Ицхак Шалев - Дело Габриэля Тироша

• Название: Дело Габриэля Тироша
• Автор: Ицхак Шалев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 965-339-041-4

В романе, выдержавшем 18 изданий на иврите, описана удивительная, своеобразная и в то же время столь характерная для школьных лет в любой стране мира атмосфера. Это школьные будни и праздники, беспокойное время влюбленностей, сплетен и интриг. И это несмотря на тревожное время, что так напоминает школьные годы в романах «До свидания, мальчики» Бориса Балтера или «Завтра была война…» Бориса Васильева…

---

Глава восьмая

1

Нельзя сказать, что наши встречи были абсолютно неизвестны остальным ученикам гимназии. Не раз в наших походах за город мы натыкались на группы молодежи из движения «Следопыты» или «Лагеря восходящих», с которыми были знакомы и обменивались приветствиями. Ничего в этом не было плохого, за исключением того, что среди этих групп были ребята из нашей гимназии, знавшие господина Тироша. Это его весьма беспокоило.

Но он нашел удачный, я бы сказал, хитроумный выход из ситуации, вызвавший улыбки у каждого из нас. Это было в стиле искусных заговорщиков, которые умели водить всех за нос. После беседы господина Тироша с доктором Розенблюмом, нам было сообщено дирекцией школы о создании кружка по истории и археологии под руководством господина Тироша. Заинтересованных учеников просили обратиться в секретариат гимназии. Понятно, что мы туда бросились первыми и все пятеро тут же записались в кружок. Но проблема была в том, что записались и другие ученики. Габриэль разделил записавшихся на две группы. В одной были мы, в другой – остальные семь учеников. Походы с ними были как бы «жертвой» во имя нашей цели. Но их он тоже водил по своим любимым местам.

Тем временем произошли и другие события, которые необходимо отметить. В разгар той зимы Карфаген, который был нашим классным руководителем, заболел крупозным воспалением легких. И пока он страдал от болезни, доктор Розенблюм посчитал нужным назначить вместо него другого классного руководителя. К большой нашей радости избран был господин Тирош, и мы видели в этом мудрость «старика», который знал, в чьи руки можно передать наш седьмой класс, не считаясь с молодостью и стажем преподавателя. Мы отметили разочарование в лице господина Дгани. Выбор доктора Розенблюма также не понравился доктору Шлосеру. Но мы вовсе не собирались им соболезновать.

Наш новый классный руководитель назначал время от времени личные беседы с учениками класса, отвечая на их вопросы. По сей день не знаю, сделано ли это было из педагогических соображений или из желания облегчить ситуацию с нашими встречами и не дать развязать языки тем, которые знали об этих встречах на квартире Габриэля. Но он сделал все возможное, чтобы обеспечить особые нужды «узкого кружка», как мы сами называли себя языком Габриэля. Теперь в качестве руководителя кружка по истории и археологии и классного руководителя он встречался с нами, не вызывая никаких подозрений.

Еще одно облегчение мы ощутили после того, что произошло во дворе Розенблитов и Шульманов, соседей Габриэля по дому. Однажды, в очередной раз, собираясь подняться в квартиру Габриэля, мы увидели, как два этих старика размахивают топорами, пытаясь нарубить дрова. Несмотря на сильный холод в тот вечер, пот с них катился градом. Они тяжело и хрипло дышали, взмахивая топорами, не в силах разрубить полено. К тому же Шульман был простужен, и его душил кашель.

Яир, не говоря ни слова, с приветливой улыбкой, забрал топор у Шульмана, что означало: положитесь на меня. За ним Аарон взял топор из рук Розенблита. Немного надо было времени, чтобы во дворе стариков выросли аккуратно сложенные поленицы нарубленных дров. Старики от всего сердца благодарили Яира и Аарона, хотя для ребят было само собой понятно, что старикам необходимо помочь. По тому, как они хлопали ребят по плечам и пожимали им руки, было ясно, что существовавшая между нами и стариками отчужденность прошла, завеса между нами упала, и те подозрительные взгляды, которыми они нас встречали и сопровождали, больше не повторятся. Теперь они старались с нами заводить разговоры при любой возможности. Более того, Яир начал пробовать говорить на идиш. Это нас весьма веселило и вызывало много шуток.

2

Расскажу еще об одном изменении атмосферы в классе. С того времени, как Айя на всех переменах стала разговаривать со мной, укрепилось мнение среди одноклассников, что симпатии Айи направлены вовсе не на Дана или Аарона, а на меня. Кто-то пустил слух, что видел нас вдвоем гуляющими за городом, и это новое предположение стало набирать силу. На лицах некоторых сплетниц было написано особое удовлетворение, которое испытывают те, кто разгадал сложную загадку. В конце концов, все пришли к общему согласию о предмете любви Айи.

