Вера Рочестер - Месть еврея

• Название: Месть еврея
• Автор: Вера Рочестер
• Жанр: Исторические любовные романы

Писательница В. И. Крыжановская известна под псевдо­нимом Рочестер как автор популярных романов. Тема спири­тизма и оккультных наук стала причиной того, что ее произ­ведения в нашей стране долгое время не переиздавались.

Полное драматизма действие романа «Месть еврея» про­исходит во второй половине XIX века в Венгрии. Это увлека­тельная история нежной любви ростовщика-миллионера и юной аристократки, счастью которых мешают предрассудки окру­жающих.

---

Валерия вздрогнула.

—  Какая ты порывистая,— проговорила она, припод­нимаясь и привлекая подругу к себе на диван.— Впро­чем, ты права, я ничего не должна скрывать от тебя. Но поклянись сперва сохранить в тайне то, что я тебе скажу, так как мое горе вызвано беспокойством о де­лах Рудольфа.

Густая краска покрыла щеки Антуанетты, но погло­щенная своими собственными мыслями, Валерия ничего не заметила и продолжала:

—  Да, я скажу тебе все, но должна начать с проис­шествия, случившегося со мною в конце прошедшего сентября, за три недели до твоего возвращения.

—  Я знаю, ты упала с лошади. Твой брат говорил мне об этом. Но в этом падении не было ничего опас­ного, и оно не имело влияния на твое здоровье.

—  Ты ошибаешься, я рисковала жизнью. Но ты не знаешь, кому я обязана тем, что все кончилось так счастливо. Я никогда не называла имени этого челове­ка, так как оно неприятно отцу и брату.

—  Вот странно! А между тем, это правда: никто не произнес имени того, кто тебе оказал помощь.

—  Я расскажу тебе все подробно,— проговорила Ва­лерия нерешительно.— Когда Феб споткнулся, я упала и так сильно ударилась головой о землю, что у меня потемнело в глазах. Смутно чувствовала я, что лошадь поднялась на ноги и волочила меня, так как нога моя застряла в стремени, а, очнувшись, увидела себя в объ­ятиях красивого молодого человека, который усаживал меня под деревом, но тут я лишилась чувств. Когда я окончательно пришла в себя, то лежала уже на диване, возле меня на коленях стоял тот же молодой человек и давал мне нюхать спирт; по другую сторону стояла почтенная старушка, вероятно, ключница. Тут я замети­ла, что мой спаситель красив, но цвет и форма его ли­ца обличали в нем иностранца.

Он предложил мне пить, занимая меня, и я, не стес­няясь, отдавалась той симпатии, которую он мне вну­шал, так как, судя по его манерам и богатству мебли­ровки, я думала, что имею дело с равным. В знак бла­годарности я протянула ему руку, и он поцеловал ее восторженно, что заставило меня покраснеть. Вскоре приехал извещенный обо всем случившемся Рудольф, и я, прощаясь с незнакомцем, спасшим мне жизнь, про­сила его бывать у нас, но вообрази себе мое смущение, когда Рудольф, взглянув на меня — ты знаешь этот взгляд — представил мне моего спасителя: это был Са­муил Мейер.

—   Как! Самуил Мейер, сын еврея-миллионера,— воскликнула Антуанетта и с хохотом упала на диван. — Бедная Валерия! Понимаю, в каком ты была положении: он тебя нес на руках. Фи! Твоя хорошенькая головка ле­жала на его груди или плече! Конечно, это возмутительно.

—   Это еще ничего. Но возмутительнее всего было уз­нать, что человек с такой наружностью и отличными манерами был чистокровный еврей, даже некрещенный,— сказала Валерия нетвердым голосом.

Антуанетта с удивлением взглянула на разгорячен­ное и взволнованное лицо подруги.

—   Неужели, Валерия, ты действительно думаешь, что крещением можно уничтожить происхождение чело­века?.. Однако я все еще не вижу причины твоего горя.

—  Дай мне кончить. Два раза Мейер приезжал к нам, но по приказанию отца и Рудольфа его не приняли.

—   Надеюсь, ты ничего не находишь против такой благоразумной меры? — перебила ее Антуанетта.— Бла­годарю за удовольствие встречать в вашем салоне чело­века, который, конечно, распространяет неприятный аромат, свойственный его расе! Не гляди на меня с та­ким удивлением, наследственность этого запаха — факт.

—   Нет, нет,— возразила Валерия, смеясь от души.— Мейер не распространяет никакого дурного запаха. Он был слегка надушен, как каждый из нас, и прекрасно одет.

—   Смотри, Валерия, ты что-то очень защищаешь этого еврея, и я начинаю подозревать тебя кое в чем,— заметила Антуанетта с притворным беспокойством.

—   Не бойся, пожалуйста, и выслушай самое главное. Недели три тому назад я неожиданно встретила Мейера у барона Кирхберга. Поверишь ли, что он крайне развязно стал требовать от меня объяснения, отчего, пригласив его, я ни разу его не принимала?

—   Это слишком. И как в этом виден еврей, особен­но, если он не подозревал причины отказа.

