Максим Далин - Поиски путей (СИ)

• Название: Поиски путей (СИ)
• Автор: Максим Далин
• Жанр: Боевая фантастика

Дорогие читатели, пожалуйста, начинайте знакомство с романом "Лестница из терновника" с первой книги — так понятнее)) Кши-На, конечно, страна серьёзная, но на Нги-Унг-Лян, разумеется, не единственная. И Ник Дуров может только печально отметить: ксенофобия, религиозные и расовые распри, нетерпимость — бывают не только в печальном прошлом Земли…

---

— А на самом деле ты его сюда не требовал? — спрашивает Ра. — Вэ-Н, помоги мне пристегнуть ножны… я хотела сказать, он всё ещё на границе?

— На самом деле он давно в Башне Справедливости, — фыркает Вэ-Н. — Его привезли ещё в начале зимы, по приказу Отца, но здесь и мне кажется надёжнее. Я сам за всем этим присматриваю. Он очень смирный, этот Младшенький. И кашляет. И просил меня о милости.

— Домой хочет? — в голосе Ра я слышу сочувствие.

— Умереть хочет, — режет Вэ-Н холодно. — Очень. Просил дать взглянуть на отобранный меч — и убить. Кашляя во время разговора. Поэтому и боюсь, что подохнет.

— Тебе его не жаль?

— Я его сюда не звал… прости, Ра. Я не могу позволить себе думать, что он наш ровесник, что он болен и что у него здесь никого нет. И не хочу. Раз уж пошла такая торговля, я его продам, и всё. Дорого. Если мне не удастся получить за него землю, я куплю покой на границах.

Ра вздыхает.

— Я понимаю. Но, быть может, мы сейчас можем… что-то сделать, чтобы ему стало чуть легче?

— Я сделал, — отвечает Вэ-Н. — Послал к нему врача. Всё.

Ра молчит.

— Думаешь, это не по-человечески? — спрашивает Вэ-Н. — Жестоко, да? Но что я могу сделать ещё? Он — не человек, а отвлечённый принцип, предлог для переговоров, пример, чтоб кое-кому было неповадно…

Ра молчит. Вэ-Н говорит грустно:

— Мне жаль, что это не может сделать кто-нибудь другой. Что я вынужден думать об этом сам, — и, изменив тон, явно переводя разговор на более весёлую тему, продолжает. — Ра, помнишь, когда ты утвердила Ника Всегда-Господином, он пробормотал что-то? Ар-Нель утверждает, что он сказал: "Я отроду Всегда-Господин"!

Ра хмыкает. Дверь в будуар с тихим шипением отъезжает в сторону. Я слышу их шаги и голоса уже совсем рядом.

— А знаешь, что об этом сочинила твоя Да-Э? — говорит Вэ-Н. — Маленький Феникс мне передал. В горах, мол, живёт племя таких людей… Всегда-Господ от природы, которые никогда не меняются. Не могут, потому что. Если обрезать — они умирают. Половинки людей, ха!

Ра хихикает.

— А дети к ним с неба падают? — спрашивает она ехидно. — Госпожа Ит-Ор иногда что-нибудь говорит… стыдишься, что у тебя есть уши. Наверняка она рассказала, как в этом племени рожают мужчины, — и фыркает. — А, это просто ужас, послушай! Как ни представь, всё выходит ужасно! И непристойно!

Вэ-Н хохочет.

— Не угадала! В этом племени некоторые дети рождаются… как бы сказать… сразу женщинами. Своего рода Всегда-Госпожами, они ведь тоже половинки. И очень удобно — никаких поединков, никакой борьбы, никакого соперничества… никакой любви. Всегда-Господину назначают Всегда-Госпожу… а может, и не назначают, а они просто спариваются. Сразу.

Кажется, Ра лупит своего Государя ладонью по спине:

— Фу! Перестань! У вас с Да-Э грязное воображение! Сразу даже скот не спаривается.

Вэ-Н резвится:

— А что? Тогда понятно, почему Ник никогда не сражается. Он не привык, ему не интересно. Ему надо, чтобы… ну не знаю… чтобы… может… ну спроси у Да-Э, как у них, по её мыслям происходит, у половинок! Может, они все — со всеми. Зачем им привязываться друг к другу? Между ними нет ничего.

— Ну что ты! — пытается возражать Ра. — А дети? Дети же должны знать, кто их родители?

— Это у людей. А у половинок — представь! Если она — Всегда-Госпожа, может, она уже сто раз была с разными мужчинами! Без поединка — что ей помешает? Как ты определишь? Она — с рождения такая. Она привыкла. Ей не стыдно.

— Ник любил жену.

— Он так говорит, потому что не может с людьми!

— Всё это — болтовня, — говорит Ра сердито. — Таких половинок не бывает. И вот так, просто так, с кем попало, сразу, тоже не бывает. Даже звери сражаются за любовь, а ты говоришь про Ника такие вещи. Он тебя бесит?

— Да нет, — говорит Вэ-Н виновато. — Это просто… глупости, смешно. Нет, Ник не бесит. Он же мне подарил… тебя. Я ему благодарен. Но он меня смущает. Тревожит. В нём есть что-то нечеловеческое — и я понимаю, почему ты назвала его демоном.

