Вера Рочестер - Месть еврея

• Название: Месть еврея
• Автор: Вера Рочестер
• Жанр: Исторические любовные романы

Писательница В. И. Крыжановская известна под псевдо­нимом Рочестер как автор популярных романов. Тема спири­тизма и оккультных наук стала причиной того, что ее произ­ведения в нашей стране долгое время не переиздавались.

Полное драматизма действие романа «Месть еврея» про­исходит во второй половине XIX века в Венгрии. Это увлека­тельная история нежной любви ростовщика-миллионера и юной аристократки, счастью которых мешают предрассудки окру­жающих.

---

Обрадованная неожиданным приходом духовника, она велела тотчас просить его; Валерия не знала, что он был уже на стороне презираемого претендента.

Отец Мартин действительно провел утро весьма при­ятно. Придя от обедни, он нашел у себя Самуила, и они беседовали часа два с лишним.

Ум, образованность и воззрения молодого еврея про­извели на священника самое благоприятное впечатле­ние. Когда, уходя, Самуил выразил желание сделать пожертвование на одно благотворительное дело, пред­принимаемое аббатом, и оставил ему портфель с 30 ты­сячами форинтов, то пастор решил, что его обязанность спасти душу человека, обращение которого может быть так полезно церкви и бедным.

При входе отца Мартина Валерия хотела встать, но он быстро подошел к кушетке и сел рядом.

—   Не вставайте, не вставайте, дитя мое! — сказал отец фон-Роте.— Как вы бледны и расстроены!.. По прав­де говоря, я хотел поговорить с вашим отцом, но его нет дома; тут мне сказали, что вы нездоровы, и я зашел к вам... Я вижу, что вас тяготит какое-то горе. Поведай­те мне его. Кто может понять его лучше руководителя вашей души. Говорите же откровенно, и я надеюсь, что господь поможет мне возвратить вам покой.

С детства привыкшая поверять своему духовному от­цу каждую мысль, открывать ему все изгибы своей не­винной, чистой души, Валерия высказала ему все, умол­чав лишь о своей вчерашней проделке.

—  Ах, отец, скажите, что мне делать? — закончила она, и слезы градом хлынули из глаз.— Я считаю своим долгом спасти отца и Рудольфа, а между тем боюсь погубить душу, выходя за еретика. Так как, хотя он и решил оставить свою поганую веру, но я еще не знаю, в какое вероисповедание он перейдет.

Священник положил руку на ее склоненную головку.

—  Дочь моя, отбросьте всякую тревогу,— сказал он кротког— какая жертва может быть угоднее богу готов­ности дочери пожертвовать своим счастьем, своей жиз­нью для спасения отца? Но сверх того, я должен вам ска­зать, что велика будет ваша заслуга перед богом, если вы похитите душу человеческую из мрака неверия. Я знаю несколько этого молодого человека; он одарен добрыми качествами, и я думаю, ему недостает только познания истины нашей веры, чтобы сделаться достой­ным и полезным членом церкви и общества. Чтобы вас совершенно успокоить, скажу вам, что г-н Мейер уже обратился ко мне, зная что я ваш духовник; любовь внушила ему желание просветиться нашим вероучени­ем, и он хочет, чтобы я же его крестил; все, что он говорит, заслуживает полного одобрения. Не нам судить неисповедимые пути господа, избравшего вас орудием спасения многих душ, так как я уверен, что этот урок удержит вашего брата на скользком пути мирских за­блуждений.

Поднимите же смело голову, дочь моя возлюблен­ная, так как то, что вам предстоит совершить, отнюдь не постыдно, напротив, это подвиг высокого самоотвер­жения, за который вы найдете себе награду в чувства долга, свято вами исполненного.

Валерия опустила голову, и слезы полились из ее глаз.

—  Да будет воля божья,— прошептала она.— Бла­гословите меня, отец мой, и молите бога, чтобы он да л мне силы достойно принести эту жертву...

—  Сила господня в немощных проявляется,— сказал пастор, вставая и благословляя ее.— Теперь, дитя мое, я повидаюсь с вашим отцом,-чтобы переговорить об этом важном деле.

Оставшись одна, Валерия снова опустилась на подуш­ки и закрыла глаза. Спокойствие сменило ее тревогу. Со­весть ее, по крайней мере, была спокойна, ее досточти­мый духовник, слову которого она слепо верила, сказал ей, что она совершает дело, угодное богу, выручая отца и спасая душу еврея. Грозный призрак разорения и ни­щеты тоже навсегда отброшен, а старость отца и будущее Рудольфа обеспечены. На душе стало легче...

Но какая жизнь ожидала ее? Каково будет ее поло­жение относительно ее жениха, ее мужа, о котором она иначе не думала как с отвращением? Новая борьба, страшная и непостижимая для нее самой, загорелась в ее сердце. Ей казалось, что жертва превышает ее силы, а между тем она ни за что не уступила бы ее никому другому. Сцена ее вчерашнего свидания воскресла в ее памяти, и в душе ее то поднималась ненависть при вос­поминании унижения, которое она вынесла, то смутная, непобедимая симпатия влекла ее к красавцу с огненным взглядом, упорная страсть которого произвела на нее магическое впечатление.

