Ясунари Кавабата - Озеро

• Название: Озеро
• Автор: Ясунари Кавабата
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-85220-197

Ясунари Кавабата (1899–1972) — один из крупнейших японских писателей, получивший в 1968 г. Нобелевскую премию за «писательское мастерство, которое с большим чувством выражает суть японского образа мышления». В книгу включены повести «Танцовщица из Идзу», «Озеро», роман «Старая столица». Публикуются также еще неизвестная широкому читателю повесть «Спящие красавицы» и рассказы. Перевод Нобелевской речи писателя «Красотой Японии рожденный» печатается в новой, более совершенной редакции.

---

Он дошел до конца моста и оглянулся: клетка по-прежнему висела на поясе у Матиэ, внутри нее тускло мерцали огоньки светлячков.

Гимпэй гадал, как поступит Матиэ, когда заметит на поясе клетку. Он чуть было не решил вернуться, чтобы, смешавшись с толпой, понаблюдать за ней. Потом раздумал: собственно, почему он должен прятаться — он ведь не вор, который у нее срезал бритвой карман! И все же он пошел прочь, думая о том, что благодаря Матиэ в нем появилась или, как он считал, возродилась необычная робость. Оправдываясь таким манером перед самим собой, он покинул мост и направился к дороге, где росли гинкго.

— Ах, какой большой светлячок! — воскликнул он, глядя на звезду в небе. И, нисколько не удивляясь тому, что принял звезду за светлячка, с глубоким чувством повторил: — Большой светлячок!

Послышался шум дождя, его капли ударяли по листьям гинкго. Капли были крупные, редкие. Так шумит вода, стекающая с крыш, когда стихает ливень. На равнине такого дождя не бывает. Он больше напоминает дождь, к которому невольно прислушиваешься, заночевав в горах, в лиственном лесу. Дождь был слишком сильным, чтобы принять его за капли ночной росы, падающие с листьев. Гимпэй никогда не поднимался в горы и, само собой, не останавливался там на ночлег. Откуда же эта странная галлюцинация?.. Должно быть, она связана с озером, на берегу которого жила его мать.

Но деревня матери расположена в низине, а не в горах. Да, с таким дождем ему до сих пор не доводилось встречаться…

И все же однажды он слышал подобный шум. То было на исходе ливня в густом лесу, когда с листьев падает больше капель, чем проливается с неба.

«Смотри, Яёи, промокнешь под таким дождем — недолго и до простуды…»

Наверно, и Мидзуно, возлюбленный Матиэ, заболел, попав под такой дождь, когда остановился на ночлег в горах. А может, то вовсе не дождь шумит в листьях гинкго, а Мидзуно сетует на свою судьбу.

Так сам с собой беседовал Гимпэй, прислушиваясь к звукам дождя, которого не было.

Сегодня на мосту он впервые услышал ее имя: Матиэ. Он с ужасом подумал: умри он или она днем раньше, он так бы и не узнал, как зовут ее. Но теперь он мог назвать ее по имени, и это означало, что они стали намного ближе друг к другу. Отчего же он ушел с моста, где стояла Матиэ, к дороге на косогоре, где ее не было? Он дважды приходил сюда еще до того, как началась ловля светлячков. Но теперь-то, когда он ее увидел, зачем ему было вновь сюда возвращаться? Однако Гимпэй чувствовал; душ а этой девушки, которую он оставил на мосту, шествует сейчас по тропинке под сенью гинкго. Она идет в больницу к своему возлюбленному, и к ее поясу прицеплена клетка со светлячками.

Гимпэй подвесил клетку к ее поясу без какой-то особой цели, но позже у него появилась сентиментальная мысль, будто он приложил к ее. телу свое пылающее любовью сердце. Правда, девушка хотела принести светлячков в подарок своему больному другу, и, может быть, Гимпэй просто решил ей помочь.

Призрачный дождь падает на призрак девушки в белом платье, которая идет проведать больного возлюбленного. Какой пошлый образ, если даже речь идет о призраках, — насмехаясь над собой, подумал Гимпэй. Он знал, что девушка сейчас стоит со своим другом на мосту, но никак не мог отделаться от ощущения, что одновременно она находится здесь, рядом с ним, под сенью гинкго.

Гимпэй подошел к дамбе и стал на нее взбираться, но оступился, подвернул ногу и, не удержавшись, упал на траву. От травы пахло сыростью. Нога не так уж сильно болела, и он вполне мог бы идти дальше. Тем не менее он пополз на четвереньках.

— Что это?! — воскликнул он и остановился. Пока он полз на дамбу, под землей, будто отражение в зеркале, одновременно с ним полз малютка, протягивая к нему ручонку. Их руки соединились, и Гимпэй ощутил холодное пожатие мертвеца. Он испугался. Ему вспомнился публичный дом на курорте с горячими источниками и зеркало на дне бадьи для купанья… Гимпэй поднялся к тому месту на дамбе, где с криком «идиот!» его столкнул вниз Мидзуно — возлюбленный Матиэ. Это случилось в тот самый день, когда он впервые последовал за девушкой с собакой. Именно там Матиэ рассказывала Мидзуно, как она глядела отсюда на первомайское шествие с красными флагами. Гимпэй поглядел в ту сторону и увидел медленно ползущий по улице трамвай. Его освещенные окна отбрасывали блики света на густую аллею. На дамбе не было и признаков дождя, шум которого он только что слышал на дороге.

