Луис Камоэнс - Лузиады. Сонеты

• Название: Лузиады. Сонеты
• Автор: Луис Камоэнс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1988

---

Поэтому Камоэнс идеализирует многих португальских королей, руководствуясь в оценке их деятельности в первую очередь их воинскими качествами и вкладом их в дело освобождения страны от мавров, а впоследствии — в борьбу против угрозы кастильского порабощения. Из поэмы «Лузиады» можно узнать о мельчайших подробностях Реконкисты, но трудно вынести определенное впечатление о внутренней политике португальских королей. Примечательно, что когда поэт рассказывает о «народном гневе» 1383-1385 гг., вызванном сговором большей части португальской аристократии с королем Кастилии, он отступает от своего источника — хроник Ф. Лопеша — и не говорит о массовом героизме жителей Лиссабона, защищавших осажденный город от кастильцев.

Поэт не так уж часто позволяет себе критику в адрес венценосных владык Португалии. Исключение составляют его рассказы о короле Саншу Втором, свергнутом с престола в силу недовольства всех слоев населения его правлением, и о Фернанду Первом, доведшем страну до состояния глубокого кризиса.

Что касается, например, такого короля, как Афонсу Четвертый, «прославившегося» как вечный зачинщик междоусобных войн со своим отцом королем Динишем и как инициатор варварского убийства возлюбленной своего сына Инеш де Каштру, то Камоэнс не счел нужным вынести ему приговор. Он прежде всего отметил участие португальского короля в знаменитой битве при Саладо, когда войска Кастилии и Португалии разбили силы марокканских и гренадских мавров; а вину за трагический исход судьбы Инеш де Каштру, рассказ о которой представляет собой одно из самых поэтических мест поэмы, возложил не столько на короля, сколько на его советников.

Вообще надо сказать, что в поэме значительное место отводится обширным описаниям различных битв — при Орики, Саладо, Алжубарроте. Все столкновения с «неверными» — и освободительные сражения эпохи Реконкисты, и военные действия португальцев в Африке и Индии — поэт оправдывает необходимостью утверждения в мире христианства. Такая позиция была обусловлена особенностями борьбы Португалии за национальную независимость. Угроза португальской независимости со стороны Испании заставляла Камоэнса напоминать согражданам о подвигах их предков и воскрешать боевой дух португальского рыцарства. Кроме того, поэт провел немало лет на Востоке и воочию увидел и ограбление португальцами местного населения, и яркие картины власти денег, против которой он восставал в своей поэме. Не случайно, видимо, в «Лузиадах» поэт охарактеризовал всех португальских правителей Индии, от Франсишку де Алмейды до Жуана де Каштру — при этом он представлял их, в основном, как национальных героев Португалии, — но не нашел места для воспевания своих современников, распоряжавшихся в Индии именем португальского короля. Для оправдания владычества португальцев в чужих землях поэт должен был выдвинуть высокую идею, а такой идеей в свое время могло быть только христианство, связанное в сознании Камоэнса со всей европейской цивилизацией.

Когда во второй песни «Лузиад» Юпитер предрекает Венере грядущие победы португальцев, он, в частности, обещает, что в чужих землях они «жизнь везде по-новому направят, строительство градов и сел затеют, законы обветшалые исправят».

Камоэнс воспринимает португальских мореплавателей как носителей социального и культурного прогресса; Э. Намураду не без оснований утверждает, что Камоэнс «вынашивал план всемирной христианской республики, осуществившей бы на Земле гармонические отношения между народами и социальную справедливость; эта республика должна была возникнуть под эгидой Португалии и благодаря ее усилиям».21 Идея всемирного государства возникла у Камоэнса, по-видимому, под влиянием трактата Данте «Монархия»: в нем великий поэт Италии мечтал о единой мировой державе, «которая обеспечит всем людям на земле справедливость и прекратит войны и междоусобия».22

Именно поэтому, несмотря на прославление христианства, поэта нельзя считать религиозным фанатиком. Его сатира очень часто обрушивается на монахов и священников; в десятой песни он с негодованием говорит о том, что эти люди, которым, казалось бы, предназначено быть «солью земли», давно уже сделались «пресной солью», и предостерегает короля Себастиана от лицемерных пастырей, заботящихся только о собственном обогащении. Характерно, что, в отличие от знаменитого португальского писателя эпохи Возрождения Фернана Мендеша Пинту, уделившего в своих «Странствиях» большое место рассказу о деятельности на Востоке иезуитского миссионера Франциска Ксаверия, канонизированного католической церковью, Камоэнс демонстративно обходит молчанием деяния этого «святого»; он разносторонне характеризует видного португальского государственного деятеля Мартина Афонсу де Соузу и «забывает» упомянуть о том, что с Соузой в Индию прибыл испанский проповедник.

