Виктор Болдырев - Золотая Дуга

• Название: Золотая Дуга
• Автор: Виктор Болдырев
• Жанр: География

Эта книга о крупнейшей в нашей стране золотоносной провинции, занимающей районы Верхоянья, Колымы, Чукотки. Авторы делятся своими впечатлениями после путешествия по «Золотой дуге», знакомят читателя с современным сибирским Севером, с его природой и людьми.

Точно туго натянутый лук, выгнулись хребты Верхоянья, Колымы и Чукотки, образуя великий горный барьер крайнего северо-востока Сибири. Еще в тридцатые годы за ним лежала неведомая земля, о богатствах которой ходили легенды. Теперь здесь величайшая, широко известная золотоносная провинция.

Писатель — путешественник Виктор Болдырев и скульптор Ксения Ивановская рассказывают об этом суровом, по-своему прекрасном крае. Целый год двигались они по «Золотой дуге», преодолев девять тысяч километров на вертолетах и самолетах, на баржах, катерах, лодках и плотах, на оленях, собачьих упряжках, верхом на лошадях и просто пешком.

---

Сейчас оленей стало меньше. Осенью с побережья Ледовитого океана по извечным маршрутам возвращаются на зимовку стада «материковых» оленей лишь в сотни голов, реже попадаются тысячные табуны. Хребет Полоусный они переваливают одними и теми же перевалами и уходят зимовать в Восточное Полоусье, залесенное и заболоченное. У этих узких, как трубы, перевалов и подстерегают их полупастухи-полуохотники.

Весной «дикари» Восточного Полоусья стекаются в табуны и устремляются словно одержимые на север, пересекая теми же перевалами оловянный пояс Полоусного хребта…

— И жители верхних этажей башенных домов из стекла и бетона смогут любоваться этим извечным шествием? — не преминула заметить Ксана.

— Может быть… — уклончиво ответил Семен. — Если к этому времени… уцелеют олени. Сейчас в узких перевальных проходах хребта Полоусного диких оленей бьют кому не лень. С Селеняха меня перевели парторгом в Усть-Янский совхоз. Самое дальнее восточное отделение нашего совхоза располагается у северных границ оленьего края, в низовьях Чендона на берегу моря Лаптевых. Около двадцати тысяч диких оленей проходит по своим маршрутам у восточных границ участка. И пастухи нашего совхоза там наполовину охотники на диких оленей.

— Это же неразумно, Семен! Люди перебьют беззащитных животных и сотрут с лица земли вашу чудесную «Страну оленей». Нужно немедленно запретить охоту на «дикарей».

Семен развел руками.

— Запретами и ограничениями в наших необозримых тундрах и долинах Полоусного хребта не отделаешься. Тут нужны более действенные меры…

— А Новосибирские острова? — спросил я Семена. Он грустно покачал головой:

— Большинство диких оленей архипелага погибло. Пролив Лаптева несколько лет назад замерз необычайно поздно. Олени, гонимые слепым инстинктом, сбившись в громадные стада, стали переходить его по неокрепшему льду. Лед не выдержал, и целые табуны исчезли в холодной пучине.

В прошлом материк простирался далеко на север. Новосибирские острова были частью этой суши. Граница леса пролегала гораздо севернее — в теперешней прибрежной тундре. Олени кочевали от древней границы леса далеко на север, к побережью древней суши. Унаследованный тысячелетиями инстинкт и влечет потомство этих оленей на Новосибирские острова — остатки прежней суши, и заставляет возвращаться через пролив на возвышенности современного побережья, где в прежние времена пролегала граница леса. Материковые олени, вероятно, потомки тех «дикарей», которые приспособились к изменению географической среды и постепенно двигались в глубь континента за отступающей границей леса…

Мимо плывут суровые каменные обрывы оленьего края, обнажая нутро сопок — вздыбленные, смятые в крутые складки слои.

— Янские якуты и эвенки, — тихо сказал Семен, — еще помнят места, где стада оленей переплывали Яну, устремляясь к берегам океана — к Святому Носу.

Невольно я вспомнил трагическую книгу Фарли Моуэта «Люди оленьего края». В сердце Канады истребление диких северных оленей и последующий запрет их промысла повлек гибель от голода племен эскимосов и индейцев, питающихся мясом карибу. Племена аборигенов Канады не знали домашнего оленеводства. Они были брошены на произвол судьбы. А люди сибирского Севера издревле занимаются оленеводством и спокойны за свое будущее.

Облокотившись на поручни, Семен о чем-то задумался.

Может быть, пока не поздно, создать Государственный заповедник диких оленей между Яной и Индигиркой и на Новосибирских островах, заповедник мирового значения! Взять под строгую охрану переправы «дикарей», постоянные маршруты их кочевий, проходы через перевалы Полоусного хребта, леса Восточного Полоусья. Восстановить поголовье диких оленей на Новосибирских островах. Выделить, если понадобится, заповеднику малогабаритный патрульный вертолет! Расходы на государственную охрану оленьего края окупятся сторицею. Дикие олени быстро размножаются, и за пределами заповедной территории можно будет разрешить планомерный отстрел…

Чем дальше уходим на север, тем пасмурнее и На полюсе холоднее. Солнце скрылось за облаками, набухшими и тяжелыми; только иногда оно серебрит потемневшие плесы. День окончился, но светло: плывем далеко за Полярным кругом, в стране незаходящего полуночного солнца.

