Виктор Петров - Колумбы российские

• Название: Колумбы российские
• Автор: Виктор Петров
• Издательство: ТЕРРА-книжный клуб
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00265-3

В трилогии Виктора Петрова (1907-2000) «Колумбы российские» повествуется о судьбах русских первопроходцев, основателей Российско-Американской компании, посвятивших свои жизни освоению Русской Америки.

Повести «Колумбы российские» и «Завершение цикла» рассказывают о главном правителе русских колоний Аляски Александре Баранове. Герой романа «Камергер двора» — талантливый государственный деятель царский камергер Николай Резанов, с которым связана одна из самых романтичных и трогательных историй того времени — история его любви к пятнадцатилетней испанке Кончите.

---

4

На следующий день, когда Резанов совершал последние приготовления к отъезду в Красноярск, у него вдруг закружилась голова и он чуть не упал, если б его вовремя не подхватил Томори, который сразу же уложил хозяина в постель. Вызванный доктор только покачал головой и сказал, что и мысли быть не может о поездке в это время.

Да Резанов уже ничего и не понимал — он был в бреду. Вызванные на консилиум другие доктора несколько дней сидели у кровати камергера, который все время бредил и беспрестанно шептал какие-то непонятные слова на непонятном языке. Они ни слова не понимали из его жарких, бредовых объяснений с Кончей по-испански. Состояние здоровья петербургского вельможи их беспокоило. День за днем доктора следили за ним, не зная, чего ожидать. В те дни, когда сознание возвращалось к нему, он пытался встать с постели, одеться, приказывал Томори седлать лошадей: надо ехать скорее, кричал он, время не ждет. — И снова бред, продолжавшийся несколько дней.

Прошел студеный декабрь с его рождественскими морозами; крещенские морозы следом за ними покрыли город пеленой застывшего туманного воздуха. Люди опасались выходить на улицу, чтоб не лишиться носа или ушей. Наконец, подошел февраль… немного потеплело, и Резанов стал чувствовать себя лучше. Он заметно поправлялся и каждый день говорил о скором отъезде в Красноярск, хотя еще был очень слаб. Доктора позволили ему выходить в заснеженный сад на небольшую прогулку, чтобы набраться сил да и свежим воздухом подышать. В остальное время Резанов сидел у замерзшего окна, покрытого инеем и смотрел на оживавший город. Доктора все еще противились его отъезду и говорили, что он сможет поехать не раньше весны.

— В вашем теперешнем состоянии, — говорили они ему, — поездка в Красноярск будет равносильной самоубийству… вы никогда не доедете… подождите до весны… земля засохнет, откроется тракт, и вы, с Божьей помощью, поедете.

Резанов молча пожимал плечами и возвращался в постель. У него уже роились в голове другие планы, и он нетерпеливо отмахивался от надоедливых докторов. «Будет смешно откладывать поездку, — говорил он сам себе, когда оставался наедине, — ехать надо теперь по твердой, замерзшей земле, по которой лошадям легче бежать, чем весной, в распутицу, по мягкой, грязной дороге». Только бы ему набраться сил побольше, чтобы он смог в седло взобраться и — в путь-дорогу!

Ехать он решил верхом, оставить медленные возки позади со своим слугой Томори. В конце февраля на дворе еще были трескучие морозы. Резанов, к изумлению всех, собрался в путь и велел Томори вызвать своих спутников-казаков, которым приказал немедленно собираться в путь и седлать лошадей. Томори не решился противиться ему, но, вызвав казаков, в то же время дал знать докторам о планах Резанова. Не прошло и нескольких минут, как доктор поспешно прибыл в губернаторский дворец. Он обратился за помощью к губернатору, и они оба сделали попытку отговорить камергера от его плана. Все их попытки, однако, не увенчались успехом, так как Резанов настоял на том, что важные государственные дела требуют его немедленного отъезда в Петербург.

— В таком случае, — заявил доктор, — мой долг требует, чтобы я сопровождал вас в Красноярск. В вашем теперешнем состоянии, ваше превосходительство, при вас должен постоянно находиться доктор.

Резанов поднял глаза и хотел было ответить отказом, но потом передумал и тихо сказал:

— Я вам премного благодарен за ваше самопожертвование… ваше присутствие в пути будет для меня и для моего здоровья самым лучшим эликсиром. Могу вас заверить, доктор, что ваше внимание не останется невознагражденным.

— Я никакой награды не жду, Николай Петрович. Лучшей наградой для меня будет видеть ваш благополучный приезд в Красноярск, — и доктор поспешно вышел. Ему нужно было заехать домой, чтобы собраться в дальний путь.

К приезду доктора Резанов уже полностью собрался и приказал подать лошадей.

