Владислав Реймонт - Вампир

• Название: Вампир
• Автор: Владислав Реймонт
• Издательство: СП «Интербук»
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1991
• ISBN: 5-7664-0435-2

Польский писатель Владислав Реймонт (1867—1925) лауреат Нобелевской премии (1924), широко известен у нас в стране как автор социальных эпопей «Обетованная земля» (1899) и «Мужики» (1904).

Предлагаемый читателям роман «Вампир» переведен в России в 1911 году, после Октябрьской революции не переиздавался. В этом произведении писатель отдает дань лирико-импрессионистской манере повествования, углубляясь в психологию и переживания людей, стремящихся уйти от повседневных проблем жизни в мир мистики, поддающихся воздействию запредельных сил, раскрывает трагедию героев, оторвавшихся от реальности существования.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Ада, понимавшая, о чем он говорит, спросила с любопытством:

— И ты их пустишь?

— Должен! Пусть идут разрушать нашу подлую жизнь. О н  поведет их покорять мир, скреплять свое небесное царство. Окончательный бой произойдет в Риме в замке Ангела, — они будут там осаждать всех королей и властителей земли. Ужасная борьба за господство над миром и жизнью, борьба за будущее!

— И победят? Должны ведь победить! — шептала Ада, как бы прося его об этом.

— Увы, должен победить грубый жизненный инстинкт! Мне ужасно жаль Христа и моих крестьян, но для них уже нет места на свете, — они должны погибнуть!

Он говорил с такой глубокой грустью, что ее глаза наполнились горячими слезами.

— И уже ничто не может спасти их, они погибнут, потому что в мире есть место только для торговли и фабрик. Идеал современного человека — наслаждаться! Больше он ничего не требует. Поэтому Христос должен проиграть последний бой. От Него все отрекутся, предадут Его наиболее верные. Я даже уверен, что Его опять распнут на всех перекрестках и во всех сердцах, а имя Его предадут позору и надругательствам. Люди хотят только размножаться, жрать и околевать, а Христос мешает им окончательно погрязнуть в скотстве, указывает какие-то иные цели, мешает наслаждаться, блуждает среди них как упрек их подлой совести. Поэтому — долой Его! Долой все вопросы, которые выводят из равновесия! Я не христианин, но я люблю этот чудный образ Назаретянина, люблю Его, как крик печальной души, прорывающийся во все времена и среди всех народов. Бедный мечтатель, святое видение всех сердец, томящихся по бессмертию! Истинно сказал Он ученикам своим: «Царство мое не от мира сего». Правда, не было ни одного мгновения, в которое бы Он царил на земле. Исповедовали Его уста и церкви, но сердца человеческие отрекались от Него постоянно. Его славили в храмах, а Он уже лежал мертвый, убитый предательством и отречением. Он в этом не виноват, это другие, жадные до власти, запятнали Его мечты и сон о человеческом счастье превратили в холодную, рационалистическую государственную систему. В их руках мистический цветок мечты превратился в скипетр, которым они загнали человеческое стадо в подземелья, откуда уже нет выхода. Они опутали людей страхом и захватили власть над ними путем насилия. Христианство восторжествовало, но Христа в нем никогда не было, никогда!

— Жизнь ужасна, — прошептала Ада, взволнованная до слез.

— Ужасны только люди. Жизнь сама по себе — добро, но мы сделали из нее муку для себя самих и мерзость. В этом и состоит вечная трагедия.

Они расстались грустные, но еще крепче связанные общностью мыслей и чувств.

В субботу, когда они все вместе возвращались из дворца Бертелет, Зенон спросил Аду:

— Вы помните свое обещание?

Она вопросительно поглядела на него, не догадываясь, о чем он говорит.

— Вы обещали мне сказать, какое впечатление произведет на вас мисс Бэти.

— Очаровательная барышня! — воскликнула Ада не задумываясь, но таким тоном, что Генрих сделал беспокойное движение.

— Она сегодня была в плохом настроении, — заметил Зенон, вспоминая, как Бэти была робка и с каким тревожным любопытством поглядывала все время на Аду и на него.

— Оригинальная семья, — все, точно живьем, взяты из английского романа, — сказал Генрих.

— В особенности тетки. Мисс Эллен дала мне целую пачку брошюр.

— О назначении женщины? Я наизусть знаю все эти бредни старых дев. Она принадлежит к секте «этических евангелисток».

— А мне мистер Джо рассказывал такие необыкновенные вещи из своих путешествий в Бирму, что мне они показались совершенно фантастическими.

— Нет, он наверняка не фантазировал, вся эта семья — люди, достойные во всех отношениях.

— Но приняли нас чересчур по-английски. Можно было получить насморк в этой возвышенно-ледяной атмосфере.

— А ты предпочитаешь наши обычаи, когда от порога целуются, за ужином пьют за любовь и дружбу, к утру провозглашают брудершафт, а на следующий день не узнают друг друга?

— Все же я предпочитаю это, чем такую скучную церемонность, — настаивал Генрих.