Я бы даже не коснулся этой темы, если бы внезапно и решительно не изменилось ко мне отношение одноклассниц. До этого они относились ко мне, как к бесчувственному камню, который даже не стоит того, чтобы его перевернули. Если на мне останавливался случайный взгляд девицы, он был мимолетным и сопровождался бормотанием привета, короче моргнувшего глаза. Но с момента, как возникли подозрения, что я стал избранником сердца самой красивой девушки в классе, моя ценность на женском рынке акций подскочила в десятки раз. Меня стали приглашать на вечеринки в узком кругу некоторые из одноклассниц. Я даже получил записку от незнакомки, которая писала, что будет рада встречаться со мной, и просила в знак согласия оставить ответную записку в определенном месте. Это меня ужасно удручало. Когда я понял, что ценность моя, которая повышается в глазах товарищей, не истинна, а связана с выдуманной ими уверенностью, что я покорил сердце гордой девушки, я загрустил. Понятно было, что повышенное внимание девиц к моей персоне, по сути, было направлено не на меня, такого, каков я, а с одной целью – оторвать меня от соперницы. Это было соревнование в ревности и зависти. Некоторым красавицам в классе важно было доказать, что их чары превосходят притягательность Айи, и они в силах переманить меня. Знали бы они истинное положение вещей, правильно бы оценили мою роль в отношениях с Айей, ценность моя в их глазах упала бы точно так же, как и взлетела.

Айя избрала меня собеседником из-за особой моей способности выслушивать и понимать то, что наболело в ее душе. Она была уверена с какой-то обезоруживающей наивностью, что отношение мое к ней отличается чистотой и уравновешенностью, лишенной всяких личных эмоций. Она откровенно делилась со мной всем, что тревожило и отягчало ее душу. Мы обменивались впечатлениями от прочитанных стихов и книг (политика и наука ее не интересовали), обсуждали одноклассников и учителей. А однажды, когда она рассказала мне странный сон, не скрыв от меня деталей, которые выставляли ее в явно невыгодном свете, я вдруг почувствовал невероятную душевную близость к ней, пробудившую во мне даже какую-то гордость и, не сдержавшись, спросил ее:

«Ты это рассказала Дану и Аарону?»

«Дану и Аарону? – она невероятно удивилась.

«Да. Ты что, им не рассказываешь такие вещи?»

«О, нет…Как это вообще пришло тебе в голову? Дан и Аарон не подходят для этого. Их интересует совсем другое».

«Что?»

«Ну, там, наблюдения, слежка, англичане, арабы, и все прочее».

«И вы никогда не говорили, к примеру, о стихах, книгах, дружбе и любви?»

«Почти что нет, – ответила она, чувствуя явно какую-то неловкость, – ты должен понять, Дан и Аарон – другие. Они родились быть солдатами, и кроме этого их ничего не интересует».

«Ты хочешь сказать, – произнес я даже с какой-то обидой, – что Дан и Аарон – настоящие мужчины. А такие мужчины не склонны к пустым разговорам, подобным нашим?»

«Совсем нет!» – возразила она мне с горечью. – Для меня это вовсе не определяет настоящего мужчину. Вот, к примеру, господин Тирош».

«Господин Тирош?»

По лицу ее было видно, что она жалеет, что приплела к разговору его имя, но отступать уже не было возможности, и она должна была объяснить эту оговорку.

«Да. Габриэль родился держать в руках оружие, но в то же время он способен понимать искусство и духовные потребности».

«Откуда тебе это известно?» – спросил я, вовсе не удивляясь тому, с какой свободой она определила качества человека, который в той же мере принадлежал и мне.

«Я разглядывала книги на его письменном столе. Там, около портрета».

«Какого портрета?»

Лицо ее стало гневным. Я не мог оторвать глаз от ее лица, настолько оно было прекрасно в гневе.

«Память твоя, вероятно, приспособлена только к учебе», – сказала она с открытой насмешкой.

«Погоди, ты имеешь в виду тот портрет красивой девушки на столе Габриэля?»

«Да, именно это я имею в виду. Пришло время, чтобы ты понял, что я имею в виду в связи с этим «портретом».

Странно мне сейчас, после стольких лет, как я не обратил тогда внимания на интерес Айи к этому портрету еще при первом нашем посещении квартиры Габриэля. Не думал, что этот портрет в будущем будет ставить нас в неловкие ситуации, пока Айя не попросила меня узнать у Габриэля, кто эта девушка на портрете, что казалось мне грубым вторжением в личную жизнь нашего учителя. Но, конечно же, я выполнил и эту ее просьбу, как выполнял все другие. Это было позже, о чем я расскажу в свой срок.

3

Так как мы все время стоим под знаком изменений, следует рассказать о таком изменении в жизни нашей компании, вернее, в жизни одного из нас.