Алексис Токвиль - Демократия в Америке

• Название: Демократия в Америке
• Автор: Алексис Токвиль
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-01-002-688-0

Токвиль Алексис де. Демократия в Америке / Пер. с франц.  В. П. Олейника, Е. П. Орловой, И. А. Малаховой, И. Э. Иванян, Б. Н. Ворожцова; Предисл. Гарольда Дж. Ласки; Комм. В. Т. Олейника. — М.: Прогресс, 1992. — 554 с., 16 с. илл.

Издание осуществлено при содействии Информационного агентства США (USIA)

Книга французского государственного деятеля, историка и литератора Алексиса де Токвиля (1805—1859) — выдающееся сочинение из большого числа тех, что написаны европейскими путешественниками об Америке. Она представляет собой весьма сложный сплав путевых заметок, исследования, документа, философского эссе и публицистики. Автор всесторонне анализирует объективные условия существования, государственно-политическое устройство и духовную жизнь Соединенных Штатов Америки, превращавшихся буквально на глазах поколения Токвиля из «окраины цивилизации», из полулегендарного Нового Света в реальный фактор европейской и мировой политики.

Alexis de Tocqueville.

ББК 63.3(7 США)

---

Театр также с особой отчетливостью позволяет увидеть все те особенности, о которых я уже говорил в общих словах, свойственные литературному языку и литературному творчеству в условиях демократии. Когда вы читаете критические работы, в которых осмысливаются драматургические произведения, созданные во времена Людовика XIV, вас

363

невольно удивляет то глубокое уважение, с которым публика относилась к сценическому правдоподобию действия, и то значение, которое она придавала логике изображения характеров, желая, чтобы каждый персонаж всегда оставался самим собой и не делал на сцене ничего такого, что нельзя было бы легко объяснить и понять. В равной мере удивительны и то значение, которое придавалось выбору языковых форм, и те мелочные словарные придирки, которые сыпались на головы драматургов.

Кажется, что люди, жившие во времена Людовика XIV, излишне высоко ценили те частности, которые можно было рассмотреть в кабинете, но которые на сцене ускользали от их внимания. Ибо в конечном счете главная задача драматического произведения осуществляется в его сценической постановке, а его основное достоинство определяется способностью волновать людей. Подобное отношение обусловливалось тем, что зрители той эпохи были одновременно и читателями драматических произведений. Возвращаясь из театра, они брали в руки текст, чтобы вынести свое суждение о поставленном произведении.

В демократическом обществе люди смотрят спектакли, но не читают пьес. Большинство присутствующих на театральных представлениях ищут в них не интеллектуальных наслаждений, а сильных, берущих за сердце переживаний. Они ждут, что им будет показан спектакль, и не рассматривают его с точки зрения имеющихся в нем литературных достоинств, и, если только автор в достаточной мере владеет языком и пишет понятно, а его герои вызывают любопытство и возбуждают симпатию, зрители довольны. Ничего другого не требуя от художественного вымысла, они тотчас же возвращаются к заботам реальной жизни. Стиль, следовательно, не играет особой роли, поскольку на сцене прегрешения против литературных правил и норм значительно меньше бросаются в глаза.

Что же касается правдоподобия, то драматург, хранящий ему верность, не может часто создавать произведения, отмеченные новизной, неожиданностью, динамичностью действия. Поэтому обычно автор пренебрегает правдоподобием, и публика его прощает. Вполне можно рассчитывать на то, что публика не станет беспокоиться по поводу избранного вами пути, если вы в конце концов приведете ее к предмету, способному ее растрогать. Она никогда не упрекнет вас в том, что вы взволновали ее, нарушив при этом правила.

Эти различные чувства, которые я попытался описать, чрезвычайно отчетливо проявляются в американцах, когда они посещают театр. Необходимо, однако, признать, что лишь очень немногие из них вообще ходят в театры. Хотя зрителей и спектаклей в Соединенных Штатах сейчас неизмеримо больше, чем было сорок лет назад, население к этому роду развлечений относится еще чрезвычайно сдержанно.

Это объясняется наличием особых обстоятельств, с которыми читатель был уже ознакомлен, и потому для напоминания ему будет достаточно нескольких слов.

Пуритане, основавшие американские республики, были не просто противниками земных радостей, но и испытывали особый ужас именно перед театром. Они рассматривали его в качестве омерзительного увеселения, и там, где их мироощущение господствовало безраздельно, театральные представления были абсолютно неизвестны. Подобные настроения отцов-основателей колоний оставили глубокие следы в духовной жизни их потомков.

