Сельма Лагерлёф - Морбакка

• Название: Морбакка
• Автор: Сельма Лагерлёф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-38196-6

Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — “Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции” — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.

---

■

Первые несколько лет, когда поручик Лагерлёф поселился в Морбакке, семнадцатое августа отмечали как обычный день рождения, с цветами на кофейном столе и гирляндой из листьев вокруг поручиковой чашки. Ближайшие соседи заходили его поздравить, и принимали их обычным образом — угощали кофе, соком, пуншем и тодди, а в девять садились ужинать. Развлекались обычными разговорами, а после ужина из залы выносили стол и устраивали танцы.

Однако по округе не иначе как разнеслась молва, что на этих деньрожденных вечеринках в Морбакке очень уютно и весело, а поскольку никогда и речи не заходило о рассылке приглашений и желанным гостем был каждый, то постепенно стало собираться все больше и больше народу.

Семьи тоже росли, и как только детишки начинали кое-как ходить, их брали с собой в Морбакку чествовать поручика Лагерлёфа. А нередко случалось, что те из соседей, которые с самого начала участвовали в этом празднике, приезжали вместе с собственными гостями.

Одинокие молодые господа, которые в те времена готовы были проехать несколько миль, лишь бы немножко потанцевать, взяли в привычку семнадцатого августа поздравлять поручика Лагерлёфа, а родственники из дальних краев, что летом обыкновенно гостили в Морбакке, стали приурочивать свои визиты к его дню рождения. Поскольку же при жизни поручика Лагерлёфа семнадцатого августа неизменно стояла прекрасная погода, гости обычно проводили время на воздухе, гуляли, осматривая поручиковы постройки и сад. Если собиралось много молодежи, танцы начинались еще до ужина. Всем было весело и хорошо, хотя и не лучше, чем в других местах.

Но вот по какой-то причине в Эстра-Эмтервике поселился поручик Адольф Хедберг со своей молодой и красивой женой. И когда поручик Лагерлёф праздновал очередной день рождения, в разгар вечера на кухню заявилась старая крестьянка с лукошком яиц на продажу. Ее незамедлительно выпроводили, потому что в праздничной суете всем было недосуг покупать яйца, но она не растерялась, подхватила свое лукошко и вышла на веранду, где сидел поручик в окружении толпы господ. Ничуть не смущаясь общества, крестьянка бойко завела разговор, назойливо твердила, что он должен купить яйца, иначе она не уйдет. Но когда получила деньги и спрятала их в карман юбки, все равно не ушла, принялась допытываться, кто такие остальные господа, и высказывалась об их наружности, пожалуй, излишне беззастенчиво. В конце концов молодой поручик Хедберг, тоже при сем присутствовавший, решил, что шутка зашла далековато, и раскрыл секрет:

— Довольно, Хедда, пора это прекратить.

Крестьянка подбежала к нему, влепила пощечину, правда несильную, и воскликнула:

— Ах, Адольф, ну как можно быть таким гадким и выдать, что это я!

В самом деле жаль, ведь она так превосходно замаскировалась и говорила на вермландском диалекте так безупречно — никому даже в голову не пришло, что перед ним очаровательная стокгольмская дама.

Однако этот маленький розыгрыш подтолкнул других затейников, и немного погодя Кристофер Вальрот запел песенки Эрика Бёга.[21] Голос у него был не ахти какой большой, но сколько же артистизма он вкладывал в исполнение — все слушатели просто корчились от смеха. А под самый конец аудитор Афзелиус, повязав голову шелковым платочком и накинув на плечи мантилью, продекламировал и спел “Трепетную Эмелию”. И, разумеется, то был коронный номер вечера, потому что аудитор великолепно изобразил чувствительную молодую девицу.

Пока все это происходило, звонарь Меланоз явно сидел и досадовал, что одни только городские и сумели как следует повеселить поручика и его гостей. Наверно, это задело его за живое.

И на следующий год он взял реванш. Надо вам сказать, поручик подарил эстанбюской школе целую кучу сделанных в Морбакке игрушечных ружей, чтобы ребятишки осваивали военное дело. Даже послал в школу старика-сержанта обучать их ружейным артикулам. Вот звонарь и придумал походным маршем явиться в Морбакку со всеми ребятишками на день рождения поручика.

Во главе колонны они несли флаг, барабанщик бил в барабан, а на плече у каждого было ружье. Казалось, по аллее шагало целое войско. Столько детей — колонна растянулась от людской до самой веранды, возле которой звонарь, возглавлявший шествие, отдал приказ остановиться.