Ада замяла неприятный разговор, и они отправились в Грин-парк, так как погода была удивительно хороша, было тепло и сухо. Толпа заполнила все аллеи и широкие газоны. Сумерки уже начинали опускаться голубоватым туманом, затихал городской шум, стали зажигаться огни. Они остановились перед девочками в белых платьях и накидках, с увлечением игравшими в футбол. Вдруг Вандя испуганно шепнула:

— Мама, эта дама опять на меня смотрит.

Ада прикрыла собой девочку, ища глазами зловещую даму. Та стояла в нескольких шагах от них, одетая, как и раньше, во все черное; волосы были как медь, лицо странно бледное, губы красные как кровь, глаза синие и жестокие.

— Пан Зенон!

Ада хотела обратить его внимание на эту даму.

Но Зенон не слыхал, как бы загипнотизированный неожиданным появлением Дэзи. Она улыбнулась ему и исчезла в толпе, и он напрасно искал ее глазами.

— Видите, вон та рыжая дама... там, у клумбы.

Он неохотно поглядел в указанном направлении.

— Уже исчезла! Я встречаю ее сегодня уже в третий раз; она так пристально смотрит на Вандю, что это невольно обращает на себя внимание. Удивительно красива, но в ней есть что-то демоническое.

— Демон и в то же время Мадонна, — шепнул он невольно.

— Вы ее знаете?

— Я ее видел мельком, и у меня невольно возникло это сравнение.

Аде хотелось продолжить разговор об этой странной незнакомке, но Зенон сослался на какое-то неотложное дело и уехал домой.

Он не ошибся в расчете и нагнал Дэзи еще на лестнице.

— Я был уверен, что это вы! — весело заговорил он, но, сразу охлажденный ее небрежным рукопожатием, молча стал подыматься по лестнице. Его сковывал ее гордый, пронизывающий взгляд, мерцающий фосфорическим сиянием и вводивший его в непонятное смущение.

— Вы давно приехали? — решился он наконец спросить.

Губы ее шевельнулись, и какой-то шепот повеял ему в лицо. Он не услышал слов, но его охватило непонятное очарование самих звуков.

Проводив ее до дверей квартиры, Зенон намеревался уйти.

— Вы будете сегодня на сеансе Блаватской?

— Я, собственно говоря, обещал, но, но...

— Но вы придете, прошу вас об этом, — повелительно шепнула она, прощаясь.

Очутившись в своей квартире, он машинально зажег свет, сел за письменный стол и застыл над начатой сценой из мистерии. Он снова переживал эту неожиданную встречу с Дэзи, вспоминал каждую мелочь, воспроизводил в памяти каждый ее взгляд и каждое слово, мысленно всматриваясь во все с величайшим вниманием. И все это показалось ему до того странным, что бурная волна беспокойства залила его сердце, окончательно выведя его из равновесия.

Он пытался вырваться из заколдованного круга воспоминаний, но очарование, таившееся в них, сковывало его все более тяжкими цепями.

«Она, по-видимому, сглазила меня», — вспомнил он простонародное выражение, и теперь оно уже не показалось ему смешным и наивным, как когда-то, — он почувствовал свою прямо-таки физическую зависимость от Дэзи, непреодолимую власть ее над собой.

«Это какая-то чертовщина!» — подумал он и вдруг отшатнулся и омертвел от ужаса, как будто оказался на краю бездны, которая внезапно перед ним разверзлась.

Кошмарные сцены, виденные когда-то в подземелье, снова ворвались в его мозг и проносились длинной, необыкновенно яркой вереницей. Он ясно видел грустное повелительное лицо Бафомета, сидевшего на троне, и у ног его среди кадильного дыма голову Дэзи.

«Да, это она, теперь я ясно вижу, это она», — думал он, напрягая внимание, чтобы не упустить из виду ни одной мельчайшей подробности. Он наклонился вперед, напряженно всматриваясь, как будто все это происходило здесь перед ним, перед его глазами. Даже то пение, которое когда-то звучало как далекое эхо, теперь он ясно слышал, различая каждое слово, повторяя с невольным пафосом:

Salute, о Satana,
О, ribellione,
О forza vindice
De la ragione!

Sacri a te salgano
Gl’incensi e i voti!
Hai vinto il Geova
De i sacerdoti.

— Salute, о Satana! — шептал он, охваченный священным ужасом, подавленный величием печального лица повелителя, милосердно склонившегося над толпой своих почитателей, которые покорно теснились у его ног. Зенон даже не дрогнул, когда с носилок поднялась нагая фигура, окутанная плащом рыжих волос, и сплелась с Бафометом в любовном объятии.

Кровавая дымка заволокла мистерию восторженного безумия и как бы унесла Бафомета и Дэзи куда-то в пространство, а в подземелье вспыхнул костер, как пламенный куст, в который стали бросать поломанные кресты, церковные облачения и бледные громадные священные символы, подобные умершим солнцам.

Ба завыла протяжно и зловеще.

— Salute, о Satana! Salute! Salute!..

Все могущественнее разносились звуки гимна — казалось, его поет весь мир, охваченный восторгом любви, веры и надежды.