Широта взглядов Камоэнса проявилась и в знаменитом монологе старца из Рештелу. В конце четвертой песни поэт повествует о том, как весь Лиссабон собрался на пристани Рештелу, чтобы проводить в дальний путь участников экспедиции Васко да Гамы. И в этот торжественный момент умудренный годами старец обратил к мореплавателям гневную речь, осуждая их за то, что они собираются искать славу в чужих землях, оставляя на произвол судьбы Родину. Старец советует молодому поколению воевать с соседними арабскими государствами и проклинает того, кто первым соорудил корабль, а также «безумцев» Прометея, Фаэтона и Икара, — в них он видит предшественников последующих искателей славы. Некоторые исследователи полагали, что в монологе старца выражен народный взгляд на географические открытия и что Камоэнс его во многом разделяет. Однако это не совсем верно. Известно, что в 1562 г. на заседании кортесов было внесено предложение отозвать португальцев из Индии, «в которой ничего нет, и направиться в Африку, расположенную у нашего порога».23

Безусловно, поэта не могла не тревожить судьба Родины, находившейся на грани катастрофы, и в настроениях старца из Рештелу, в его призывах к войне с маврами, в проклятиях географическим открытиям, отрицании прогресса и стремлении к патриархальности нетрудно услышать отзвуки более позднего, по сравнению с плаванием Гамы, времени, а именно периода кризиса Ренессанса.

Камоэнс-эпик не может разделять точку зрения старца.

Самим уподоблением португальских мореходов героям античных мифов он приветствует устремления храбрых. Злым проклятиям старца противопоставлено в десятой песни пророчество Фетиды, показывающей продолжение дела Гамы грядущими поколениями.

Однако в словах старца проявляется и многогранность мировоззрения поэта, не побоявшегося наметить проблему сложности воздействия географических открытий на внутреннюю жизнь Португалии.

«Лузиады» — это героическая эпопея эпохи Ренессанса. Известно, что чудесное, сверхъестественное было непременным атрибутом эпических поэм Боярдо и Ариосто, обильно оснащенных заколдованными садами, волшебными гротами, таинственно исчезающим и неожиданно возвращающимся к герою рассудком, а также феями, карликами, чудовищами и прочими сказочными персонажами. Камоэнс тоже не отказывается от мифотворчества и от введения в поэму чудесного, но у него это начало носит иной характер, чем у итальянских поэтов Возрождения.

Источников таинственного в поэме несколько. С этим началом, безусловно, связана мифологическая линия, проявляющаяся в неожиданных вмешательствах богов в дела португальских мореходов.

Часто таинственное предстает как нечто до конца не познанное, но не скрывающее в себе ничего сверхъестественного, например, в знаменитых описаниях огней святого Эльма и морского смерча в пятой песни.

Характерно, что в этой связи Камоэнс с гордостью противопоставляет книжным знаниям античности реальный опыт португальских мореплавателей. Апелляция к чувственному опыту как источнику познания вообще характерна для Камоэнса; в десятой песни он говорит, что «самый светлый разум перед опытом смириться может сразу».

Есть в поэме и злобный гигант Адамастор. Имя для своего великана Камоэнс, по-видимому, почерпнул в книге Клау-Диано «Гигантомахия», упоминает Адамастора и Рабле, перечисляя его в ряду предков Пантагрюэля. Но у Камоэнса Адамастор не является просто фантастическим великаном, свидетельством богатого воображения его создателя. Он выступает как олицетворение Мыса Доброй Надежды, изначально названного португальцами Мысом Бурь, как воплощение нечеловеческих трудностей, которые приходилось преодолевать мореплавателям, как признак могущества природы и одновременно неизбежности победы над ней человека. Поэт говорит о том, что Мыс Бурь был неведом ни Плинию, ни Страбону, ни другим великим умам античности. В «предсказания» Адамастора Камоэнс вводит историю трагической судьбы Мануэла де Соузы э Сепулведы, очень популярную среди португальских писателей Возрождения, великан предрекает гибель знаменитых португальских мореплавателей Бартоломеу Диаша и Франсишку де Алмейды. Но все эти истории свидетельствуют не о бессилии, а о величии человека. Адамастор, представляющий злое начало, скрытое в природе, всю жизнь обречен страдать от несчастной любви к богине Фетиде, воплощающей морскую стихию. В конце поэмы мы узнаем, что Фетида даровала свою любовь Васко да Гаме, показала ему картину мироздания и продолжения последующими поколениями дела, которому он отдал большую часть жизни.