Виктор Болдырев - Золотая Дуга

• Название: Золотая Дуга
• Автор: Виктор Болдырев
• Жанр: География

Эта книга о крупнейшей в нашей стране золотоносной провинции, занимающей районы Верхоянья, Колымы, Чукотки. Авторы делятся своими впечатлениями после путешествия по «Золотой дуге», знакомят читателя с современным сибирским Севером, с его природой и людьми.

Точно туго натянутый лук, выгнулись хребты Верхоянья, Колымы и Чукотки, образуя великий горный барьер крайнего северо-востока Сибири. Еще в тридцатые годы за ним лежала неведомая земля, о богатствах которой ходили легенды. Теперь здесь величайшая, широко известная золотоносная провинция.

Писатель — путешественник Виктор Болдырев и скульптор Ксения Ивановская рассказывают об этом суровом, по-своему прекрасном крае. Целый год двигались они по «Золотой дуге», преодолев девять тысяч километров на вертолетах и самолетах, на баржах, катерах, лодках и плотах, на оленях, собачьих упряжках, верхом на лошадях и просто пешком.

---

К Ледовитому океану

В оленьем краю

Непогода перекрыла авиалинии на север. В крошечный аэропорт с утра набиваются люди и расходятся только к вечеру, проклиная небеса, летчиков и дикторов, бесстрастно возвещающих: «Борт на север отменяется, погода нелетная…»

А здесь, в Батагае, солнечно, небо ясное, и не верится, что где-то на севере долины закрыты непроницаемым туманом.

Тягостное ожидание портит настроение. Пассажиры честят аэропортовское начальство, восхваляют летчиков соседней полярной авиации, в любую погоду готовых посадить самолет чуть ли нес завязанными глазами. Ворчали, впрочем беззлобно, понимали — любая сопка в тумане превращается в грозный риф воздушного океана.

К счастью, мы быстро выбрались из этой карусели, познакомившись в райисполкоме с Семеном Новгородовым, молодым бледнолицым якутом. Он дружески касался собеседника тонкими, как у музыканта, пальцами и говорил тихо, ненавязчиво, с обаятельным тактом.

Семену и его товарищам, оленеводам громадного Усть-Янского совхоза, нужно было попасть в низовье Яны — в Казачье. Сам он работал там секретарем партийной организации. Не надеясь на переменчивую погоду, они решили плыть вниз по Яне на крошечном водном трамвайчике, совершавшем на далекой сибирской реке тысячекилометровые пассажирские рейсы, точно солидный речной пароход.

— Присоединяйтесь, вместе поплывем, — предложил Семен. — Яна — наш главный тракт, новости все узнаете… Через три дня будем в Казачьем, к нам в совхоз заглянете, оттуда рукой подать до берегов океана! А на золотой Кулар лучше на обратном пути заехать — от осени уходить будете к хорошей погоде, на юг. Совет был дельный.

Через час, сняв осаду аэропорта, мы явились на пристань со своими рюкзаками. У дебаркадера уже ошвартовался речной трамвайчик «Чехов», такой же как и его близнецы на Москве-реке. Шла погрузка. «Чехов» принимал срочный груз — здоровенные части от машин и ящики с деталями.

Матросы и добровольцы из пассажиров, чертыхаясь, перетаскивали тяжеленные железяки. Вскоре они загромоздили ими всю палубу. Казалось, что под тяжестью груза «Чехов» утонет, не отходя от пристани. Но эти части ждала далекая полярная нефтебаза в устье Яны. Туда уже подошли первые танкеры с горючим, и запасные части для ремонта нефтебазы отправлялись вне всякой очереди…

Семен познакомил нас с начальником пристани. Этот человек на Севере уже двенадцать лет. Из оттопыренного кармана он вытряхнул на стол кучу документов и разложил перед нами, точно пасьянс. Чего тут только не было: права водителя автомашины, удостоверение корреспондента районной газеты, диплом адвоката, членские книжки всевозможных добровольных обществ и множество других удостоверений. Он владел одиннадцатью специальностями и, видимо, очень гордился этой коллекцией.

В речниках нашему новому знакомому не особенно повезло. Только что через Батагай пролетел министр, пересчитал с воздуха засевшие на мели баржи и разнес его.

Но пожалуй, беда с баржами и не зависела от воли начальника крошечной пристани. Яна — река коварная. Уровень воды летом непостоянен и падает иногда так низко, что не пропускает на перекатах даже легко груженные баржи. Да и весна была затяжная — речной лед и снег больше испарялись, чем таяли.

Ждали «черноводья» — летнего паводка, воды тающей мерзлоты и летних горных дождей. С черноводьем река оживает, начинается короткая, но стремительная речная навигация.

Погрузку закончили, и мы устроились на верхней палубе. «Чехов» здорово осел под тяжестью груза и пассажиров, но каким-то чудом держался на воде. Зазвенел звонок, как в московской квартиле. Загудели моторы, завыла сирена. Трамвайчик отчалил, лихо дернулся и пошел вниз по Лене, оставляя позади пенящийся слёд.

