Лиза Клейпас - Любовь в полдень

• Название: Любовь в полдень
• Автор: Лиза Клейпас
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-076020-6, 978-5-271-39452-2, 978-5-42I5-2854-8

Капитана Кристофера Фелана ожесточили годы войны, и он давно уже не тот веселый и легкомысленный юноша, который когда-то сделал предложение кокетливой красавице Прю Мерсер. Может ли она понять и принять его таким? Или она тоже изменилась, ведь ее послания выдают глубокое чувство, ум и возвышенную натуру?

Однако Кристофер даже не подозревает, что на его письма давно уже отвечает не невеста, а ее лучшая подруга — Беатрикс Хатауэй. Обман вот-вот раскроется, потому что капитан возвращается домой. Возвращается, полный надежд стать супругом той, которую успел полюбить…

---

— Идиот, — пробурчал капитан, не вполне уверенный, к кому относится неодобрительная характеристика: к собаке или к самому себе. Чувство вины не давало покоя. Что и говорить, он вел себя как последний дурак. Беатрикс проявила дружелюбие и похвальную вежливость, а он ответил холодной снисходительностью.

Нет, оскорблять ее он вовсе не хотел и не собирался. Дело в том, что окончательно замучила тоска по Пруденс, по чудесному искреннему голосу, который спас его от неминуемого сумасшествия. Каждое слово ее писем до сих пор звучало в душе.

«В последнее время очень много хожу. На свежем воздухе лучше думается…»

Отправляясь на поиски Альберта, Кристофер никак не мог избавиться от навязчивого предчувствия: казалось, любимая где-то рядом, совсем близко, и судьба сведет их просто и быстро.

Но вместо той очаровательной молодой леди, о которой он так отчаянно мечтал, к которой стремился всей душой, на пути неожиданно возникла Беатрикс.

Не то чтобы она произвела неблагоприятное впечатление. Мисс Хатауэй, конечно, несколько странновата, но весьма забавна и вовсе не так некрасива, как ему казалось прежде. Ну а если говорить честно, то за время его отсутствия она превратилась в настоящую красавицу: подростковая угловатость бесследно исчезла, уступив место грациозной стройности.

Кристофер нетерпеливо покачал головой, пытаясь изменить направление мыслей, однако образ Беатрикс Хатауэй не отступал. Прелестное овальное личико, соблазнительно пухлые губы и невероятно синие глаза — настолько глубокие, что в лучах солнца кажутся фиолетовыми. Шелковистые темные волосы причудливо заколоты, хотя непослушные пряди стремятся вырваться на свободу.

Да, он слишком давно не знал женщины. Возможно, еще и поэтому стал грубым, как дьявол. Одиночество, горе, боль и гнев тоже сделали свое дело. Неудовлетворенные потребности осаждали, и он понятия не имел, что с собой делать. Однако встреча с Пруденс оказалась бы отличным началом новой жизни.

Решено: он отдохнет дома несколько дней, а когда почувствует, что немного пришел в себя, отправится в Лондон, к мисс Мерсер. На фронте, к сожалению, былое красноречие бесследно испарилось. Кристофер и сам чувствовал, что в тех ситуациях, где прежде вел себя свободно, раскованно и неотразимо, сейчас оставался зажатым и до тупости бессловесным.

Одна из проблем заключалась в бессоннице: да, он разучился нормально спать. Малейший шум — скрип половицы, треск ветки за окном — заставлял вздрогнуть и с сердечным трепетом проснуться. Да и днем происходило то же самое. Вчера Одри несла из библиотеки стопку книг, и одна случайно выскользнула. Кристофер машинально потянулся к оружию, а обнаружив на привычном месте пустоту, запоздало вспомнил, что война закончилась. Пистолет давно стал подобием третьей руки, и даже сейчас постоянно ощущалось его призрачное присутствие.

Кристофер замедлил шаг, а потом и вообще остановился и присел, чтобы заглянуть Альберту в глаза и приласкать верного друга.

— Ну что, старина, трудно забыть войну? — не то спросил, не то признался он. Альберт задышал возбужденно, прижался и попытался лизнуть хозяина в лицо. — Бедняжка, не понимаешь, что происходит, да? По-твоему, в любой момент снова могут засвистеть пули и начать взрываться снаряды.

Альберт шлепнулся на спину и подставил живот, умоляя почесать. Кристофер порадовал приятеля и встал.

— Пойдем домой, — позвал он. — Обещаю снова впустить в дом, только не вздумай кого-нибудь укусить.

К сожалению, едва вернувшись в увитый плющом особняк, боевой товарищ тут же впал в прежнее враждебное ко всем и ко всему состояние. Хозяин, однако, остался верен принятому решению и повел пса в маленькую гостиную, где пили чай мать и невестка.

Альберт забыл о подобающем поведении и принялся лаять неприлично громко. Облаял обеих дам, после чего переключился на испуганную горничную, а с нее — на муху на стене и чайник на столе.

— Молчать! — сурово приказал Кристофер сквозь стиснутые зубы, подтащил обезумевшее животное к дивану и привязал к ножке. — Сидеть, Альберт. Спокойно.

Одри изобразила фальшиво-сладкую улыбку и, словно пародируя светские манеры, предложила:

— Чашечку чаю?

