Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

• Название: Я был адъютантом генерала Андерса
• Автор: Ежи Климковский
• Издательство: Издательство МЭИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5–7046–0048–4

Ежи Климковский в период Второй мировой войны ротмистр, адъютант командующего начинавшей формироваться в СССР в 1941–1942 гг. польской армии. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам событий, на большом фактическом материале живо и образно он прослеживает состояние польской армии в 1939 г., начало процесса формирования армии генерала Андерса, характер взаимоотношений польского офицерства между собой, с Советскими властями, с польскими эмигрантским правительством в Лондоне. Воспоминания Е. Климковского. вступившего в прямой конфликт с генералом Андерсом и военно-гражданской иерархией эмиграции, в которых действует большое количество исторических лиц, освещают до сих пор неизученный вопрос о выводе польской армии под командованием генерала Андерса из СССР вопреки договору Сикорского со Сталиным.

---

Ежи Климковский Я был адъютантом генерала Андерса

Предисловие к польскому изданию

Ежи Климковский до войны был кадровым офицером, ротмистром Войска Польского. Сентябрьскую кампанию 1939 года он провел так же, как и другие офицеры и солдаты, в условиях, которые мы знаем достаточно хорошо по собственному опыту и по рассказам других.

Затем судьба бросала автора в СССР и на Ближний Восток, нелегально через «зеленую границу» в Польшу и обратно, вводила его в непосредственный контакт с людьми, занимавшими в то время самые высокие посты в эмиграции и в армии. Книга Климковского не является историческим исследованием. Это мемуары. Автор использует только личные воспоминания и весьма редко цитирует доступные ему в свое время документы или же рассказы третьих лиц. Самым ценным в книге являются наблюдения автором событий, в которых он непосредственно участвовал. Особенно интересна часть книги, повествующая о судьбах польской армии в СССР, которой командовал генерал Андерс. Климковский, офицер для особых поручений при Андерсе, стал весьма близок к верховному командованию и главе эмиграции. Через его руки проходила не подлежащая оглашению переписка, что давало ему возможность наблюдать за действиями и поведением как современных ему авторитетных генералов, дипломатов, политиков, так и обычных рядовых эмигрантов.

Весь этот период новейшей истории Польши нам почти неизвестен. В Польше на эту тему почти ничего не публиковалось, если не считать книг эмигрантов, в частности самого Андерса. Но они, претенциозно напыщены и необъективны, поэтому трудно ориентироваться только на них, восстанавливая достоверную картину событий 1939–1945 гг.

Мы не хотим утверждать, что свидетельство Климковского целиком беспристрастно. Вполне понятно, что автор, вступивший в прямой конфликт с генералом Андерсом и военно-гражданской иерархией эмиграции, не может в своих воспоминаниях показывать только их положительные стороны, не руководствуясь приобретенным опытом. Но все же он не всегда объективен, особенно в оценках и характеристиках отдельных лиц.

Однако это не снижает ценности книги Климковского. Хотя автор, не мог исследовать всех тайн и не мог ответить на все проблемы, тем не менее его воспоминания проливают свет на неясный до сих пор вопрос о выводе польской армии из СССР, осуществленный вопреки договору между Сикорским и Сталиным, а также на всю политическую игру Андерса в Советском Союзе и на Ближнем Востоке. Кроме того, более рельефно выглядят теперь и другие герои этого периода: проф. С. Кот, замечательный историк, но весьма посредственный политик и никудышный идеолог макиавеллиевского типа, генералы Шишко-Богуш, Токаржевский, Соснковский и многие другие, лондонская «верхушка», формально сплоченная вокруг Сикорского, а фактически препятствующая его деятельности как премьер-министра и верховного главнокомандующего, ряд чиновников и «двуйкажей»[1], министра бывших воевод и будущих «непоколебимых патриотов». При скудости мемуарной политической литературы, охватывающей последние десятилетия нашей истории, достоверное свидетельство подобного рода восполняет серьезный пробел.

Следует обратить внимание на раздел, в котором рассказывается о смерти генерала Сикорского. Хотя автор говорит здесь о том, что он слышал от третьих лиц, тем не менее он приводит много новых подробностей и фактов об отношениях между генералами Андерсом и Сикорским. Оживленная дискуссия на страницах прессы в Польше и в эмигрантской печати, которая велась летом 1958 года в пятнадцатую годовщину со дня трагической гибели Сикорского, не смогла выяснить до конца этой мрачной тайны. Не дает на это ответа и Климковский. Может именно на Ближнем Востоке следует искать ключ к разгадке драмы, ареной которой был Гибралтар...

Книга Климковского носит характер воспоминаний. Отсюда некоторая неровность в изложении, обилие деталей в одном случае, и излишняя краткость в другом. Отсюда также те или иные пробелы в показе хода событий. Будет хорошо, если эта книга вызовет среди участников описываемых событий споры и если таким образом она будет способствовать публикации новых документов, касающихся Польши и поляков в период Второй мировой войны.