Река сияла солнцем, теплом, радостью. Ветерок приносил с песчаных островов горьковатый запах тальника и распустившихся тополей. Хорошо, что не ждали у моря погоды и выбрались из Батагая. Двигаемся вниз по течению довольно быстро, но никак не можем уплыть от батагайских сопок — Эге-Хайя и Ынах-Хайя. Они видятся то впереди, то позади. Мы то подплываем к ним, то удаляемся — Яна делает здесь крутые излучины. Голубыми шатрами сопки еще долго маячили вдали, возвышаясь над всеми окрестными вершинами, и наконец растаяли, скрылись из глаз…

Мимо проплывают, волнистые сопки с голыми вершинами, увенчанные кигиляхами — останцами более твердых пород. И снова петляем около них. Кажется, что толпы исполинов вереницей бредут по голым гребням, сопровождая нас. А вот сиреневая сопка. Это сгоревший лес. Мертвая тайга. Сколько еще таких лиловых сопок на нашем пути?

Яна очень красивая и уютная река. Неширокие ее плесы струятся среди лесистых сопок, синегорьем уходящих к горизонту. Там голубые кулисы растворяются в небесах. Синева их отражается в воде.

Семен Новгородов, в кепке блином и в брезентовом плаще, чувствует себя на трамвайчике как дома. То он сидит в рубке у молоденького капитана и совсем юного штурмана, то в гуще своих Смуглых и скуластых соплеменников. Беседа вокруг него не смолкает. Он в центре всех разговоров. Видно, Семена тут знают и чтут за простоту, серьезность и теплое отношение к людям.

Мы все больше подпадаем под обаяние этого человека. Несмотря на Лиризм натуры, Семена отличает принципиальная деловитость. Начинал он свой жизненный путь журналистом. Много ездил по южным районам Якутии. Но роль наблюдателя его не удовлетворяла. Хотелось активно вмешаться в жизнь, решать насущные задачи, самому строить ее. Семен перешел на партийную работу и отправился на Север, в самые отдаленные районы Якутии.

Трамвайчик быстро идет вниз по Яне мимо крутых лесистых сопок. С любопытством оглядываю эти берега. В 1933 году судоходства на Яне не существовало.

Прошли устье Адычи, самого полноводного притока Яны. Той самой Адычи, на которой Ивасих мечтал построить гидроэлектростанцию. Вокруг — безлюдная тайга с лысинами гарей. Неужели сюда скоро придут строители со своим сложным хозяйством, проложат дороги, выстроят вспомогательные заводы, воздвигнут железобетонную плотину…

— Скажите, Семен, вы верите в гидроэлектростанцию на Адыче? Семен засмеялся.

— Представить, конечно, трудно. Но ведь десять лет назад мы просто не могли вообразить себе портальные краны в Усть-Янской тундре, а они сейчас стоят там, поражая воображение охотников за песцами. Увидите Нижнеянский порт, поверите ив гидростанцию на Адыче, и в башенные дома из стекла и бетона на Полоусном хребте, где до сих пор бродят тысячные стада диких оленей.

— После моей журналистской карьеры, — продолжал Семен, — я забрался в сердце оленьего края, на водораздел между Яной и Индигиркой. Поселился в небольшом эвенкийском поселочке в верховьях реки Селенях. Послали меня работать секретарем партийной организации небольшого оленеводческого хозяйства. Странное это было хозяйство, не поймешь, то ли пастухи оленьих стад, то ли охотники на дикого оленя.

Между Яной и Индигиркой лежит огромная малозаселенная территория бассейнов Хромы и Чендона, пустынных прибрежных тундр и бассейна реки Селенях. На севере сюда примыкают Новосибирские острова, на юге — хребет Полоусный. Издавна тут поселились эвенки — великие лесные охотники. Здесь кочевали громадные табуны диких северных оленей. Они делились на две экологические группы: материковых и островных.

Материковые олени ранней весной покидали тайгу южных склонов хребта Полоусного и лавиной устремлялись на север к берегам Ледовитого океана. В прохладной, обвеваемой морскими ветрами прибрежной тундре они проводили комариную пору, а осенью вновь возвращались на юг к границе леса.

Островные олени не стремились к лесу. Зимой держались в тундре на приморских возвышенностях между Святым Носом и устьем Хромы, где снег неглубок и порядочно ягеля — зимнего корма оленей. Ранней весной олени внезапно устремлялись на север, переходили по льду пролив Лаптева и растекались по островам Новосибирского архипелага, освобождая прибрежные тундры для своих далеких континентальных собратьев. Все лето островные олени паслись на островах архипелага, а поздней осенью собирались на южный остров — Большой Ляховский. И когда пролив замерзал, переходили огромными стадами на материк и разбредались на зиму по долинам прибрежных возвышенностей. Еще в 1933 году пролив переходили стада в десять тысяч голов.

Перекочевки материковых и островных оленей повторялись с поразительной ритмичностью из года в год, из столетия в столетие.

Людям оленьего края это движение казалось таинственным и необъяснимым. Но великолепные знатоки повадок зверей и птиц тундры в совершенстве изучили маршруты движения «дикарей», места их постоянных переправ через реки. На переправах издревле устраивались массовые охоты — «поколюги». Оленей били на плаву копьями. Легенды и сказания юкагиров, и эвенков полны преданий об этих праздничных охотах.