Марина Струк - В тебе моя жизнь...

• Название: В тебе моя жизнь...
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

---

— Готовьтесь, — сурово сказал доктор, и семья Ольховских поняла, что на этот раз надежды нет. Да и как можно было надеяться на другой исход, если бедная женщина не могла даже есть в таком состоянии и только слабое, еле ощутимое дыхание выдавало в ней проблески жизни?

Марина отложила книгу в сторону и подошла к постели, на которой лежала ее тетушка, поправила той одеяло, погладила лоб и щеки.

— Как же так, милая? — прошептала она. — Как же так? Почему так рано пришло твое время? Вон сколько людей, что гораздо старше тебя, а они по-прежнему в добром здравии.

Раздался стук в дверь, и на пороге появилась одна из горничных.

— Прошу прощения, Марина Александровна, но барыня велела вам сказать, что нужно ехать собираться к бале, — тихо проговорила та, сделав неловкий книксен под взглядом Марины.

— Передай барыне, что скоро.

Дверь закрылась, и Марина снова осталась наедине со своей теткой. На мгновение ей показалось, что Софья Александровна уже покинула этот мир, настолько неуловим было движение ее груди. Марины быстро достала из карманчика платья маленькое зеркальце, которое уже несколько дней постоянно носила с собой, и поднесла ко рту тетушки. То запотело, выдавая слабое дыхание, и Марина облегченно вздохнула. Она убрала его обратно и после обняла тетушку, еле сдерживая слезы.

Софья Александровна всегда была столь добра к ней. Не просто оплатила ей обучение в институте, а постаралась хоть как-то заменить ей отсутствующую мать — дарила свою нежность и тепло, так что Марина вовсе не чувствовала, что она одинока здесь, в Петербурге. А теперь ее не будет более…

Марина наклонилась ближе к уху Софьи Александровны и прошептала в него:

— Надеюсь, что там вам будет гораздо лучше, чем в этом грешном мире. Я не знаю, где вы сейчас душой — там уже или все еще с нами, но хочу, чтобы вы знали — я никогда вас не забуду, никогда. — Она немного помолчала, а потом добавила. — Прощаюсь с вами снова, как и вчера, уж не обессудьте — не знаю, будете ли с нами, когда я приду завтра поутру… Мне пора идти сейчас — приглашение на праздник в Зимний, от такого не отказываются, — она было поднялась, но потом опять приникла к тетушке. — Если вы встретите его там… князя Загорского… прошу вас, скажите ему… скажите…

Тут Марина осеклась в испуге от своих греховных мыслей. Разве допустимо тревожить усопших своими мирскими делами и бедами? Разве не просил ее отец Иоанн отпустить душу Сергея? Поэтому она ничего не сказала более. Лишь поцеловала тетушку в лоб и в обе щеки и перекрестила на прощание, уходя.

На пороге она обернулась. Ей почему-то показалось, что Софья Александровна окликнула ее. Но нет — все также лежала без малейшего движения голова, не шевелились губы и веки.

— Прощайте, тетушка, — произнесла Марина еле слышно и вышла вон.

Уже в холле ее, облачающуюся в салоп на меху лисы, нагнала маменька. Сначала она молча наблюдала, как дочь одевает верхнюю одежду, но когда дело дошло до шляпки и шали, заговорила:

— Вот и уедешь, не зайдя ко мне?

— Я думала, маменька, что вы заняты, — коротко ответила Марина. — Да и потом — времени совсем нет, и так опаздываю.

Анна Степановна взяла дочь за руку, не давая ей завязать концы шали.

— Ты винишь меня, ma cherie? За все, что случилось. Винишь меня?

Марина застыла на месте, услышав слова матери. Потом посмотрела той прямо в глаза и мягко, но настойчиво отняла руку из ее ладоней.

— Non devant témoins[206], маменька. Поговорим обо всем после. Я заеду к вам завтра, и мы поговорим.

Слова матери так взбудоражили Марину, что она еще долго не могла успокоиться. Винила ли она мать за этот брак? Скорее да, чем нет. Ведь если бы не настойчивость Анны Степановны, если бы не ее увещевания и стращания по поводу того, какая жизнь ожидает их семью, не поступи она в соответствии со своим положением, Марина бы не решилась на этот обман, на этот брак. Но не только ведь мать виновата в том, что она теперь замужем. Никто не тащил ее под венец за волосы, она сама пошла к алтарю. Хотя... Она вспомнила, как больно сжала ее пальцы сильная мужская рука под епитрахилью.

