Невил Исделл - Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO

• Название: Внутри Coca-Cola. История бренда № 1 глазами легендарного CEO
• Автор: Невил Исделл
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91657-263-6

Вы задумывались о том, что Coca-Cola присутствует во всех странах мира, кроме трех? Благодаря чему секретный состав знаменитого напитка, первоначально задуманного как лекарство от похмелья, завоевал весь мир? И почему в наше время именно гигантские корпорации стали мишенью критики?

Невил Исделл, бывший CEO и председатель совета директоров Coca-Cola, рассказывает захватывающую историю возрождения и нынешнего процветания компании. Вам предоставлен уникальный шанс узнать из первых рук, каким образом «Кока-Коле» удалось во многом превзойти своего вечного конкурента, «Пепси»; с какими непредсказуемыми проблемами пришлось столкнуться компании при завоевании российского рынка. Иными словами — о том, какие страсти кипели и кипят за невинным лозунгом «Всегда “Кока-Кола”». Уверяем, что вы извлечете для себя максимум пользы.

---

Мои родители ничего об этом не знали и были поражены, когда канал BBC пригласил меня на телепередачу, оплатив перелет в Лондон. В программе от 30 июня 1957 года с названием «Мальчик из Лусаки» я защищал свою новую родину и комментировал съемки Лусаки, сделанные отцом. Меня показали сразу за герцогом Эдинбургским, принцем Филиппом, который до сих пор носит этот титул и женат на королеве Елизавете; он представил зрителям Международный год геофизики, на протяжении которого 67 стран вели совместные исследования. Так что во время съемок я находился в блестящей компании.

Дома в Лусаке мое появление на ТВ сопровождалось рядом газетных статей и выражением благодарности от городского совета. Мэр подарил мне копию городского герба в рамке, с дарственной надписью от всех членов совета: «Ваша очевидная гордость за Лусаку и  демонстрация гражданской ответственности не остались незамеченными».

Я был влюблен в  Африку  — настолько, что три года спустя, когда мои родители отправились в еще один полугодовой отпуск в Белфаст, решил остаться в Лусаке в школе-пансионе.

Я жил в  школе Гилберта Ренни, и  по британской системе мне полагался «прислужник»  — ученик первого класса, которому в рамках инициации следовало убирать мою одежду, заправлять кровать и выполнять любые мои поручения. Я играл в регби, крикет, теннис и футбол. В то время я хотел стать учителем географии или истории, хотя подработка в  продуктовом магазине во время каникул и дружба с мальчиком, чей отец держал магазинчик одежды, пробудили во мне интерес к  бизнесу. Я  также получил свой первый ответственный пост — школьный староста и глава «дома»; их, ради поощрения внутренней конкуренции, в  школе было четыре.

Я окончил школу с  отличием и  получил городскую стипендию — в частности, за мое выступление на BBC, для оплаты учебы в  университета Кейптауна. Однако моя жизнь чуть не приняла совершенно другой оборот, из-за которого я мог войти в историю как скотокрад, а не как гендиректор Coca-Cola.

Ритуал инициации в моем университетском общежитии требовал, чтобы первокурсники мужского пола вышли на улицу рано утром с каким-нибудь животным и только в нижнем белье. Нам предстояло продефилировать непосредственно перед женским общежитием, и девушки толпились у окон и глазели на нас. Там были самые разные создания — собаки, коровы, лошади. Глупый ритуал, но проверенный временем. Мы с  друзьями приметили на пастбище рядом с университетским кампусом несколько овец и  как-то ночью двинулись туда на разбитом «Понтиаке», чтобы забрать свою добычу. Фермер запер овец на ночь в  сарае, и  мы, как дураки, взломали замок и запихали четырех животных в багажник старой машины, из которой предусмотрительно убрали заднее сиденье. На светофоре одна женщина, собиравшаяся перейти дорогу, заглянула в нашу машину и увидела нас четверых вместе с  овцами, которые громко жаловались на свою беду. От этого необычайного зрелища у  нее чуть челюсть не отвалилась, и когда зажегся зеленый и мы тронулись с места, она все еще стояла там, ошеломленная.

На следующее утро мы вернули овец. Нам казалось, что мы не причинили никакого ущерба. Однако других студентов поймали, когда они пытались вломиться в  зоопарк. В  полиции им сказали, что они могут избежать обвинений, если расскажут, кто похитил овец. Мы с достоинством заявились туда, не понимая, что нас могут обвинить в краже. В итоге этот серьезный процесс закончился тем, что судья отклонил обвинения. Оказалось, что ему в студенческие годы тоже пришлось пройти этот ритуал в нашем общежитии, так что он понимал нашу ситуацию. Единственным нашим наказанием было письмо вице-канцлера университета нашим родителям. Мой отец, опытный полицейский, не обрадовался, но я все-таки «избежал пули». А тот судья стал одним из столпов юридического сообщества в ЮАР. Недавно я сидел рядом с  ним за обедом, и  хотя ему уже далеко за 80, он вспомнил тот инцидент, подтвердил свою роль в нем и по-прежнему считал его весьма забавным.