— Благодарю, с удовольствием, — сухо отозвался Фелан и сел за стол.

Лицо матушки превратилось в каменную маску, а голос прозвучал подобием скрипучего колеса.

— Собака оставляет на ковре грязь. Тебе действительно необходимо навязывать нам общество этого невоспитанного существа?

— Да, мама, абсолютно необходимо. Альберт должен привыкнуть к новой обстановке.

— А вот я ни за что не смогу к нему привыкнуть, — сердито возразила леди Фелан. — Понятно, что во время войны собака тебе помогала. Но сейчас в ней нет ни малейшей надобности.

— Сахар? Молоко? — предложила Одри и перевела со свекрови на деверя серьезный, без тени улыбки взгляд.

— Только сахар. — Кристофер наблюдал, как изящно она управляется с крошечными щипчиками и кладет в чашку несколько мелко наколотых кусочков. Он принял чай и попытался сосредоточиться на горячем душистом напитке. Ничего не получилось: снова напал предосудительный, неприличный гнев. Частые приступы несоразмерной, необузданной злости грозили стать еще одной серьезной проблемой.

Когда наконец удалось успокоиться настолько, что мысли вновь обрели власть над словами, он заговорил:

— Альберт не просто помогал. Когда приходилось неделями сидеть в грязном окопе, он оставался дежурить, а мне позволял поспать, не опасаясь внезапного нападения. Он носил записки вдоль линии укреплений, чтобы не случалось ошибок в выполнении приказов, подавал сигнал тревоги задолго до того, как наши глаза и уши успевали заметить опасность. — Кристофер замолчал и посмотрел в напряженное, недовольное лицо матери. — Я в прямом смысле в долгу перед ним: обязан жизнью. К тому же, каким бы невоспитанным и грубым ни казался мой верный друг, я его люблю. — Он благодарно взглянул на Альберта, и пес радостно застучал хвостом по полу.

Одри смотрела с сомнением, а леди Фелан не скрывала недовольства.

Кристофер молча допил чай. Больно было видеть, насколько изменились близкие — похудели, побледнели. Волосы матери из темных стали белыми. Долгая болезнь Джона измучила обеих, а смерть и почти год глубокого траура окончательно сломили волю к жизни.

Не впервые пришла мысль о том, что традиции заставляют людей оставаться в одиночестве и замыкаться в себе в тяжелое время, когда общение и новые впечатления оказались бы не просто полезными, а поистине спасительными. Поставив полупустую чашку, леди Фелан попыталась подняться и выйти из-за стола, и сын немедленно вскочил, чтобы помочь.

— Не могу пить чай, когда этот зверь на меня смотрит, — заявила она. — Так и кажется, что сейчас бросится и вцепится в горло.

— Не бойтесь, мама, он привязан, — успокоила Одри.

— Не важно. Это дикое создание, и я его ненавижу. — Подняв голову, с выражением глубочайшего презрения свекровь царственно покинула комнату.

Освободившись от необходимости соблюдать правила этикета, Одри поставила локоть на стол и положила подбородок на руку.

— Твои дядя и тетя пригласили матушку погостить в Хартфордшире, и я уговариваю ее согласиться. Смена обстановки пойдет на пользу.

— В доме невыносимо темно, — заметил Кристофер. — Почему закрыты ставни и задернуты шторы?

— От света у нее болят глаза.

— Что за нелепость! — Кристофер нахмурился. — Непременно надо ехать; она слишком долго сидит в этом склепе. И ты, кстати, тоже.

Одри вздохнула.

— Уже почти год. Скоро можно будет отказаться от глубокого траура и перейти в полутраур.

— И что же означает этот ваш полутраур? — уточнил Кристофер. Таинственные женские ритуалы оставались для него загадкой.

— Он означает, что можно будет снять вуаль, — печально поведала Одри, — а еще вместо черных платьев разрешается носить серые и цвета лаванды. Допускаются даже украшения, только не блестящие. Можно посещать некоторые из светских раутов, хотя строжайше запрещено выказывать интерес к происходящим событиям.

Кристофер презрительно фыркнул.

— И кто же придумывает все эти глупости?

— Понятия не имею. Но, видит Бог, соблюдать правила надо неукоснительно, чтобы не вызвать общественного гнева. — Одри помолчала. — Впрочем, матушка отказывается от полутраура и собирается до конца своих дней оставаться в черном.

Кристофер кивнул. Сообщение нисколько его не удивило. После смерти старшего из сыновей преданность матери к нему лишь укрепилась.

— Она смотрит на меня так, будто глубоко сожалеет, что умер не я, — заметил он.

Одри собралась возразить, однако передумала.

— Трудно винить тебя в том, что вернулся с войны живым, — тихо произнесла она после долгой паузы. — Я искренне рада, что ты здесь, и верю, что в глубине души мама тоже рада. Но тяжелый год лишил ее душевного равновесия. Порой кажется, что слова вырываются помимо ее воли и сознания. Я надеюсь, жизнь вдали от Гемпшира пойдет ей на пользу. — Она пожала плечами. — Да и я тоже собираюсь уехать. Хочу навестить родственников в Лондоне, тем более что нам с тобой не пристало оставаться в доме без присмотра.