Сентябрь

30 августа 1939 года военным транспортом я прибыл в штаб командования во Львове. С первых же минут на вокзале я понял, что хотя движение военных эшелонов было налажено, вагонов катастрофически не хватало. Сотни солдат Львовской дивизии и других воинских частей, воевавших подо Львовом, скопились на вокзале в ожидании отправки. Слышалась русская, польская, украинская речь. Войска прибывали, усиливая ощущение хаоса.

Дирекция Львовской железной дороги делала все, чтобы ускорить комплектование эшелонов. Я старался вырвать как можно больше вагонов, чтобы скомплектовать более полный состав для отправки польских частей.

31 августа я поехал дрезиной в Жулкевь проверить готовность частей к отправке. В шестом кавалерийском полку под командованием кадрового полковника Стефана Моссора господствовал заслуживавший похвалы порядок. Повсюду чувствовалась опытная рука командира, предусмотревшего все для того, чтобы полк в полном составе в назначенное время прибыл к месту дислокации. Большая часть полка уже отбыла к месту концентрации под Серадз. Остальные ждали своей очереди. В казармах не прекращалась лихорадочная работа по приему резервистов и подготовке пополнений.

Из Жулкеви я вновь вернулся во Львов. Надо было провести погрузку приданных бригаде вспомогательных отрядов, и я обеспечивал отправку роты бронемашин, танкеток и батарей противовоздушной артиллерии. До 1 сентября удалось скомплектовать все составы, погрузить части и отправить их к месту назначения.

В ночь с 1 на 2 сентября с последним эшелоном я покинул Львов. С дивизионом конной артиллерии, проводившем погрузку в Бродах, я должен был следовать под Серадз, где присоединиться к штабу бригады.

Первый налет немецких самолетов на Львов начался еще днем. Около полудня раздался сигнал воздушной тревоги. Глухие взрывы в районе вокзала изредка прерывались нашей противовоздушной артиллерией. Спустя некоторое время послышался так хорошо узнаваемый нами впоследствии гул авиационных моторов. Гул сопровождался свистом, за годы войны накрепко врезавшимся в память каждому поляку. С борта самолета застучали пулеметы.

Впервые я увидел немецкие «Дорнье». С удивлением наблюдал, как, блистая на солнце, они описывали круги над городом, почти безнаказанно сбрасывая свой смертоносный груз. Время от времени то один, то другой отрывался от общей группы из более десяти самолетов и резко снижаясь обстреливал город из пулеметов.

Было очевидным, что главной целью налета являются вокзал и аэродром. Вокзал тогда не пострадал. На аэродром же упало несколько бомб, но они не причинили серьезных повреждений. Налет, продолжавшийся полчаса, не показался слишком грозным. После отбоя воздушной тревоги я пошел в город. Первое потрясение я испытал от вида разрушенных домов на улице Гружецкой. Помню огромное количество разбитых окон. Среди развалин и груды осколков стекла хлопотали санитары, подбирая раненых. Это были первые раненые, которых я видел, и первая кровь, пролитая за Польшу. Мною овладело чувство ненависти и желание отомстить.

Большая часть города осталась неповрежденной. Налет был небольшой. И хотя в основном пострадало гражданское население, в городе не возникло паники.

Ночью, а точнее рано утром 2 сентября, я выехал из Львова. В пути из газет я узнал об официальном начале войны.

1 сентября на рассвете немцы ударили по нашей границе, и в этот же день почти над всей Польшей появились неприятельские самолеты. Сразу же напрашивался вопрос: А мы? Сколько выслали мы против них своих самолетов и что уничтожили? Этого мы не знали.

К месту назначения доехали благополучно, без особых приключений, но с большим опозданием. Поезд тащился страшно медленно. Узловые станции были перегружены, забиты вагонами и войсками. Поезда шли один за другим, пути кое-где были повреждены и это создавало пробки. Зато наши железнодорожники, надо отдать им должное, работали удивительно четко и прилагали все силы к тому, чтобы эшелоны быстрее двигались. Трудились они результативно, но все же задержки в пути были.

Дольше всего мы стояли в Люблине, Варшаве и Лодзи.

Вместо того, чтобы прибыть 3 сентября утром, мы прибыли вечером около 18 часов.

Нас задержали на станции Ласк и приказали выгружаться. До места назначения оставалось еще сорок километров. Всюду чувствовалось состояние крайней нервозности, возбуждения, и уже начала проявляться неразбериха. Никто ничего не знал. Никто не мог ни о чем информировать. Я выгрузил свой мотоцикл и доехал, наконец, до городка Шадек, где в здании начальной школы расположилось командование. Настроение у всех подавленное, граничащее с паникой. Генерала Пшевлоцкого я не застал, его в первый же день войны отозвали для формирования какой-то группы войск, но которой, между прочим, он никогда так и не сформировал. Как я узнал позже, мой генерал, имея на руках письменный приказ по организации группы, 17 сентября, в погоне за этой именно «группой», перешел румынскую границу, захватив по пути своих детей из г. Броды.