—   Представь, милая Антуанетта, мне кажется, что он не подозревал. Я была тем более взбешена этой на­стойчивостью, что он заставил меня краснеть за мою не­благодарность, так как, действительно, стыдно указать на дверь человеку, который спас тебе жизнь.

—  А как иначе, когда это еврей! — возразила Анту­анетта.

—   Конечно, но тем не менее, я была раздражена и дала понять ясно, что ему не место в нашем доме. Он был оскорблен. Смертельная бледность покрыла его лицо; я думала, что он упадет, и мне хотелось успокоить его словом участия. Он говорил об уважении, которое внушает еврейское золото, а глаза его пылали презре­нием и злобой, когда он подал мне письмо Рудольфа, в котором тот просил у него в долг крупную сумму денег и называл своим другом. В заключение он намекнул, что наши дела очень плохи, и ушел прежде, чем я ус­пела прийти в себя.

Валерия быстро встала, подошла к письменному столу.

—   Я не решилась отдать это письмо Рудольфу, хотя знаю, что он не уплатил долг.

Дрожащей рукой Антуанетта схватила листок и, пробежав его глазами, спросила:

—   Почему ты знаешь, что этот долг не погашен?

—  Ты не заметила,—сказала Валерия.— Вот читай:

«Дорогой Самуил, это письмо будет ручательством, что я уплачу вам долг при первой возможности. Тогда вы возвратите мне эту записку, которая, я знаю, остается в надежных руках».

—   Это надо узнать! Может быть, твой брат заплатил свой долг этому наглому ростовщику, а письмо позабыл взять: молодые люди так неосторожны! — говорила Ан­туанетта, видимо, принимавшая самое живое участие в делах молодого графа.

—  Какой важный вопрос волнует вас? — спросил звучный голос, и Рудольф, весело улыбаясь, подошел к собеседницам, которые поглощены были своими разго­ворами, а потому не заметили его появления.— Не мо­гу ли я быть судьей в вашем споре? Щеки твои горят, Валерия, а вы...— он вдруг замолчал, вспыхнув до ушей, и выхватил листок из рук Антуанетты.— Каким обра­зом это письмо попало в ваши руки? — глухим голо­сом спросил граф.— Неужели Мейер имел дерзость об­ратиться со своими требованиями к Валерии?

—  Нет, нет, он дал мне это письмо по иному пово­ду. Слушай...

И молодая девушка передала брату свой разговор с банкиром на вечере у барона Кирхберга.

Рудольф слушал ее, опустив голову и покручивая свой тонкий ус.

—   Все же, Валерия, ты напрасно так явно выка­зала пренебрежение этому человеку. Конечно, это—ев­рей, но он миллионер, а ты не знаешь и понять не мо­жешь, как много он может сделать нам зла,— заметил, вздыхая, молодой человек.

—  Он не стесняясь дал мне понять, что дела наши расстроены. Отдал ли ты ему, по крайней мере, ту сумму, о которой говорится в этой записке? — спросила с беспокойством Валерия.

Рудольф ответил не вдруг.

— Надеюсь скоро уплатить.

—  Не скоро, а сегодня же надо расплатиться с этим ростовщиком! — вскричала, горячась, Антуанетта и, схватив за руку графа, продолжала:

—  Рудольф, вы мой друг детства, и если сохранили хоть каплю привязанности ко мне, то позвольте изба­вить вас от этого гнусного обязательства. Я имею в настоящую минуту достаточную сумму денег, возьмите ее и расплатитесь с Мейером и, когда будет можно, вы возвратите мне эту безделицу. Скажите скорей, что вы согласны, в память всех тех сладостей, которыми мы, бывало, так часто делились между собой.

В ее глазах было столько горячей мольбы, что Ру­дольф, вполне побежденный, прижал к своим губам ее ручку.

—   Можно ли отказаться от того, что предлагается таким образом? Принимаю с благодарностью, так как я предан вам душой и телом.

—  Благодарю, благодарю вас, я понимаю, Рудольф, чем вы жертвуете в эту минуту,— сказала молодая де­вушка, краснея.— Теперь до свидания, друзья мои, ка­рета ждет меня, я поеду и вернусь назад. Успокойся, моя маленькая фея, все устроится.

В эту минуту лакей приподнял шелковую портьеру и доложил:

—  Иозеф Леви, агент банкирской конторы «Мейер и сын», пришел к его сиятельству, но узнав, что графа нет дома, просит вас принять его, так как дело не тер­пит отлагательства.

— Хорошо, проведите его в мой кабинет. Пусть по­дождет. Я приду.

II

Посадив Антуанетту в карету, Рудольф поспешно направился в свой кабинет. Остаток пережитого волне­ния докипал еще в нем, и на лице разлито было холод­ное надменное выражение. Он едва ответил на глубокий поклон Леви и, бросив на стол свою записку к Самуи­лу, сказал глухо:

—  Ваш хозяин, вероятно, желает напомнить мне со­держание этого письма, с которым он поступил довольно опрометчиво? Успокойте его и сообщите, что сумма, оз­наченная в записке, будет ему сегодня уплачена сполна.