Уинстон Черчилль - Война на реке

• Название: Война на реке
• Автор: Уинстон Черчилль
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06611-X

«Война на реке» была впервые издана в двух томах в 1899 г. Она была представлена как «повествование о повторном завоевании Судана», однако ее содержание выходит за пределы этой узкой темы. Это первый большой исторический труд автора, который содержит очерк истории Судана и его народа; описывает упадок страны в период малоэффективного египетского управления, возвышение Махди, с точки зрения сэра Уинстона ставшего отцом арабского национализма, убийство генерала Гордона и тот невероятный фанатичный режим, сопровождавшийся грабежами и походами за рабами, который стал известен под именем «Империи дервишей». Кульминацией этой зловещей и драматической истории является описание повторного завоевания Судана объединенной англо-египетской армией под командованием сирдара, генерала сэра Герберта, впоследствии лорда Китчинера. Книга эта долгое время пользовалась популярностью и много раз переиздавалась. Для последнего исправленного издания, вышедшего в 1933 г., сэр Уинстон написал специальное предисловие, столь характерное для него, что мы включили его в настоящее издание. Оно лучше, чем любой другой комментарий, отражает изменение мировой политической сцены, включая события, имевшие место после 1933 г.

---

Обычно принято считать, что ответственность за всю пролитую кровь лежит на Мухаммеде Ахмаде. Но мне кажется, что не только он должен держать за это ответ: ведь были еще и несправедливые правители, притеснявшие жителей страны, и некомпетентные офицеры, не щадившие жизни своих солдат, и нерешительные министры, своими действиями лишь усугублявшие беды. Но, что бы ни говорили о Махди, не следует забывать, что именно он вдохнул надежду в сердца своих соотечественников и освободил родину от чужеземцев. Несчастные суданцы, имевшие на обед лишь горсть зерна, обездоленные и нищие, теперь получили в жизни нечто пугающее своей величественностью. В их простых сердцах дух Махди смог зажечь огонь патриотизма и веры. Есть много христиан, с уважением относящихся к исламу, но считающих Махди лишь самозванцем, прославившемся в силу обстоятельств. В некотором смысле это так. Но мне неизвестно, как можно отличить лжепророка от настоящего, кроме как по его успеху. Слава Махди при жизни превзошла славу основателя ислама. И разница между традиционным исламом и махдизмом заключается в том, что первый возник во время борьбы с распадающимися институтами власти, а второй вошел в контакт с цивилизацией и наукой. Зная это, я не могу разделить общего [139] мнения, и я верю, что если в будущем к жителям верховий Нила придут процветание и успех, а за ними знания и счастье, то первый арабский историк, который будет изучать раннюю историю новой нации, не забудет упомянуть среди героев народа и Мухаммеда Ахмада.

Глава II Судьба посланника

Слава, ничуть не меньшая, чем богатство, попавшее в руки Махди, привела к тому, что у суданцев появился боевой дух, отличный от боевого пыла племен, — дух профессионального солдата.

Осада Хартума происходила именно тогда, когда это новое веяние стало впервые ощущаться в среде восставших. Затем наступил период некоего равновесия, и власть махдистов стала ослабевать. Но вторжение британских войск в Восточный Судан весной и продвижение их отрядов зимой 1884 г. снова привели к росту патриотических настроений. Племена, потратившие много сил, чтобы освободиться от иностранного владычества, восприняли действия сэра Джеральда Грэма и лорда Уолсли как попытку снова лишить их свободы. Импульс, положивший начало движению Махди, помог суданцам вновь дать отпор оккупантам. Задержка отрядов, посланных на помощь, решила судьбу Хартума. Именно после падения города у суданцев стал укрепляться военный дух, на котором и держалась империя дервишей.

Для того чтобы описать изменение характера восстания, я несколько забежал вперед, и теперь мне следует вернуться к тому моменту, когда социальные и национальные факторы восстания начали ослабевать, а военный дух еще не совсем окреп. Если поражение Юсефа-паши заставило всех жителей Судана взяться за оружие и начать борьбу за свою свободу, то гибель Хикса вынудила британское правительство согласиться с тем, что суданцы завоевали эту свободу. Если бы египетское правительство было предоставлено само себе, то оно бы еще не раз предприняло бесплодные попытки исправить положение. Но британский кабинет решил в конце концов вмешаться в отношения между Египтом и Суданом и «посоветовал» оставить все как есть. Хедив подчинился [140] верховной власти. Первый министр ушел в отставку. Было решено эвакуировать Судан. «Давайте, — сказали министры, — соберем гарнизоны и выведем их из страны». Принять такое решение было легко, но на практике невозможно было его выполнить. Некоторые египетские гарнизоны, например, в Дарфуре и Эль-Обейде, уже были уничтожены. Другие были либо блокированы — в Сеннаре, Токаре и Синкате, либо отрезаны от севера территориями, занятыми восставшими, — как, например, в Экваториальной провинции. Столица Судана, однако, еще не была занята махдистами; поскольку египтян там проживало больше, чем в остальных городах Судана вместе взятых, первоочередная задача египетского правительств была ясна.

