В Маклаков - Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)

• Название: Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)
• Автор: В Маклаков
• Жанр: История

---

Да ведь это бывает на каждом шагу, когда приезжают не надолго, когда поэтому паспорт в полицию не отсылается. Так было и здесь, но когда из-за этой поездки вышла история, гостиница, чтобы избежать за это ответственности, сделала то, что всегда делается в этих случаях, - прописала его у себя задним числом. Но если бы все это было сделано умышленно, чтобы скрыть свое пребывание, неужели Марголин стал бы без всякой нужды свою фамилию говорить в буфете гостиницы? Не гораздо ли правдоподобнее то объяснение, которое сам Марголин дает? Он согласился видеться с Чеберяковой, по просьбе Брушковского, но не хотел этого свидания в Киеве, где она могла узнать, кто он такой, и подогнал свидание в Харькове к тому дню, когда он там должен был быть по делу. И Марголин, делая это, все-таки не подумал, что от Чеберяковой он этим не скроется, что, кто он такой, она все же узнает и, когда понадобится, - этим воспользуется. Но боясь свидания {21} с ней в самом Киеве, он на свидание в Харькове соглашается, и Бразуль-Брушковский сам ее туда везет. И такие наивные люди думали поймать Чеберякову?

Но смотрите теперь, как она поступает. Она, которая изображала себя здесь такой простодушной, она подготовляет свое будущее показание, она понимает, что эта поездка в Харьков ей может пригодиться, и заранее запасается доказательствами: на обоях своего номера написала фамилию и из календаря со стены содрала листок. Нужно будет скрыть эту поездку, так про нее не узнают, но если нужно будет ее доказать, доказательства есть. И думают, что такую хитрую женщину можно поймать тем, что остановиться в Харькове непрописанным? Этим приемом Чеберякова держала в своих руках тех, кто собирался ее уличить. Она может молчать, может отрицать самое свидание о ним, может говорить про него, что ей захочется; в руках у нее доказательства. И смотрите, когда это понадобилось, как она ловко ими воспользовалась! Мы подходим к главному вопросу: о чем же эти господа между собой беседовали в Харькове?

И вот Чеберякова нам говорит: "они мне предлагали принять убийство Ющинского на себя и давали за это 40 тысяч, но я не согласилась". Гг. присяжные заседатели, когда я это слышал от Чеберяковой и видел, как к этому относятся обвинители, я думаю, Марголин и Бразуль-Брушковский поняли, в какую опасную игру они играли с Чеберяковой, поняли, что они были в ее руках, что их честь зависела от нее. Ведь слава Богу, что Чеберякова меры не знала, что она провралась, да простится мне грубое слово! Если бы Чеберякова сказала, что ее позвали в Харьков и давали 40 тысяч за то, чтобы она молчала про то, что знала о Бейлисе, этому было бы возможно поверить. {22} Если бы Чеберякова сказала, что ей давали 40 тысяч за то, чтобы она показала на Мифле, - опять это было бы правдоподобно. Как бы против этого ни возражали Марголин и Бразуль-Брушковский, опровергнуть Чеберякову им было бы нечем. Позорное пятно, которое на них взводила Чеберякова, на них бы осталось. Кто хотел бы верить Чеберяковой, мог бы ей верить. Счастье, что она хватила так далеко через край, что сама себя обличила, что сама свою ложь обнаружила. Кто может поверить, чтобы Чеберяковой могли предложить 40 тысяч за то, чтобы она перед судом говорила, что она сама убила Ющинского? Чтобы ее успокаивали и обнадеживали тем, что ее в этом случай будут защищать лучшие адвокаты, как будто какие-либо адвокаты могли бы защитить убийцу Ющинского!

Какими деньгами, какими благами земными можно было бы подкупить Чеберякову, чтобы она приняла на себя это убийство, и на какой суд она могла бы рассчитывать? А, наконец, какой смысл в этом подкупе для Марголина? Можно спросить его словами: разве он сумасшедший? Можно ли Чеберяковой заплатить 40 тысяч за то, чтобы она на себя показала? Пусть она это бы сделала! Сорок тысяч были бы ею получены, она была бы вызвана к следователю и от всего отреклась бы, взяла бы назад свое показание, рассказала бы, как было дело, как ее уговорили, предъявила бы свои листочки из Харькова, и, кромка улики против Марголина, из этого дорогого сознания ничего не осталось бы. И вы думаете, что опытный защитник Марголин этого не понимал? И вот второй гражданский истец, чувствуя, как неправдоподобно само по себе показание Чеберяковой, ищет ему подтверждения. Ведь это, уверяет он нас, подтвердил и Красовский: он признавал со слов Бразуля, что Чеберяковой {23} были обещаны деньги, если она найдет виноватого. Видите, говорит гражданский истец, значить о деньгах все-таки был разговор; это не даром. Правда, разговор не такой, как утверждает Чеберякова, но ведь именно так и лгут: не вовсе все выдумают, а переиначат; кое-что из правды выкинут, кое-что приставят.