Три года, пока я  жил в  общежитии Университета Кейптауна, я  пил Pepsi. В  Кейптауне в  то время Pepsi взяла верх над Coca-Cola. Весь университет был эксклюзивной территорией Pepsi. Хотя в Лусаке я был заядлым потребителем Coca-Cola, в этот период своей жизни мне пришлось пить Pepsi. Но даже в  те дни, когда я бывал вне пределов университета, я выбирал Coca-Cola, подчеркивая, как важно наличие выбора. Сегодня Coca-Cola в  Кейптауне процветает. Занималась этим предприятием семья Форбс, но по сравнению с нашим временем, когда оно является, пожалуй, самым сильным и прекрасным управляемым боттлинговым предприятием в ЮАР, тогда его позиции были слабы.

Во время учебы я вырос до 195 см и играл в университетской команде регби. Регби  — моя главная спортивная страсть, игра, дававшая мне уроки жизни и  командной работы. Каждую зиму мы отправлялись на соревнования, проходившие по всей Южной Африке  — отличный способ укрепить связи. До сих пор, когда приезжаю в Кейптаун, то стараюсь встретиться с бывшими коллегами по команде.

В колледже мое внимание занимала социология, и  я  решил стать социальным работником. Эта специализация предполагала практику для студентов. Например, мне поручили ходить в трущобы Кейптауна, к пациентам, выписанным из детской больницы Красного Креста. В пятницу по вечерам в трущобах все пили, отцы приходили домой, дрались, могли сбить лампу или печку на пол, и дети получали ожоги. Я должен был ходить туда и определять, не обижает ли отец детей и может ли семья остаться вместе. Шесть месяцев я занимался этой тяжелой и порой душераздирающей работой.

Меня избрали в студенческий совет от группы, выступающей против апартеида, и в 1965 году я стал редактором университетской газеты. Там я  писал колонки, осуждающие попытки правительства избавиться от того небольшого количества черных студентов, что учились в  университете Кейптауна. Хотя среди студентов университета и так было больше 95% белых, чиновники хотели пойти дальше и довести эту долю до 100%. (У них ничего не вышло, и сегодня университет — это полное жизни многонациональное заведение, занимающее первую позицию в рейтинге лучших университетов Африки.)

«Университет Кейптауна являлся рассадником белой оппозиции апартеиду,  — вспоминал мой однокурсник и  тоже регбист Хью Коппен. — Для того времени это самое либеральное образование, какое только можно было получить в Южной Африке».

Коппен вспоминает, как служба безопасности ЮАР сидела на занятиях одного профессора, Джека Симонса; полицейские ждали, пока он скажет что-нибудь предосудительное, как он часто это делал. Однажды он попал в тюрьму. «Студенты пикетировали тюрьму и  требовали его освобождения»,  — вспоминает Коппен, сын белого фермера из Южной Родезии (теперь — Зимбабве), проживающий в Сан-Франциско.

Мои взгляды на апартеид порой противоречили моему имиджу спортсмена. Регби — национальный спорт африканеров, и я помню, как однажды в  баре главного стадиона после матча ко мне подошел полицейский и сказал: «Что за дела? Мы думали, ты один из нас». Он просто не мог понять, как игрок в регби, член клуба, может выступать против апартеида. «Не нарывайся, мы следим за тобой», — предупредил он. В том же году мой дом обыскала полиция безопасности, надеясь найти предосудительные материалы. Они не нашли ничего — в том числе мой экземпляр «Красной книжечки» Мао, спрятанный на старой книжной полке.

Что касается апартеида, то однажды передо мной встала сложная моральная дилемма. Правительство ЮАР провозгласило, что танцевальные вечера в  университете следует разделить по расовому принципу. Студенческий совет принял резолюцию не устраивать такие вечера, пока они не будут открыты для студентов любой расы. Проблема в том, что иногда устраивались благотворительные танцевальные вечера с  целью собрать деньги для студенческой организации SHAWCO, которая обеспечивала дешевую еду, медицинскую и другую помощь бедным в пригороде Кейптауна Уиндермир. По своей социальной работе я  знал, что эта помощь отчаянно нужна. Протест ухудшил бы положение людей, которым мы пытались помочь, тогда как мы и  дальше вели бы наш элитарный образ жизни. Я был уверен, что надо найти другие способы протеста; стал в  студенческом совете одним из немногих, кто проголосовал против запрета на эти танцы, а из студенческой организации против апартеида  — единственным. Я противостоял давлению моего окружения, отказываясь усугублять страдания тех, кому мы пытались помочь. До сих пор не знаю, был я прав или ошибался.

Во время моей учебы в университете Замбия официально получила независимость от Великобритании. Я  организовал вечеринку для студентов-замбийцев. В полночь 24 октября 1964 года в зале местной гостиницы мы — в присутствии британского посла — спустили британский флаг и впервые подняли флаг Замбии, распевая гимн страны: «Стой и  пой о  Замбии, гордой и  свободной». Уверен, что бесплатное пиво для бедных студентов укрепило ощущение исторического момента.