Георгий Яковлев - Никита Изотов

• Название: Никита Изотов
• Автор: Георгий Яковлев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-01086-8

Книга рассказывает о знаменитом забойщике Н.А. Изотове, прославленном герое первых пятилеток. «Богатырем труда» назвал Изотова Максим Горький. Книга написана журналистом-правдистом Г.Н. Яковлевым, в течение нескольких лет работавшим в Донбассе и хорошо знающим нелегкое шахтерское дело.

---

В это время в Горловку приехал старый друг и соратник Моисеенко Григорий Иванович Петровский, депутат IV Государственной думы от социал-демократов. Прибыл он с заданием партии встретиться с большевиками-шахтерами Горловско-Щербиновского района Донбасса. С ним и передал в редакцию Моисеенко свою статью, подписав ее для конспирации забавным псевдонимом «Старый воробей». Вскоре распространенный в Горловке номер «Правды» поведал о тяжкой работе и революционной борьбе шахтеров. Сбилась с ног полиция: жандармы установили дежурство на почте, взяли под наблюдение Первый рудник, но обнаружить автора статьи не смогли.

Такая была обстановка в Горловке, куда осенью 1914 года приехала семья Изотовых. «Недалеко от станции чернела острая гора, и на высоком сооружении вертелись большие колеса. Я впервые увидел шахту, и она показалась мне диковинной», — вспоминал Н.А. Изотов через много лет. Двенадцатилетний мальчонка увидел террикон Первого рудника, той самой «Кочегарки», которая вскоре стала для него родной на всю жизнь.

Приезду родичей брат не обрадовался. Когда Изотовы с трудом разыскали его землянку, то удивились тесноте — в комнате с промазанным глиной полом умещались семья брата Алексея да еще его теща с родней. Кое-как разместились, затопили печь, согрели жестяной емкий чайник; за жидким чаем вяло шла беседа. Деревенские новости брата мало интересовали. Работал он на коксовых печах, посерел лицом, согнулся, часто кашлял. Посоветовал Алексею проситься на Первый рудник. «Рядышком тут…».

Отец ушел с рассветом, а вернулся поздно, хмельной и злой. Тяжело опустился на табурет, прохрипел: «Пропали теперь…», положил голову на кулаки, заплакал. Выяснилось, что не только на Первом руднике, но и вообще в Горловке работы нет, да еще упрекнули: дескать, старый, немощный и без глаза, а туда же, работу ему давай. Вмешался брат, скучно посоветовал потерпеть, как-никак родня, куском хлеба поделится, на улицу не попросит.

Русоголовому Никишке дома не сиделось — бегал к руднику, дивился на подъемную машину, познакомился с хлопцами, что выбирали куски породы из угля, заглядывал на брикетную фабрику, поставленную рядом с шахтой. Как-то вечером сказал, что хлопцы советуют ему наняться на фабрику. «Что ж, попытка не пытка», — согласился отец. Вечером Никифор уныло сообщил, что берут с четырнадцати лет: вредное, мол, производство. Тогда брат предложил Алексею съездить в Малую Драгунку, поставить кому надо магарыч, выправить свидетельство, что Никифору уже четырнадцать.

Через несколько дней старший Изотов, очень довольный, привез нужную бумагу, радостно наставлял сына: «Гляди, ты рослый какой. Примут, не сумлевайся. Подмога какая теперь семье…»

О фабрике в округе шла дурная слава. Выпускала она брикеты из угля и смолы для корабельных топок. В цехе стоял смоляной чад, едкие испарения разъедали кожу, слезились глаза. Работали здесь по двенадцать часов. Почти два года просидел Никифор у конвейера, направляя готовые брикеты на сушку. В начале 1916 года перевели его на пресс, прибавили жалованье.

Фабрика выполняла военный заказ — брикеты из Горловки теперь шли и в топки крейсеров и линкоров, поскольку каменного угля не хватало. То, что заказ военный, было на руку хозяевам. Во-первых, они увеличили нормы, а во-вторых, якобы с целью охраны фабрики решили с помощью полиции привести рабочих к послушанию. В цехах стали появляться жандармы. Фабричные хмуро поглядывали на них, сдерживались.

Но вот мягким апрельским утром на фабричном дворе оказалась группа женщин. Одна из них, крупная, простоволосая отодвинула от входа жандарма, властно крикнула в гул цеха: «Мужики, что ж вы терпите. Над вашими семьями измываются — дети голодные, артельщики в долг не дают. Возьмите за бороду хозяина да тряхните покрепче». — «Но-но, дуреха, — испугался простоватый жандарм, толкая женщину от входа, — это же пропаганда, тебя за это знашь куды могут?..»- «Не пужай, мы пужатые, — огрызались женщины, смелея от растерянности стража порядка. — Сил нету так жить».