— А мне с ним наоборот было очень спокойно, — говорит Ра. И подумав, добавляет. — Только иногда я его боюсь, хотя он никогда ничего плохого не делал.

— Я думаю, Ник тебе до смерти предан, — говорит Вэ-Н. — Как Государыне. Он добрый и честный. Но время от времени от него веет холодом… когда он явно ничего дурного не хотел. И знаешь… я не могу представить себе женщину рядом с ним. Иногда он так смотрит на Юношей… как на маленьких детей, на щенков, котят, птенцов… не как на взрослых людей.

— Да! — радостно соглашается Ра. — Как на маленьких детей! Он очень любит детей… а вот взрослых как-то… то ли не любит, то ли не понимает…

— Он знает, что нужно делать с детьми, — задумчиво говорит Вэ-Н. — Оберегать, лечить, играть с ними, слушать их болтовню… А вот откуда дети берутся — он словно не знает. Я никогда в жизни не видел таких странных людей. Я порой готов поверить, что Ник — демон или вправду человек-половинка. Знаешь, моя кровь, я благодарен ему и никогда не забуду его услуги… но между нами стоит что-то. Не сила рода, не Семьи, не статус… просто он совершенно чужой. Иногда у меня такое чувство, будто рядом с моим троном завёлся медведь. Очень сильный, думающий, почти как человек, даже говорящий… но медведь…

Ра проходит мимо ширмы. Шуршит шёлк.

— Я голодна. Скажи Господину Смотрителю, что Государыня хочет печёных плодов т-чень, вафель и чок, ладно?.. а о медведе… я понимаю, что ты имеешь в виду. Сестричка говорила, что в дни её метаморфозы Ник помогал ей, как мать, и смущал до слёз. Нечеловеческой отстранённостью.

Они выходят из будуара. Я выжидаю немного и тоже выхожу. Ошарашенный.

Резоны КомКона: они агрессивны, они опасны, у них неконтролируемые инстинктивные импульсы, которые могут побуждать их сражаться со всем, что шевелится. Они не смогут общаться с нормально воспроизводящимися расами без эксцессов. И бред это всё собачий.

Я так надеялся, что уже стал им своим! Я приложил так чертовски много сил, чтобы стать им своим — а они считают меня медведем в гостиной! Они чуют во мне чужое. Они иногда делают вид, что приняли меня — из чистого великодушия — но никогда не затевают со мной своих шутливых потасовок, которые заменяют им любовную игру. Они мне ближе, чем я им.

И уж конечно, никто из них никогда не изменится для меня — глупо, но отчего-то эта мысль огорчает меня неожиданно сильно. И вдруг приходит ещё одна.

Я — самый успешный резидент на Нги-Унг-Лян. Со всеми остальными что-то случилось. Мне говорили разные вещи, я смотрел рекомендованные к просмотру записи… я принял за чистую монету доклад о фобиях, убийствах и нервных срывах… о том, что андрогины землянам до тошноты отвратительны. О том, что они смертельно опасны беззащитным перед Кодексом Этнографа пришельцам.

Всё это — деза. Обман. Меня напугали букой, как младенца, который может полезть в подвал без спросу. Меня подстраховали, как ребёнка — или…

Вот интересно, а что, в действительности, произошло с остальными? Почему я больше не верю в то, что местные жители их неспровоцированно убили? Почему я перестал верить не только информации КомКона, но и некоторой части информации своего родного Этнографического Общества? Кто-то из нашего начальства хранит репутацию сотрудников? Репутацию конторы?

Что делали на Нги-Унг-Лян мои соотечественники? Что на самом деле они делали?

У меня под рёбрами ворочается холодный и склизкий клубок змей. Неверие и стыд.

И именно в таком состоянии я натыкаюсь на посла Анну. Он сидит на подоконнике в обширной гостиной, украшенной громадными панно, вышитыми стеклярусом на шёлке, и с полуулыбкой смотрит в окно, подняв створку, обтянутую пергаментом.

— Привет, Львёнок, — говорю я.

Он оборачивается, улыбается уже мне. Мечтательно. На нём — надраенная кираса, широченный камзол из бархатистой тёмно-синей материи поверх неё, высокие сапоги, подкованные сияющими железками. Анну при полном параде.

Я выглядываю в окно. Во дворе, у каменной чаши с вечнозелёным кустарником, милый-дорогой Ча, украсивший себя, чем Бог послал, болтает с сменившимися с караула гвардейцами.

— О поединке мечтаешь, Львёнок? — спрашиваю я, на миг ощутив что-то вроде лёгкой ревности.

— Не сейчас, — говорит Анну. С этакой светлой грустью. — Перед отъездом.

— Почему? — удивляюсь я. — Как же ты… когда же проигравший меняться будет, если что?

— Не будет меняться, — говорит Анну с той же улыбочкой. Маниакальной. — Не будет проигравшего.

У меня на миг выбивает дыхание. Анну смотрит на Ар-Неля за окном повлажневшими блестящими глазами. С рискованной нежностью.

— Ты что это задумал, посол? — говорю я далеко не так дружелюбно, как хотелось бы.

— Да, — говорит Анну и кивает. — Он умрёт, да. Или умру я. Да. Между нами — граница, статус… но я… он умрёт. Я думаю.