Чрезвычайная размеренность образа жизни и строгость нравов в Соединенных Штатах до сих пор мало благоприятствуют развитию театрального искусства.

В стране, не знавшей крупных политических катастроф, в стране, где любовь всегда ведет прямой и легкой дорогой к браку, нет сюжетов для драмы. Люди, занятые каждый рабочий день недели зарабатыванием денег, а по воскресеньям молящиеся Богу, не оказывают никакого содействия музе комедии.

Для доказательства того, что театр в Соединенных Штатах непопулярен, достаточно привести один-единственный факт. Американцы, законы которых допускают не только полную свободу слова, но даже и чрезмерную ее вольность, тем не менее подвергают драматургов своеобразной цензуре. Театральные постановки могут иметь место только с разрешения городской администрации. Это очень наглядно показывает, что народы ведут себя так же, как и отдельные люди. Они бесшабашно предаются своим основным страстям, а затем с величайшей предосторожностью следят за тем, чтобы не поддаться слишком власти тех вкусов, которыми они сами не обладают.

Нет другого литературного рода, который столь же крепкими и многочисленными нитями был бы связан с реальным состоянием общества, как драма.

364

Театр одной эпохи никогда не пригодится людям следующей эпохи, если они разделены революционным переворотом, изменившим нравы и законы.

Произведения великих писателей, творивших в другом веке, продолжают читать. Но никто не будет смотреть пьесы, написанные для другой аудитории. Драматурги минувших времен живут только в книгах.

Традиционность вкуса отдельных людей, тщеславие, мода, талант актера могут на некоторое время сохранить или же восстановить аристократический театр в недрах демократии, однако он вскоре развалится сам по себе. Его не разрушают, в него просто не ходят.

Глава XX О НЕКОТОРЫХ СПЕЦИФИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ, СВОЙСТВЕННЫХ ИСТОРИКАМ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ВРЕМЕН

Историки, сочиняющие в века аристократического правления, обычно ставят все события в зависимость от воли и нрава определенных людей и охотно объясняют начало важнейших революционных преобразований стечением ничтожнейших случайностей. Они с проницательностью выявляют второстепенные причины событий и часто не замечают основных.

Историки, живущие в века демократии, обнаруживают совершенно противоположные тенденции.

Большинство из них почти не придает никакого значения влиянию индивидуума на судьбы человеческого рода или же влиянию отдельных граждан на участь всего народа. Но взамен все самые незначительные конкретные факты они объясняют действием всеобщих основных сил. Появление этих противоположных тенденций вполне объяснимо.

Когда историки, живущие во времена аристократии, всматриваются в происходящее на подмостках мира, они с самого начала замечают очень незначительное число ведущих актеров, которые руководят ходом всей пьесы. Эти выдающиеся личности, выступающие на передний план, привлекают к себе и удерживают их взоры; историки, озабоченные выяснением тайных мотивов, побуждающих эти личности действовать и высказываться соответствующим образом, забывают обо всем на свете.

Наблюдая за тем, как некоторые люди вершат важные дела, они усваивают преувеличенное представление о возможной силе влияния отдельной личности и естественным образом склоняются к мысли, что для объяснения движения масс всегда необходимо возвращаться к конкретному поступку какого-либо исторического деятеля.

Когда же, напротив, все граждане независимы друг от друга и каждый из них слаб, нельзя найти никого, кто мог бы оказывать весьма сильное и главным образом достаточно длительное влияние на массы. На первый взгляд индивидуумы представляются совершенно бессильными перед ними и кажется, что общество само по себе идет вперед благодаря свободному, самопроизвольному содействию всех составляющих его людей.

Это естественным образом заставляет человеческий ум искать некую всеобщую причину, способную, разом воздействуя на головы такого количества людей, повернуть их одновременно в одну и ту же сторону.

Я твердо убежден в том, что даже у демократических наций одаренность, порочность или нравственность отдельных индивидуумов задерживают или же ускоряют естественное развитие народа, но эти разновидности случайных и второстепенных причин оказываются бесконечно более многообразными, скрытыми, запутанными и не столь могущественными, как основные. Вследствие этого их труднее выявлять и прослеживать во времена равенства сравнительно с веками аристократии, когда историку волей-неволей приходилось анализировать конкретные действия одного или нескольких общественных деятелей на фоне общих событии.

Историк демократических времен вскоре устает от подобной работы; теряясь в лабиринте фактов и событий и не имея возможности прийти к ясному пониманию и простому объяснению роли и влияния личности, он начинает их отрицать. Он предпочитает говорить нам о врожденных свойствах рас, физико-географических особенностях стра-

365