Так начиналась в апреле 1916 года всеобщая забастовка в Горловско-Щербиновском районе. Никифор оставил пресс, вместе с рабочими выскочил во двор. Густела, накалялась криками толпа: «Зовите Гюэна, пускай плату прибавляет… Где мусью? Кровососы…» Хозяин фабрики француз Гюэн был молод и краснолиц, носил аккуратную мушкетерскую бородку. Но выражение «дерните хозяина за бороду» толпе понравилось, фразу повторяли старые и молодые. «Смолой бороду намазать, а на голову брикет вместо шляпы», — озорно кричал Никифор.

Появился растерянный француз, пытался призвать людей к порядку, обещал рассмотреть требование рабочих: повысить заработную плату на пятьдесят процентов. До вечера с фабрики никто не расходился, брикетчики послали своих представителей на рудники с просьбой о поддержке. На Первый рудник вызвался сбегать Никифор Изотов. А когда вернулся, то фабрику уже окружили солдаты. Их вызвал на усмирение бастующих по телефону Гюэн. «Потрудитесь всем передать, — чеканил слова щеголеватый офицер, — за срыв военного заказа накажем зачинщиков, смутьянов пошлем на фронт». Рабочие возмущались: «Сам-то чего не на фронте?.. Ишь, гладкий какой…» Вязкий ком смолы угодил офицеру в грудь, второй сбил фуражку с головы…

На другой день воинский начальник предложил солдатам «временно» поработать до конца забастовки на фабрике. Через несколько часов солдаты с красными глазами выбегали из цехов, смачно отплевывались: «Нет уж, ваше благородие. Нехай лучше на фронт… Задохлись в чаду энтом». На фабричных стенах, заборах, домах появились листовки: «Товарищи рабочие! Бороться до победного конца!» Не знал тогда Никифор, что это — дело рук его соседа по улице, немолодого человека с округлой шкиперской бородкой, стоявшего у старика столяра на квартире, который всегда приветливо здоровался с подростком. Так судьба свела его с Петром Анисимовичем Моисеенко.

Забастовка приняла политический характер, к требованиям о заработной плате и восьмичасовом дне прибавились и другие. «Требуем прекращения войны, мира и свободы». К 20 апреля в Горловке остановились все шахты, всюду бурлили митинги. Во главе стачечного комитета стал Моисеенко. Как нельзя кстати оказался опыт Морозовской стачки. Петр Анисимович ездил по рудникам, выступал с зажигательными речами, призывал к свержению самодержавия. По его предложению среди населения объявили сбор денег, вещей, продуктов для помощи семьям бастующих. Горный департамент находился в Харькове, туда и шли тревожные телеграммы от администрации горловских рудников. Местные власти телеграфировали о забастовке в Екатеринослав. Из губернского центра отвечали: «Сейчас все меры хороши. Карать по военному времени». Полиция по ночам арестовывала активистов на рудниках — Первом, Никитовском, Ртутном… Но подавить забастовку властям не удавалось. Пришлось совету управляющих рудниками согласиться поднять плату рабочим на сорок процентов. Это была большая победа горловских пролетариев.

Но если пошли на уступки хозяева, то полиция, напротив, решила использовать волнения на рудниках, чтобы покончить с крамолой. И 2 мая 1916 года, когда тысячи радостных одержанной победой в забастовке шахтеров собрались на маевку, на них набросились казаки и жандармы. Участвовал в этой маевке и шахтарчук, как называли мальцов в Донбассе, Никишка Изотов, не по годам рослый, с русой шапкой волос и большими руками. Видел он, как после залпа упали в крови несколько человек. Второй залп вдогон разогнал людей. Позже Изотов, которого затащил в свою землянку горняк с шахты № 5, узнал от него: четверо «наших» убито, несколько ранено, двадцать арестовано. Утром в поселке шныряли полицейские, задерживали подозрительных. «Многое я передумал за эту ночь, и все происшедшее навсегда зарубцевалось в памяти и сердце», — напишет в своих воспоминаниях Н. Изотов.

Глава третья Пролетарская крепость

Торопливым стрекотом телеграфной морзянки ворвалась весть о свержении самодержавия в Горловку, кумачовым половодьем заплескала по рудникам, вызывая стихийные митинги. Большевики, не теряя времени, устроили массовую сходку в поле, между поселком и шахтой № 5, где недавно пролилась кровь рабочих во время маевки. Все горловчане хорошо знали Ивана Черкашина, крепильщика, могучего человека, который первым всегда бросался защищать товарищей при стычках с полицией, прославился смелостью и умением сказать на митинге нужные слова. «Други мои, — крикнул он в толпу, раскинув широко руки, словно хотел обнять всех присутствующих. — В Питере рабочие сбросили царя, захватили власть в свои руки. Поняли? Захватили, а не выпросили. Разница! Предлагаю прямо сейчас избрать революционный Совет. Пускай он и распоряжается в Горловке. Согласны?» Из толпы раздалось: «Вер-на-а… Согласны… Будя, попили у нас крови буржуи…»