Александр Хургин - Целующиеся с куклой

• Название: Целующиеся с куклой
• Автор: Александр Хургин
• Издательство: ПрозаиК
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91631-007-8

Писатель Александр Хургин, автор известных книг «Ночной ковбой», «Бесконечная курица», «Кладбище балалаек» и др. в настоящее время живет в Германии. Его новая книга — это современная притча-сказка, написанная, по выражению самого автора, «в диапазоне от эмиграции до абсурда. В жизни всегда есть место и тому и другому. Жизнь утопает, барахтаясь в абсурде, абсурд вытекает из самой жизни. В литературе, видимо, все то же самое».

---

— Раиса, — сказал Бориска, — а можно, я буду к тебе хоть в гости приходить? Я имею в виду, пообедать. Ну, или, возможно, поужинать.

— Приходи, — ответила Раиса. — Десять евро приноси, и я тебя накормлю.

— В гаштете[3] можно за семь поесть, — возмутился Бориска.

— Вот и ходи в гаштет, — сказала жена и закрыла эту скользкую тему навсегда. И входную дверь перед Бориской закрыла.

К слову, кого не донимала вне родины тоска и скука, так это Борискину жену Раису. Спасибо приличному консерваторскому образованию и профессии педагога. Ну, и какому-то элементарному везению — тоже спасибо. Без минимального хотя бы везения в эмиграции ничего не бывает. Оно и без эмиграции не бывает, а уж с нею, так и подавно. Это все знают. И эмигранты, и неэмигранты.

И, значит, буквально на третьей неделе новой жизни, ещё в общаге для переселенцев, Раисе повезло. И она стала учить игре на клавишных какую-то старую дуру. Которой в шестьдесят лет приспичило овладевать азами игры на музыкальных инструментах. Муж её, уважаемый среди казахских немцев человек, хозяин большого русского магазина, позволял жене много лишнего — лишь бы она его не трогала, — то есть возможность удовлетворять свои желания, даже самые экстравагантные, у неё была.

— Я бы хотела брать уроки классической музыки, — сказала старая дура Раисе. — Мне вас рекомендовали.

— Какой музыки?! Кто рекомендовал? — не могла понять Раиса. — Я ни с кем ещё тут не знакома, кто мог вам меня рекомендовать?

— Зачем вам знать? — сказала дура. И сказала: — Я буду платить вам пять евро в час.

— Сколько?! — воскликнула Раиса, не веря своим ушам.

А дура истолковала это восклицание по-своему. Она решила, что училка уже знает настоящие цены, знает, что за пять только квартиру убирать нанимаются, да судомойками в турецкий ресторан.

— Ладно, семь пятьдесят, — поправилась она. — По-чёрному.

И Раиса спросила, только чтобы не молчать, только чтобы разговор не прервался, и можно было хоть наскоро обдумать это дурацкое предложение:

— Час академический?

— Академический — это как? — насторожилась дура. — Я женщина простая, из-под Кустаная, мне и обычный сойдёт.

— Да нет, — сказала Раиса, — вы не совсем меня поняли. Академический час — это сорок пять минут. Традиционно преподаватели работают с учениками академический час. Ну, как урок в школе, помните?

— Искусство требует жертв, — сказала дура. — Хотя это уже грабёж среди бела дня.

И они стали усердно заниматься три раза в неделю по два академических часа у дуры на дому. И Раиса, глядя на это жилище, невольно думала:

«Ну почему дуры всегда и везде так хорошо и просторно живут?»

А что касается самих занятий, Раиса как честный педагог уже на исходе первого урока сказала, что заниматься совершенно бесполезно, что результатов она не только не гарантирует, но и не предвидит. Но дура сказала, как отрезала:

— А я, — отрезала, — хочу, и точка! Даром я, что ли, за «Ямаху» тысячу евров отдала?

Таким образом, Раиса сразу стала прирабатывать к пособию больше ста восьмидесяти евро в месяц чистыми, получая их от дуры из рук в руки, даже без конверта. Это, конечно, не так уж и много, но для начала — совсем не мало. А позже, с лёгкой руки этой самой дуры и по её многочисленным рекомендациям — она знала чуть ли не всех так называемых русских в городе — у Раисы появились и другие ученицы и ученики. Уже обыкновенные, дети в какой-то мере интеллигентных или обеспеченных родителей, желавших дать своим чадам хотя бы начальное музыкальное образование и вдобавок желавшим, чтобы учительница чад говорила на русском, то бишь понятном им языке.

Рекомендовала Раису старая дура приблизительно так:

— Представляете, — говорила, — она даже меня научила играть «Во поле берёза стояла», «Подмосковные вечера» плюс что-то там про сурка. И всё это двумя руками с педалями.