Приход Антуанетты прервал ее размышления, и они бросились друг другу в объятия.

—  Все кончено,— прошептала Валерия сквозь сле­зы.— Добрый отец фон-Роте указал мне мой долг. Это замужество дело решенное.

—  Если так, то я признаюсь тебе в том, о чем до сих пор молчала, боясь повлиять на твое окончательное решение. Теперь я расскажу тебе, что со спасением Ру­дольфа связано и мое счастье: он признался мне в люб­ви, о моих же чувствах к нему ты, вероятно, уже дога­дывалась, и мы помолвлены.

Валерия покраснела от радости.

—  Ах! Вот неожиданное счастье, которое приносит моя жертва! Спокойствие отца, счастье твое и Рудоль­фа, разве для этого не стоит пожертвовать моей испор­ченной жизнью!

Антуанетта, видимо, огорчилась.

—  Дорогая моя,— нежно сказала она,—отчего же ты не допускаешь возможности счастья в будущем для тебя? Почему непременно ты будешь несчастна с Са­муилом, раз он обратится в христианство.

—  Ах, разве я могу жить с человеком, который вну­шает мне отвращение, выносить его ласки и быть сча­стливой?..

Она вздрогнула и закрыла лицо руками.

Подруга неодобрительно покачала головой.

—  Ты преувеличиваешь, фея! Я видела вчера Мейера и сознаюсь, что ты составила о нем ошибочное мнение. Он очень красивый молодой человек и даже в чертах его лица нет ничего, напоминающего отталкивающий тип его расы. У него прекрасные манеры, изящная речь, а, при­няв христианство, он не будет больше евреем и сдела­ется таким же, как и все другие.

Соображения Антуанетты окончательно успокоили Валерию, а после обеда вдвоем прежнее отчаяние смени­лось восторженной решимостью.

Разговор подруг был прерван шумом шагов и бря­цанием шпор.

—  Вот, наконец, папа и Рудольф,— проговорила Ва­лерия и поспешила навстречу графу, который остановил­ся на пороге бледный, измученный.

Это был человек лет под пятьдесят, очень красивый, породистый и хорошо сохранившийся. Приятный в об­ществе, простодушный, хотя и безумно расточавший свое состояние, граф Маркош пользовался общей любовью, де­ти обожали своего снисходительного и ласкового отца.

Антуанетта подошла к Рудольфу и увела его в сосед­нюю комнату.

—  Папа, папа, все хорошо, успокойся, развеселись и не горюй, — говорила Валерия, усаживая его на ди­ван.

Граф не мог говорить и молча прижал дочь к своей груди.

—  Дитя мое дорогое,— прошептал он наконец,— простишь ли ты своему недостойному отцу, который, не думая о будущем своих детей, довел их до такой ужас­ной крайности?

Валерия встала и, ласково гладя своими ручками его волосы, хотя седеющие, но все еще густые и волнис­тые, любовалась отцом с трогательным выражением чувства дочерней гордости.

—  Мне нечего прощать тебе — доброму, лучшему от­цу в мире! Разве ты виноват, что богато одаренный бо­гом, не можешь жить бедно, как какой-нибудь про­летарий? Нет, нет, ты ни в чем не виноват, все это устроила судьба; богу было угодно, чтобы я спасла душу человека.

Граф снова прижал ее к себе, и две горькие слезы скатились по его щекам.

—  Твое великодушие, дитя мое, наказывает меня больней упрека. Но имею ли я право принять такую ужасную жертву?

—  Ты должен ее принять, папа, и я охотно ее при­ношу, так как она обеспечивает твое спокойствие и бу­дущность Рудольфа, бог мне поможет, и все устроится лучше, чем мы думаем, будь только по-прежнему бодр и весел.

—  Тебе это пока кажется легким, но что будет, когда наступит действительность, и как ты будешь выно­сить этого человека? Должен предупредить, что пытка скоро начнется. Отец Мартин был у меня и вырвал раз­решение привести послезавтра Мейера к обеду. Это бу­дет тайная как бы помолвка, а объявят о ней после крещения, которое, по мнению отца фон-Роте, может произойти через пять или шесть месяцев.

—  Я буду сильна, папа. Раз это неизбежно, лучше проделать все скорее,— ответила Валерия, и востор­женная порывистость, которая легко овладевала ею, блестела уже в ее глазах; в такие минуты она не при­знавала никаких препятствий или затруднений.

Не менее важный разговор шел между Рудольфом и его невестой. Как только они очутились вдвоем, граф обнял ее и страстно поцеловал.

—  Мы спасены, моя милая невеста и в скором вре­мени жена. Что бы я делал без тебя в таком тяжелом испытании? Повтори еще раз, что ты меня любишь!

Антуанетта положила голову ему на плечо, выпрями­лась и просияла...

—  Я люблю тебя, Рудольф, больше жизни,— говори­ла Антуанетта,— но прежде чем я окончательно отдам тебе свою руку, ты должен дать мне одно обещание. Согласен?