Ах, не о таком браке Марина мечтала, вовсе не о таком. И Анатоль, и она по-прежнему держались отстраненно вежливо друг с другом, стараясь ничем не нарушить то хрупкое перемирие, что воцарилось меж ними. Вынужденный мир, ибо, как Анатоль признался, только болезнь ее тетушки да приглашение в Зимний дворец на рождественские праздники paire[207] (что отдельно потом подчеркнул государь), заставили его привезти Марину в Петербург.

В столицу они ехали в напряженном молчании. Марина чувствовала себя довольно неловко в замкнутом тесном пространстве возка, не знала, куда девать свои руки, ноги, куда отводить глаза. Анатоля же этот момент не беспокоил вовсе — он всю дорогу не отрывал своего взгляда от книги, словно сочинение Вольтера настолько увлекло его, что он забыл обо всем окружающем. Марина даже завидовала его удивительному спокойствию.

По приезде в Петербург Марина обнаружила, что ее комнаты находятся рядом с апартаментами супруга, но дверь меж ними была заперта на ключ. Она не стала ничего говорить на этот счет, но про себя этот факт отметила — ей по-прежнему не было места в его жизни. Они с Анатолем почти не оставались наедине: если они ужинали дома, то за столом собирались родные или гости (после праздника их количество и вовсе удвоилось), если же Марина узнавала, что вечером никого к ужину не звали, то это означало, что Анатоль остается на службе.

Грешно признаваться, но Марина даже иногда радовалась, что есть причина, по которой она может проводить целые дни в доме Морской, в кругу своей семьи, у постели умирающей. Ведь ей так было не по себе оставаться одной, лишь в окружении многочисленных слуг в этом большом доме. И хотя за окнами особняка вовсю бурлила столичная жизнь — сновали пешеходы, проезжали экипажи да сани, здесь, в доме Марина чувствовала себя, словно в склепе. Особенно вечерами, когда оставалась одна, в темноте и тишине дома, под зловещие завывания пурги за стеклом. Неудивительно, что она обрадовалась, когда наконец-то наступило Рождество, и светское общество словно проснулось от спячки.

Задумавшись, Марина не заметила, как экипаж подъехал к дому, который теперь она по праву замужества, могла назвать своим. Лакей распахнул дверцу и помог ей сойти по каретной лесенке. Теперь ей это было совсем нелегко делать без посторонней помощи: в меховых зимних одеждах, с тяжестью пусть небольшого, но живота.

Анатоль ждал ее в диванной. По его нахмуренному лицу она прочитала, что он недоволен ее опозданием, а ведь ей еще необходимо было время переменить платье и сменить прическу.

— Pardonnez mon retard, s'il vous plaît[208], — начала Марина после его холодного приветственного кивка, но он лишь отвернулся от нее к окну.

— Если вы забыли, существуют правила хорошего тона, по которому не должно заставлять ждать самого государя. Тем паче, вам, моей супруге. Сколько вам нужно времени?

— Час-полтора.., — начала Марина, чувствуя, как наворачиваются слезы от его отповеди.

— У вас полчаса, моя дорогая, — Анатоль взглянул на брегет и повторил. — Я жду вас здесь через полчаса.

Марина ничего не сказала в ответ, лишь присела в небольшом реверансе. У самой двери она помедлила, услышав тихие слова:

— Как здоровье Софьи Александровны? Y a-t-il de l'espoir?[209]

— Нет, — покачала головой Марина. — Доктор сказал, что завтра или на следующий день. Не позже.

Полчаса суматошных сборов и накручивания локонов, после — некоторое время висящего над Анатолем и Мариной облака молчания по пути в Зимний, и вот она целиком погружается в ослепительный водоворот праздничного вечера.

После церемонного приветствия императорской четы (Воронины все же опоздали, и государь с государыней уже спустились в залу да к тому же прошел полонез) Анатоль с Мариной разделились, как впрочем, делали это во все предыдущие вечера. Это происходило в соответствии с общепринятыми нормами поведения в свете, но шло вразрез с чувствами Марины. Она по обыкновению прогуливалась по зале, либо присаживалась в кресла. Ее сразу же окружали ее поклонники, которые приносили ей прохладительные, старались развлечь ее беседой или обсуждением последних новостей. Марина же обычно слушала их вполуха, она только наблюдала со своего места за танцующими парами, в числе которых нередко мелькал ее супруг.

Что терзало ее душу, когда она смотрела за ним в эти моменты? Что за чувство глодало ее нутро? Обида, что она не может принять участия в этом веселье из-за своего положения? Нелепое чувство собственничества? Ревность ли?

Ее доводило чуть ли не до слез, что он может по-прежнему быть таким галантным с другими дамами и никогда более с ней самой. Почему он не хочет даже выслушать ее? Дать ей шанс оправдаться? Дать им шанс наладить свои отношения, ведь теперь они связаны настолько крепко друг с другом, что никуда от этих уз не деться?