Сперва он коротко сказал, что дети пришли поблагодарить поручика Лагерлёфа, который подумал о том, что их тела нуждаются в воспитании точно так же, как и души. Затем по его команде ребятишки продемонстрировали, как умеют ходить строем, поворачивать направо и налево, смыкать ряды и делать “на караул”.

Да, звонарь придумал замечательный сюрприз. Поручик пришел в восторг, и гости получили удовольствие.

Каково было старой экономке, мамзель Ловисе и г‑же Лагерлёф, когда в разгар большого праздника им пришлось угощать кофе с булочками шесть десятков ребятишек, тоже можно себе представить. С тех пор они каждое семнадцатое августа с ужасом вспоминали ребячье шествие и надеялись, что звонарь не явится еще раз с этакой ордой.

В тот самый день, когда звонарь организовал ребячий поход, инженер Нурен с женою тоже пришли к мысли, что никак нельзя, чтобы развлечения семнадцатого августа устраивали одни только приезжие. Поздно вечером, когда все вокруг озарилось лунным светом, инженер облачился в короткий плащ черного бархата и берет с плюмажем, а г‑жа Эмелия — в старинное платье с пышными буфами на рукавах. И на песчаной дорожке возле веранды они разыграли несколько сцен из “Эрика XIV” Бёрьессона.[22] Никто и представить себе не мог такой красоты, как это выступление при лунном свете, потому что Эрик Нурен настолько вошел в роль короля Эрика, что казалось, каждое слово рождалось в собственном его сердце, а жена его была прелестна, скромна и слегка испуганна, точь-в-точь как полагается Карин дочери Монса.

Годом позже народу в Морбакке семнадцатого августа собралось больше, чем когда-либо. Коляски, брички и прочие повозки подкатывали одна за другой. Человек семьдесят, а то и восемьдесят подъехали за короткое время. Ясное дело, во все концы разлетелась весть, что в этот день в Морбакке всегда такое веселье, какого нигде в других местах не увидишь.

Однако на сей раз поручик Лагерлёф находился в некотором замешательстве, так как не мог предложить гостям ничего достопримечательного. На сей раз праздник в Морбакке был совершенно обыкновенный. Ближе к вечеру молодежь устроила танцы, господа сидели за беседой, потягивая тодди, дамы постарше расположились в гостиной, угощались ягодами и конфетами. Никто не скучал, потому что аудитор Афзелиус и пробст Хаммаргрен, с одной стороны, и г‑жа Хедда Хедберг и г‑жа Нана Хаммаргрен, с другой, превосходно владели искусством развлекать общество. Но никаких выступлений, похоже, не ожидалось. Даже обычной поздравительной речи никто не произнес.

Поручик поглядывал по сторонам. И нигде не видел ни загадочных выражений лица, ни деятельных приготовлений.

Когда стало смеркаться, в Морбакку пешком пришли десятки людей со всей округи. Столпились темной массой на широкой песчаной дорожке перед жилым домом, ждали. Поручик сочувствовал им: жаль, такую дорогу проделали, а посмотреть не на что.

Впрочем, после ужина он таки заметил, что по всей честной компании вроде бы пробежало легкое напряженное волнение.

К нему подошли с креслом, разубранным цветами, попросили сесть. А едва он уселся, сильные руки подхватили кресло и понесли. Ян Аскер заиграл марш, господа предложили дамам руку, и длинная процессия направилась в ночную тьму. Правда, впотьмах шли недолго. Путь лежал в сад, и, обогнув угол жилого дома, они тотчас увидели, что впереди все залито светом цветных фонариков.

Поручика пронесли по освещенным дорожкам до маленького парка. Впервые в Морбакке попробовали устроить такую иллюминацию, и поручик искренне удивился, до чего же красиво выглядит сад. Неужели это то самое место, которое они со старым садовником размечали всего несколько лет назад?

Со всех сторон долетали восхищенные возгласы. Какие темные и таинственные кусты, какие загадочные и бесконечно длинные дорожки под сводами листвы! Как играют красками цветы в переменчивом свете фонариков, а листва на деревьях — словно драгоценные многоцветные драпировки!

Процессия остановилась в парке на одной из вырубок. Кресло поручика опустили наземь, и его завороженные глаза узрели воздвигнутый из цветов и листьев грот, где на пьедестале, в окружении стайки маленьких нимф, стояла Флора и дивно звучным голосом пела гимн во славу создателя сада.

— О, мне бы следовало догадаться, Хедда, — крикнул поручик прелестной богине цветов, — мне бы следовало догадаться, что ты про меня не забудешь!

■

На дворе семнадцатое августа, около четырех часов дня, младшие морбаккские девочки, Сельма и Герда, наряжаются к празднику, когда горничная вбегает к ним в комнатку на конторском чердаке, так как свою собственную они конечно же уступили приезжей родне.