Семен пошел в капитанскую рубку и вскоре вернулся — пригласил нас в крошечную каюту в носовой части трамвайчика.

Устроились на одной койке. Мои длинные ноги никак не помещались в тесном простенке, но мы так намаялись, что заснули моментально…

Разбудили нас удары волн. Кораблик раскачивался и скрипел, словно опускался на дно. Зеленоватые волны закрывали иллюминаторы. Мы вскочили и увидели в круглые стекла широченный плес, взъерошенный бурунами пены. Валил снег. Ветер косо гнал пушистые хлопья над помутневшей водой, скрывая берега. Выбрались по мокрому трапу на опустевшую палубу. Как изменилась Яна за одну ночь. Дует пронизывающий северный ветер. Над рекой проносятся низко нависающие тучи. Бурлят, бьются о маленький трамвайчик волны. Сумрачно и тревожно. Ничего себе июль на Дальнем Севере! Действительно — на самолете сюда не сунешься…

— Семен позвал нас в капитанскую рубку. За ее стеклами тепло и уютно. Глаза у Семена красные, невыспавшиеся. Оказывается, мы беспробудно проспали десять часов. «Чехов» миновал Куйгу, вышел на нижний плес Яны и попал в полосу северной непогоды.

Молодой капитан в фуражке, сдвинутой набекрень, уверенно ведет кораблик в снежной метели. Жаль, что не посмотрели Куйгу — ворота в оловянную страну. Там перевалочная база прииска Депутатский. Оттуда идет «зимник» на хребет Полоусный.

— Ничего… успеете, посмотрите на обратном пути, — утешает Семен.

Вскоре снежный заряд пронесло. Солнце засияло сквозь прорывы в свинцовых тучах. Открылись берега, взгорбленные лесистыми сопками. Река повеселела. Картины меняются с калейдоскопической быстротой. За каждым поворотом сюрприз. То дикий высокий скалистый берег, обрывающийся вздыбленными пластами, полный внутренней динамики и драматизма, с безмятежно стоящими над самой пропастью юными тоненькими лиственницами. То полный покоя и ясности солнечный пейзаж, весь в голубых распадках. То вновь свинцовые тучи, срезающие вершины сопок. Склоны гор становятся темно-лиловыми. И вода принимает зловещую фиолетовую окраску.

Впереди подымаются суровые вершины Кулара и сглаженные отроги Полоусного хребта. Две эти цепи замыкают с севера Верхоянскую котловину и Янское нагорье. Яна проложила себе путь к океану, проточив седловину между этими цепями.

Трамвайчик вошел в горные ворота и мчится у подножия высоких сопок. Иногда на перекатах он скребет железным пузом гальку.

Где-то совсем близко пристань Кулар. Подходим к двести девяносто восьмому километру от устья. Посоветовавшись еще раз с Семеном, окончательно решили не высаживаться в Куларе, а плыть дальше, в низовья Яны.

Яна выпрямилась и готовилась выйти из гор. Впереди на террасе среди лиственниц закурились дымки. Они поднимаются от больших палаток, натянутых на каркасы. Штабеля бочек с горючим, ящиков, строительного леса громоздятся между ними. Широкий тракторный след уходит от палаток куда-то в глубь лиственничного редколесья — дорога на Кулар…

Никакой пристани нет. К илистой отмели приткнулось несколько лодок.

— Маловато для ворот в новый золотой край.

— Все начинается с палаток, — улыбнулся Семен. — Вон там левее, на склоне лесистой сопки, будет выстроен целый город — центр нового золотоносного района. Оттуда проложат и автомобильную дорогу к приискам Кулара. У подножия сопки на месте будущего города белеет одинокая палатка. Там живут проектировщики из Магадана…

Завывая сиреной, трамвайчик пошел к берегу и пристал у крутой мшистой террасы. Но стоял он недолго. Высадив нескольких пассажиров, быстро отчалил и ринулся дальше. Капитан спешил к устью Яны. Вскоре дымки палаток скрылись за поворотом. На этом и завершилось наше первое знакомство с Куларом.

Яна вышла из гор на увалистую равнину. В глинистых береговых обрывах заблестели мощные языки материкового — подпочвенного льда. Особенно поразил нас высокий яр Мус-Хайя, километрах в тридцати ниже Кулара. Он покоится на скелете мощных клиньев и столбов ископаемого льда, образовавшегося еще в ледниковый период.

В современную эпоху материковые льды тают. Все здесь пропитано влагой. Яна, подмывая яр, обрушивает глинистые и ледяные толщи. Громадные оползни разрушают террасу, сложенную ледниковыми наносами. Кажется, что земля тут разрушена губительным землетрясением. Из черной земли свежего оползня торчат циклопические кости ископаемых животных. Мы жадно разглядываем их в бинокль и мечтаем на обратном пути заняться раскопками.