.

– Ради защиты Израиля, – повторил Кюллинан.

– Да! – едва не вскинулся Шварц. – Спросите ее сами. Иди сюда, Авива.

Девушка вернулась к ним и презрительно бросила:

– Я не из этих… салоним.

– Салоним, – перевел Шварц, – те, что крутятся в салонах.

– Я дала обещание своим друзьям. И мы никогда не танцуем, как в салонах. – Она с вызовом посмотрела на Кюллинана и отошла неловкой походкой девушки, которая знает лишь народные танцы. Шварц последовал за ней.

– Надеюсь, она не в той команде, что занимается керамикой, – тихо сказал Кюллинан.

– Минутку! – вспыхнула доктор Бар-Эль. – Когда мне было семнадцать, я дала такой же обет. Мы чувствовали то же, что Авива чувствует сейчас. Израилю нужны женщины, которые могут держать оружие… и, если надо, умирать на поле боя. Губная помада и салонные танцы – это для изнеженных женщин Франции и Америки. – Аккуратно поставив чашку кофе, она сказала: – И я рада, что этот дух еще жив.

– Но ты же сама пользуешься губной помадой, – напомнил Кюллинан.

– Я старше, – сказала миссис Бар-Эль. – И, кроме того, теперь я борюсь за Израиль на другом поле боя.

Это было странное заявление, но в данный момент Кюллинан решил не углубляться в него.

– Думаю, нам стоит вернуться и провести общее собрание, – предложил он, и четверо ученых двинулись по живописной тропинке к каменному дому с арками, что стал их штаб-квартирой. Когда Кюллинан добрался до него, он в первый раз обратил внимание на оливковые деревья Макора по ту сторону дороги. Они были непостижимо старыми. Их возраст измерялся не годами или десятилетиями, а веками, сливавшимися в тысячелетия. Стволы их были узловатыми и гнутыми, а ветки поломанными. Многие стволы были лишены древесины, которая сгнила с годами, оставив по себе лишь отдельные куски, но и их хватило, чтобы дать жизнь гнутым веткам, – и в конце весны оливы покрывались теми серовато-зелеными листьями, которые придавали деревьям такую привлекательность. Каждый порыв ветерка, что летел со стороны старой дороги, шелестел ими, и роща меняла цвета от сероватого к зеленому. Кюллинан и раньше видел такие оливковые деревья, но подобная роща ему не попадалась. И хотя он уже был готов войти в здание, откуда ему предстояло руководить раскопками, он вместо этого перешел дорогу, чтобы рассмотреть одно удивительное дерево – явный патриарх, от шишковатого кривого ствола которого осталась лишь одна оболочка с многочисленными дырками. На стволе было лишь несколько веток, но они были густо усеяны спелыми оливками, и, когда он стоял рядом с этой не сдавшейся времени реликвией, археолог почувствовал, что он предельно приблизился к тайне Макора. Вид этого августовского дерева лишил его дара речи. Да, теперь он воистину готов к раскопкам. Кюллинан молча вошел в помещение, где уже собрался его штат и их девятнадцать помощников, которые съехались со всех концов света в ответ на объявление, которое он разместил в различных газетах Англии и континента: «Летом 1964 года и в последующие годы предполагаются археологические раскопки в Северной Галилее. Приглашаются квалифицированные специалисты, если они могут самостоятельно оплатить проезд до Израиля. Обеспечиваются питание, кров, медицинское обслуживание, но не жалованье». Откликнулись более ста тридцати опытных мужчин и женщин, и из этого списка он подобрал команду, которая сейчас сидела перед ним. Все они были увлеченными учеными, готовыми трудиться за свой счет – лишь бы только прикоснуться к тайнам, которые хранит этот холм, и каждый был готов пустить в ход свои ум и воображение с той же отдачей, как мотыгу и лопату.

На доске объявлений доктор Элиав прикрепил распорядок дня, который на ближайшие пять месяцев будет определять их жизнь:

5.00 – Подъем

5. 30 – Завтрак

6.00 – 14.00 – Работа на раскопках

14.00 – Ленч

15.00 – 16.00 – Сиеста

16.00 – 19.00 – Кабинетные занятия

19.30 – Обед