Таким то способом, думает гражданский истец, из правдивого показания Чеберяковой и получилось лживое утверждение Красовского. Пусть именно так лгут, как вы говорите, г. гражданский истец. Но почему вы думаете, что лжет-то Красовский, а не наоборот? Почему вы не думаете, что именно Чеберякова вот как раз так и солгала, и из простого, правдивого и понятного предположения, о котором здесь передает Красовский, не состряпала именно так, как вы говорите, т. е. кое-что выпустив и кое-что прибавив, то свое невероятное объяснение, которому угодно вам верить? Да, неправда себя обличила, но это все же урок. Урок не только господам расследователям преступлений, они воочию должны теперь видеть, чему они подвергались.

Будь Чеберякова потоньше, не хвати она через край, не дай она такого показания, которое само себя обличило, которое само доказало, что она лжет в этом деле, к чему бы привело их расследование, за которое они так неумеючи взялись? Но это показание Чеберяковой - урок и другим, урок господам обвинителям. Когда я вижу, что обвинители, при всем их опыте и таланте, верят тому грубому вздору, который говорить Чеберякова, верят тому, что ее подкупали принять вину на себя, верят ее рассказу, - мне хочется сказать: чувство правды, чутье вас покинуло; смотрите, что с самыми умными людьми делает предубеждение. Берегитесь, не дойдет до добра тот, кто верит Чеберяковой, полюбуйтесь на то, что было со {24} всеми, кто пытался ей верить. К ней с верой подошел Бразуль-Брушковский, хотя все ему говорили, что она лжет; он все-таки верил - и попал в смешное и глупое положение, написав никому ненужный, лживый донос на Мифле.

Опытный следователь Фененко сразу понял, что весь рассказ ее ложь, но Бразуль-Брушковский не рассуждая ей верил и написал вслед за нею глупую ложь. И я вижу, к своему огорченно, что и наши обвинители не хотят понять, что их обманывают и тоже идут за Чеберяковой, не боятся того, куда она их заведет; и вы увидите еще на этом деле, куда она их завела, что им пришлось утверждать только потому, что они ей верили! Но я слишком долго остановился на этом эпизоде, я хотел на нем показать злополучные последствия этого частного розыска, тот вред, который они без всякой вины Бейлиса ему приносили; показать, чем в интересах обвинения стали из-за него пользоваться обвинители. Все, что произошло, было очень печально. Если бы от меня зависело, я бы вырвал эту страницу процесса. Но пусть это все-таки не помешает нам видеть другую сторону дела, не помешает быть справедливыми. Если Бразуль-Брушковский, убежденный в том, что Бейлис невиноват, что обвинение евреев - кровавый навет, если он своей суетой, своим расследованием повредил Бейлису и мешал правосудию, то ведь он был не один; и с другой стороны, со стороны обвинителей, были тоже добровольные сыщики, было тоже частное расследование, которое велось только в совсем ином направлении. Будем же справедливы. Я признал зло, которое сделали наши, почему прокурор не хочет признать того зла, которое сделали те, на кого он сейчас опирается? А ведь к ним у обвинителя совсем {25} иное отношение; он не находит достаточно слов, чтобы их восхвалять, их благородство, их самоотверженность, их служение правде. За них заступаются раньше, чем стали на них нападать.

Вам уже говорили, будто защита заранее опорочивает, чернить всех, кто принадлежит к политической организации "Двуглавый Орел". Вон политику из этого дела; я жалею, что это было сказано прокурором, так как отвечать на этот выпад я ему не могу, и было бы преступно с моей стороны заводить перед вами личные споры. Я, действительно, плохо верю членам "Двуглавого Орла", но здесь не в политике дело, не в их политических взглядах. Когда они сюда являлись свидетелями, я не сомневался, что к правде они нас не приведут; почему? - Да потому, что они воображают, что уже знают всю правду. Ведь "Двуглавый Орел" - организация, у которой есть свои определенные, готовые взгляды на еврейство и на ритуал.

Голубев прочел одного Лютостанского и говорит, что с тех пор он в ритуальные убийства поверил. Достаточно было одного Лютостанского, лживой книги, давно опровергнутой, и Голубев перестал сомневаться в том, кто повинен в убийстве Ющинского. Им уже стало известно, что виноват Бейлис, что Бейлис должен быть виноват, виноват просто потому, что ритуальные убийства, по их мнению, существуют. Такие люди, которые правды не ищут, могут ли помочь ее отыскать? Что они могут сделать кроме того, чтобы мешать, чтобы тянуть все в одну, определенную сторону? А, между тем, у этих людей, как признал прокурор, в этом деле была роль несравненно более крупная, чем у Бразуль-Брушковского. Бразуль-Брушковского следователь пустил лишь тайком к себе на квартиру, а расследователи с той стороны, по словам прокурора, в {26} камеру следователя ходили, как к себе в кабинет. И посмотрите, как они там хозяйничают! Сначала следствие ведет Мищук. Хорош он или нет - я не знаю, убежден, что плох, потому что хорошая сыскная полиция у нас еще не воспиталась. Убежден, что Мищук в своем дознании поступал теми же отвратительными приемами, которые у нас вообще существуют. Но Мищук все-таки что-то искал.