Виктор Болдырев - Золотая Дуга

• Название: Золотая Дуга
• Автор: Виктор Болдырев
• Жанр: География

Эта книга о крупнейшей в нашей стране золотоносной провинции, занимающей районы Верхоянья, Колымы, Чукотки. Авторы делятся своими впечатлениями после путешествия по «Золотой дуге», знакомят читателя с современным сибирским Севером, с его природой и людьми.

Точно туго натянутый лук, выгнулись хребты Верхоянья, Колымы и Чукотки, образуя великий горный барьер крайнего северо-востока Сибири. Еще в тридцатые годы за ним лежала неведомая земля, о богатствах которой ходили легенды. Теперь здесь величайшая, широко известная золотоносная провинция.

Писатель — путешественник Виктор Болдырев и скульптор Ксения Ивановская рассказывают об этом суровом, по-своему прекрасном крае. Целый год двигались они по «Золотой дуге», преодолев девять тысяч километров на вертолетах и самолетах, на баржах, катерах, лодках и плотах, на оленях, собачьих упряжках, верхом на лошадях и просто пешком.

---

Оказывается, часть Золотой дуги, прилегающая к Охотскому и Берингову побережью, входит в Охотско-Чукотский вулканогенный пояс. Он протянулся от Амурской области через Охотское побережье до Чукотско-Анадырского края и является частью грандиозного Тихоокеанского кольца молодых подвижных поясов земной коры. С их вулканогенными образованиями связаны мировые рудные золото-серебряные месторождения. Золото-серебряные жилы найдены и в Охотско-Чукотском вулканогенном поясе — в Анадырском хребте, у Эгвекинота, на Пенжине, в предгорьях Сунтар-Хаята…

Не рудное ли золото действительно принесло вторую жизнь этому краю?!

Ответ дает громадная карта Северо-Восточного экономического района, объединяющего Якутию и Магаданскую область. Золотая дуга вмещается сюда целиком. Она вся в штриховке и разных значках. Россыпи Кулара, хребта Полоусного, Адычи, Колымо-Индигирской золотоносной зоны, россыпи Коркодона и Омолона, двух Анюев, Анадырского хребта, Чукотского полуострова, бассейна Анадыря, И тут же по всей дуге месторождения олова, вольфрама, молибдена, кобальта, ртути, каменного угля. Будто здесь рассыпали всю таблицу Менделеева. А ведь не так давно вместо заштрихованных полей простиралось почти сплошное «белое пятно» неисследованных земель.

На Золотой дуге до сих пор покоится мировая корона рассыпного золота. А рудное золото все чаще находят в пределах Охотско-Чукотского вулканогенного пояса и в прилегающих районах. Но пока оно имеет второстепенное значение. Удивительная карта! Это воплощение мечты первых открывателей и строителей золотой Колымы, залог бессмертия Магадана. Его экономическая роль теперь такова, что с полным основанием этот далекий город можно назвать Северной Пальмирой наших дней…

«Полторы тысячи километров раздумий»

«Полторы тысячи километров раздумий». Так называется рукопись, написанная Октябрем Леоновым. Нам дали ее в Магаданском издательстве на рецензию.

На первой странице эпиграф:

«Необъятна земля… но в ней нет ничего,
Если вы ничего не заметите».

Короткое предисловие:

«Первая высокоширотная радиогазетная экспедиция — так в шутку и всерьез называли себя в пути журналисты из Анадыря Октябрь Леонов и Альберт Мифтахутдинов. Вдвоем, на собачьих упряжках, прошли они 1500 километров по снежным берегам Чукотки от Уэлена до мыса Шмидта».

Дальше читаем:

…«Задолго перед походом над картой Чукотки склонились двое.

— Слушай, старик, — говорил один, — идти нужно только вот так, — карандаш в его руке решительно прочертил почти прямую линию вдоль побережья Чукотского моря, — в этом случае мы захватываем Чукотский и Иультинский районы все прибрежные поселки…

— А по-моему, — возражал другой, — от Нутепельмена или Ванкарема надо спускаться вниз на Иультин, а дальше по трассе в Эгвекинот. Тогда мы захватим не только оленеводческие и промысловые районы, но и промышленные, порт залива Креста. А там северным побережьем Анадырского залива и до Провидения рукой подать».

Они выбрали самый трудный — первый вариант.

«Итак, в путь! Пусть осилит дорогу идущий! Тагам!» А дальше? Дальше окружающее перестало существовать: путешественники ведут нас за собой. Их мысли, дух, настроения захватывают нас.

В злоключениях великого санного пути перед нами возникают обаятельные образы двух друзей: неунывающий, обстоятельный «Старик» «со своими общечеловеческими идеями» и «тщеславный пижон Алька Мифт»… Целеустремленная и безалаберная личность, талантливый лентяй, умница с невообразимой кашей в мозгах, сибарит, любитель покейфовать и способный отдать последний кусок хлеба совершенно незнакомому человеку, лирический циник и скептический романтик, по уши влюбленный в Чукотку и пишущий вот такие стихи:

Мы никогда не ищем жизни тихой,
У нас с тобой дороги нелегки:
Вот почему судьба по фунту лиха
Подкладывала в наши рюкзаки.