Снова дорога, но на этот раз это хорошо наезженный, укатанный тракт из Иркутска в Красноярск. Когда Резанов садился в седло, доктор с тревогой заметил, что делал он это с трудом, но протестовать было уже поздно. Несколько часов езды верхом заметно утомили Резанова, и когда они остановились на ночлег в большой деревне, далеко раскинувшейся вдоль сибирского тракта, доктор подошел, чтобы помочь Резанову.

— Обо мне не беспокойтесь, доктор. Я чувствую себя прекрасно. Несколько часов сна здесь, в теплой избе, восстановят мои силы. Я в этом вполне уверен… Сознаюсь, что первый день дался мне нелегко, но чувствую я себя хорошо. Завтра утром увидите, что я буду готов продолжать путь.

И, действительно, утром, после хорошего сна в теплой избе, Резанов проснулся другим человеком. Доктор не верил своим глазам. К Резанову, видимо, вернулись силы, он повеселел, шутил, смеялся, подтрунивал над страхами доктора. После короткого, быстрого завтрака, кавалькада вновь тронулась в путь. Резанова и доктора, как обычно, сопровождали два казака.

Прошло еще несколько дней сумасшедшей гонки. Изредка по дороге встречались возки или сани, но все это были местные жители, крестьяне из соседних деревень. Дальних путешественников в пути почти не встречалось. С приближением к Красноярску настроение как Резанова, так и доктора поднялось. Заканчивалась еще одна стадия длинного пути, но каков был этот путь! Только неумолимая внутренняя сила, толкавшая Резанова мчаться вперед, не обращая внимания на все препятствия, поддерживала его в пути. Трескучие морозы, страшная пурга, внезапно налетавшая на путешественников, а в начале путешествия и переходы вброд через ледяные воды многочисленных рек — ничто не могло остановить камергера. Да и теперь, на пути в Красноярск, суровые сретенские морозы — последние холода перед наступлением весны, — казалось, хотели сбить упорство неутомимых путешественников, да еще ехавших не в возках, а верхом!

Оставалось уже не больше чем полдня пути до Красноярска, когда силы Резанова сдали. Доктор, ехавший позади него, вдруг заметил, что Резанов пошатнулся и судорожно пытался ухватиться руками за седло. Прежде чем доктор успел подъехать к нему, камергер повалился вперед и тяжело упал с лошади. Он сильно ударился головой о замерзшую, твердую, как камень, землю и потерял сознание. Доктор с казаками, подскакавшими к нему, быстро соскочили с лошадей и подбежали к Резанову, лежавшему без движения. Все попытки привести его в сознание ни к чему не привели. К радости доктора, он определил, что Резанов жив, но, похоже, что у него произошло сотрясение мозга.

— Нужно скорей везти его в город, — распорядился доктор.

С трудом подняли камергера опять в седло, и бесчувственный Резанов, поддерживаемый с обеих сторон казаками, медленно направился к цели своего путешествия — Красноярску. Доктор торопился доставить больного в город, понимая, что долго везти его на лошади нельзя. Ему был необходим покой, а главное — теплая постель. Он знал, что это вопрос жизни или смерти.

Военный комендант Красноярска страшно удивился, когда к его дому подъехала необычайная кавалькада. Доктор поспешно объяснил ему, кто был его пациент, и напуганный комендант почтительно щелкнул шпорами и отдал честь бесчувственному камергеру. Со всех соседних дворов к группе бросилась ватага собак, поднявших яростный лай.

— Разогнать псов, — рявкнул комендант напуганному будочнику, стоявшему на посту у входа в комендантский дом. Выбежавшая из дома прислуга помогла внести Резанова, его положили на кровать.

День и ночь сидел доктор у постели, стараясь с помощью своего местного коллеги привести камергера в чувство. Доктор сознавал свое бессилие и только старался облегчить положение больного и оказать ему помощь в борьбе за жизнь. Вся их надежда была на то, что организм сам сможет бороться и преодолеть опасность. Улучшения, однако, не последовало и на следующий день. Все попытки докторов привести Резанова в чувство не увенчались успехом. Он был в бреду и никого не узнавал. Доктора понимали, что надежда на выздоровление таяла с каждым часом. Только чудо могло спасти его жизнь, но этого чуда не произошло.

Рано утром 1 марта 1807 года Резанов приоткрыл усталые глаза, как будто начиная приходить в сознание, но это была последняя искорка в его жизни. Он опять впал в бессознательное состояние, с трудом шевеля губами… слышались какие-то непонятные слова, которые он шепотом говорил своей возлюбленной Конче.

— Я вернусь, моя дорогая, — шептал он, — вернусь скоро… Не отчаивайся… жди меня… мы будем вместе…

Это были его последние слова, сказанные на каком-то странном музыкальном языке, слова, которые он пытался послать через тысячи верст необыкновенной девушке с задорным веселым смехом, яркими сочными губами и ослепительной улыбкой.