Правительство Гладстоуна подавило восстание Араби-паши. Политика кабинета привела к вооруженной оккупации Египта. Британские офицеры реорганизовывали египетскую армию. Британские чиновники контролировали финансовые дела государства. Полномочный представитель Британского королевства состоял советником при вновь возведенном на трон Тауфике. Британский флот в полной боевой готовности стоял у разрушенной Александрии. Было ясно, что Великобритания, как на словах, так и фактически, может включить Египет в состав империи. Но не империализм был целью радикального кабинета. Министры решили, что как Египет должен эвакуировать Судан, так и Британия должна вывести свои силы из Египта.

Английский кабинет с озабоченностью следил за попытками Египта эвакуировать Судан и вывести оттуда свои гарнизоны. Он ответил решительным отказом на просьбу оказать военную помощь, но был готов содействовать своим советом. В тот момент многие сомневались в успешности предприятия и полагали, что поставленную задачу можно будет выполнить, только если руководство операцией будет поручено человеку более честному и более опытному, чем те, кто был рожден на берегах Нила. Министры искали такого человека, и не в добрый час кто-то прошептал имя Гордона. В Каир была немедленно отправлена телеграмма: «Может ли генерал Гордон быть полезен вам или египетскому правительству, и если да, то в каком качестве?» От имени египетского правительства сэр Эвелин Баринг ответил, что, поскольку движение в Судане имеет религиозную [141] окраску, едва ли будет разумно назначить христианина главнокомандующим. Все те, кто владел информацией о реальном положении дел, обратили свои взоры к другой кандидатуре. Был один человек, который мог бы с успехом бороться с махдизмом и восстановить власть Египта в Судане или, по крайней мере, спасти суданские гарнизоны. Находясь в полной растерянности, советники хедива и полномочные представители британской короны в отчаянии обратились к человеку, которого они до этого лишили свободы, к человеку, чье имущество конфисковали, к человеку, сына которого они приговорили к смертной казни, — к Зубейру-паше.

Именно его египетское правительство желало видеть во главе экспедиционного корпуса. Все, кто был знаком с обстановкой, придерживались того же мнения. Через неделю после того, как сэр Эвелин Баринг отклонил кандидатуру генерала Гордона, он написал в письме: «Каковы бы ни были ошибки Зубейра, он решительный и твердый человек. Египетское правительство полагает, что его услуги могут быть крайне полезны»[7]. Совершено очевидно, что если бы египетское правительство действовало в то время самостоятельно, то Зубейр был бы направлен в Судан как правитель этой страны, который должен возглавить борьбу против Махди; он имел бы вооруженную и финансовую поддержку. Вполне вероятно, что в тот момент Махди не удалось бы устоять перед человеком, слава которого была равна его собственной, а возможности были более широкими. Но британское правительство не могло иметь дело с Зубейром. Оно с презрением отбросило мысль о назначении Зубейра, тем самым вынудив себя искать ему замену. Итак, кандидатура Зубейра была отвергнута, и тут снова вспомнили о генерале Гордоне.

Известно, что с самого начала сэр Эвелин Баринг выступал против этого назначения. Он и Гордон никогда особенно не ладили друг с другом, и представитель британской короны опасался, что присутствие человека, известного своим беспокойным нравом и непредсказуемостью, только осложнит положение дел. Но давление, оказываемое на него, оказалось слишком сильным, чтобы противостоять ему. Нубар-паша, министерство иностранных дел, британское общественное мнение — все настойчиво требовали [142] этого назначения. В конце концов Баринг сдался, и, как только его согласие было получено, правительство с удовлетворением обратилось к Гордону. 17 января лорд Уолсли пригласил его вернуться в Англию, а уже 18-го генерал встречался с членами кабинета. В тот же вечер он отправился в далекое путешествие, из которого ему не суждено было вернуться.

Гордон взялся за дело с воодушевлением, ему придавала силы уверенность в себе, которая так часто заставляет обманываться великих мужчин и красивых женщин. Генерал говорил, что для него большая честь выполнить возложенное поручение. Министры вздохнули с облегчением. Они полностью доверяли своему посланнику. Беседа с хедивом «более чем удовлетворила» генерала. Жителям Судана было объявлено, что Гордон теперь обладает всей полнотой власти в стране[8]. Египетское правительство оказывало ему полную поддержку[9]. Ему предоставили сто тысяч фунтов и сообщили, что если эти деньги закончатся, то он может рассчитывать на дополнительные средства. Генерала заверили, что каирские официальные лица, как египетские, так и английские, будут содействовать ему во всем[10]. С такими благоприятными предзнаменованиями началась военная экспедиция, которая закончилась так печально.