— Идиот! — вдруг повторил он выкрик Мидзуно и покатился с дамбы. Только у самого края асфальтированной дороги ему удалось ухватиться рукой за пучок травы. Он поднялся на ноги и, обнюхивая пахнущую травой ладонь, пошел по дороге, чувствуя, что малютка по-прежнему следует за ним под землей.

Он не имел представления, где сейчас находится его ребенок, не знал даже, жив ли он, и это было одной из причин, заставлявших его пребывать в постоянной тревоге. Если ребенок жив, они когда-нибудь обязательно встретятся. Гимпэй в это твердо верил. Но он даже не знал в точности: его ли это ребенок или кого-то другого?

Однажды вечером у входа в частный пансион, где Гимпэй, будучи студентом, снимал комнату, кто-то подбросил младенца. В оставленной записке было сказано: «Это ребенок Гимпэя». Хозяйка пансиона подняла шум. Гимпэя же по происшествие нисколько не взволновало, он и особого стыда не почувствовал. Да и разумно ли ожидать от студента, которого завтра же могли отправить на фронт, что он станет воспитывать подкинутого младенца — тем более рожденного от проститутки…

— Вот бесстыжая! — воскликнул Гимпэй. — Я ушел от нее, и она в отместку подбросила мне чужого ребенка!

— Наверно, вы сбежали, узнав, что она забеременела от вас. Это больше похоже на правду, господин Момои, — возразила хозяйка.

— Ничего подобного!

— Отчего же вы ее бросили?

Гимпэй не ответил. Глядя на младенца, которого хозяйка пансиона держала на коленях, он сказал:

— Я отнесу его обратно. Оставьте его у себя ненадолго, пока я схожу за напарником.

— Что еще за напарник? В каком деле? Смотрите, господин Момои! Надеюсь, вы не собираетесь сбежать, оставив младенца у меня на руках?

— Нет. Просто мне не хочется в одиночку идти возвращать его.

Хозяйка последовала за ним до самой двери, подозрительно глядя ему в спину.

Вскоре он привел Нисимуру — постоянного напарника его веселых похождений. Когда они вышли на улицу, младенца держал на руках Гимпэй — справедливо, поскольку он был подброшен его женщиной. Он сунул младенца под пальто, застегнув нижнюю пуговицу. Так нести его было не слишком удобно, и в трамвае малютка, само собой, заголосил, но пассажиры доброжелательно заулыбались, глядя на студента с ребенком. Гимпэй смутился и отогнул воротник пальто, чтобы стала видна головка малютки. Для этого он вынужден был слегка наклониться и невольно поглядел на его личико.

В то время большие пожары, вызванные первой тотальной бомбардировкой Токио, превратили южную часть города в руины. Гимпэй и Нисимура оставили ребенка у черного хода знакомого им дома и бросились наутек. Была середина марта, и на следующий день к вечеру пошел снег. Они надеялись, что младенца до этого времени кто-нибудь подобрал и он не замерз под снегом.

На следующий день Гимпэй зашел к Нисимуре.

— Хорошо, что успели, — сказал он.

— Да, повезло, что до снега, — согласился Нисимура.

Больше никто из этого публичного дома к Гимпэю не приходил. Что сталось с младенцем — ему тоже не было известно.

В последний раз он побывал в этом доме за семь или восемь месяцев до того случая. По-прежнему ли веселые женщины там принимают гостей? Или, может быть, когда он оставил у дверей младенца, их там уже не было? Может, они переехали в другое место? Но даже если там, как и прежде, публичный дом, то живет ли еще в нем его женщина — мать младенца? Не выгнали ли ее оттуда после рождения ребенка? Ведь по их законам она совершила непростительную ошибку. Эти сомнения зародились у Гимпэя уже после того, как его отправили на фронт.

Теперь Гимпэй думал, что младенец стал подкидышем по его вине — именно после того, как он его подбросил.

Нисимура погиб на войне. Гимпэй вернулся с фронта живым и даже приобрел профессию педагога…

Устав бродить среди развалин, где когда-то стоял тот публичный дом, Гимпэй неожиданно для себя услышал собственный голос:

— Эй, как ты посмела совершить такое?

Он, видимо, обращался к проститутке. Это она оставила младенца у порога частного пансиона, где он снимал комнату, но то был не ее и не Гимпэя ребенок. Она взяла его у своей подружки и подкинула. Он поймал ее на месте преступления, а может быть, давно уже следовал за ней по пятам.

— Нисимуры уже нет в живых, и никто теперь не скажет, похожа ли была малютка на меня, — сказал Гимпэй сам себе.

Тот младенец был девочкой, но, как ни странно, пол призрака, преследовавшего Гимпэя, ему трудно было определить. Обычно младенец представлялся ему мертвым, но, когда Гимпэй был в нормальном состоянии, он казался ему живым.