Нет, здесь не место слабеньким и робким,
Подставит жизнь подножку сотни раз —
В характере у каждого из нас
Упорство, воля, мужество Чукотки!..

«За что я люблю его? — спрашивает себя Октябрь. — Не знаю… Наверное, за увлеченность, богатство и щедрость души, за критическое отношение к действительности и непрестанный поиск, за высокоразвитое чувство товарищества и юмора…»

В обществе веселых и отважных, любознательных и дотошных журналистов мы совершаем трудный снежный путь, там, где «ОРУД не расставил своих указателей, ни разрешающих, ни запрещающих знаков». Где совсем недавно «господствовал неолит», где столкнулось «сегодняшнее, завтрашнее и позавчерашнее».

Уэлен — Инчоун — Чегитун — Энурмино — Тойгунен — Ванкарем — острова Серых гусей — мыс Шмидта. С каюрами собачьих упряжек блуждаем в ледяных торосах, срываемся с береговых карнизов, пьем полной чашей пургу, посещаем поселки приморских зверобоев, знакомимся с жизнью береговых колхозников, с простыми мужественными людьми, умеющими мечтать и воплощать свои мечты в жизнь.

Октябрь и Мифт ввязываются в самую гущу событий, вмешиваются в жизнь своих героев, помогают выбраться из беды. Живут заботами и проблемами Чукотки. Заражаются и сами заражают одержимостью — великим даром нашего современника.

Тагам! — по-чукотски: Пошел! Вперед!

Откровенно, «без оглядки», как другу выкладывает Октябрь Леонов читателю увиденное и услышанное, пережитое и передуманное.

В начале пути их постигают неудачи: вездеход ушел раньше времени. С тяжеленными рюкзаками они едва успевают на самолет. Потом их прихлопывает непогода в самом изменчивом месте Чукотки — бухте Провидения.

Сегодня у нас странный вечер. Вечер музыки, чая, оленьих языков, патиссонов, снова музыки, орехового варенья, снова чая и лениво роняемых фраз. Для нас сегодня поют Мения Мартинес, Владимир Трошин, Анастасия Кочкарева, Жак Дувалян, Има Сумак, Эдита Пьеха и старушка Шульженко. Эдди Рознер в клочья раздирает свою серебряную трубу, стараясь угодить нам. Потом Мифт ложится на кушетку, покрытую ковром, и меланхолично начинает чертить что-то в блокноте. Я тоже берусь за авторучку…

— Веселись, негритянка… — грустно поет Мения Мартинес. Мифт просит кинуть яблоко и, слопав, изрекает:

— А знаешь, Старик, пожалуй, еще двух таких землепроходцев, как мы, с тобой, нет сейчас на Чукотке.

Я возражаю:

— Ты забыл Олега Куваева и Володю Буланова. Не зазнавайся, Мифт!

— Ладно, согласен, — милостиво цедит Мифт. — Хочешь послушать?

— Валяй, — так же милостиво разрешаю я.

… Мы придем небритые, мы придем усталые, пургами избитые — славные мы малые.

Вьюгами застужены, снегом запорошены, кашляем натужно мы — парни мы хорошие. Никогда не плачем мы, встретившись с бедою, — ведь за все заплачено потом да тоскою, да большой любовью… Если малый счет — я за дружбу кровью заплачу еще.

…Горе мимолетное,
радость не в избытке,
ваше счастье сметано
на живую нитку…

Ваша жизнь беспутная,
Образумьтесь, мальчики!
Из угла уютного
Голосок страдальческий…

Мы ж дружны с метелями,—
Да тебе ль рассказывать? —
Мягкие постели нам
Противопоказаны!

Мы дружны с рассветами,
Мы дружны с закатами…
Называют где-то нас
«Странными ребятами»…

Только мы хорошие
И — пускай небритые,
Снегом запорошенные,
Вьюгами избитые —
В нас сердца горячие,
И в дороге вечно мы…

— Слушай, Мифт, — говорю я, немного переварив этот шедевр, — мне почему-то кажется, что человечество делает колоссальную ошибку…

— Что до сих пор не поставило нам с тобой памятника, уж больно мы хорошие! Интересно, что ты напишешь, когда мы придем на мыс Шмидта? Наверное, те стихи будут печататься только заглавными буквами и… я не знаю: есть ли на Земле издательство, которому ты доверишь довести их до людей…

— Ты скептик, Старик. Ты не понимаешь ни черта в поэзии!

Не буду приводить полной характеристики, выданной мне тогда Мифтом… Не могу подрывать свой авторитет.

…У нас сегодня странный вечер. Вечер музыки, кейфа, грустных и смешных мыслей. Их впереди будет еще много, вечеров, но они будут другими. Не будет уютной комнаты, кушетки, покрытой ковром, Имы Сумак, патиссонов и орехового варенья.

Но и в пургу не унывают друзья. «Во время короткой передышки, — пишет Октябрь, — Мифт вдруг начинает неуклюже подпрыгивать и размахивать руками.