И когда учеников у Раисы набралось достаточно много, она вышла из тени на свет, предстала перед органами местной немецкой власти (хотя все знакомые русские отговаривали её от этой глупости), зарегистрировалась у них в качестве частного предпринимателя и стала не только открыто и безбоязненно преподавать прекрасное, доброе, вечное, но и платить государству налоги. Не все, конечно, часть своих кровных доходов она благоразумно скрывала от финансовой инспекции, но довольно много честнейшим образом выплачивала. Невольно оставив Бориску — мужа своего, теперь уже точно бывшего — без средств к существованию.

Она не хотела его оставлять без средств, у неё этого и в мыслях не было. Но так уж получилось в результате прямого наложения немецких порядков и законов на русские отношения между мужчиной и женщиной.

11

И Бориска, поскольку отвергла его жена Раиса и не позволила к ней в лоно с повинной вернуться, окончательно и бесповоротно решил:

«Вот кремирую мать, похороню, если Бог даст, урну, да и уеду к чертям собачьим. Домой, на родину своих и жены своей предков. Раз уж приехал я сюда ошибочно».

Да, решил-то он решил, а удалось ему это не сразу. Уехать. По причине крупной и серьёзной поломки городского крематория. В телевизоре сказали, что такой крупной и такой серьёзной аварии не было на счету этого крематория с одна тысяча девятьсот тринадцатого года. И несмотря на то, что Дойчланд имеет традиционно высококлассных специалистов в области эксплуатации подобных объектов, они не смогли эту аварию локализовать и в сжатые сроки ликвидировать. Причём версия теракта из списка возможных причин аварии полностью правоохранительными органами исключалась.

Бориска думал и рассчитывал:

«Сейчас закончу хлопоты, выполню свой первый и последний долг перед матерью, сяду в автобус дальнего следования с кондиционером, и пропади оно всё пропадом».

Он ведь и потому ещё, общаясь с фрау Фюрер, так психовал, что она своими действиями задуманный отъезд могла на неопределённый срок задержать. Он же не предполагал, что эта задержка пустяковая по сравнению с задержкой предстоящей. И аварийной остановки городского крематория не предполагал. Он ошибочно думал, что у немцев на производстве, особенно непосредственно связанном с людьми, аварий не бывает, потому что все планово-предупредительные ремонты выполняются вовремя и по строго утверждённому графику.

Если бы он знал, что они бывают, он бы, может, и не сказал фрау Фюрер того, что он ей сказал. И не настроил бы её так негативно против себя.

Но Бориска не знал. Он много чего не знал и этого в том числе. Хотя — это признать надо — действовал в условиях незнания вполне взвешенно и логично. Нашёл так называемый погребальный институт подешевле и заказал церемонию, всю, как тут принято, от начала до конца, но по минимуму. Чтобы агенты этого института, значит, ритуал исполнили, скромные поминки в какой-нибудь кафешке организовали, и всё. Подписал счета на свой страх и риск в призрачной надежде, что государство вместо него понесёт эти расходы, и думал, на этом его высокая миссия окончена. А оказалось, что окончания её с высокой горы не видно.

К изумлению Бориски, в институте, обговорив все мелочи и подробности мероприятия, заказ приняли, соболезнования скорбными лицами и тихими голосами выразили, счёт аккуратно составили, а потом позвонили домой и говорят:

— Итак, всё в полном порядке, всё в высшей степени организовано и будет выполнено самым лучшим образом согласно прейскуранту. Запишите, пожалуйста, на всякий случай, чтобы не забыть: церемония состоится восемнадцатого сентября, в одиннадцать пятнадцать.

— Какого сентября? — думал, что не понял, Бориска.

— Восемнадцатого.

— Но сегодня же только первое. Если я не ошибаюсь.

— Не ошибаетесь, — говорят ему. — Но понимаете, в данный момент в городском крематории затор образовался из подлежащих кремации объектов. Причина — более чем уважительная: выход из строя одной из полуавтоматических линий. Понимаете?

Бориска попробовал представить себе длинную, вдоль дороги, очередь желающих подвергнуться кремации. Очередь, к которой подъезжали всё новые и новые экипажи, их водители спрашивали «кто крайний?» и смиренно пристраивались в хвост, глуша моторы.

Нет, такого он не мог себе представить. И понять не мог. Более того, он отказывался это понимать. В самой категорической форме. Тогда ему объяснили подробнее — что вообще их там две, линии, в этом крематории (кстати, одном из лучших крематориев Европы), и когда обе линии работают с полной загрузкой, очередь, чтобы кремироваться, не более трёх суток бывает. Ну, максимум, четырёх — это в самые урожайные дни. А когда в строю остаётся одна линия, очередь эта быстро начинает расти, что легко объяснимо. Производительность линии ведь строго ограничена её техническими возможностями. Поэтому время ожидания достигает иногда одного месяца. Но это из ряда вон редко бывает. Это когда авария на линии совсем уж серьёзная, и по каким-нибудь причинам нет возможности устранить её. Допустим, когда все специалисты в этой области заняты и ремонтируют линии где-нибудь на других концах страны.