Борис Пармузин - Искатель. 1981. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1981. Выпуск №5
• Автор: Борис Пармузин
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1981

Ha I, IV стр. обложки и на стр. 2, 39, 40 и 49 рисунки П.ПАВЛИНОВА.На II стр. обложки и на стр. 60 и 61 рисунки Ю.МАКАРОВА.На III стр. обложки и на стр. 62 рисунки А.ГУСЕВА.

---

— Помогу, — спокойно заверил Силин.

— Надо меньше говорить, — продолжал злиться Аманов, постоянно поглаживая бородку. — Второй год как Керим на канале. И что? Вода уже идет в пески. Там разбивают поля. Раньше что говорили: птица полетит — сожжет крылья, человек пойдет — сожжет ноги. Они пошли…

«Фу ты, черт! Босага-Керкинский канал…» — облегченно подумал Силин. И пить-то уже не так хотелось. Он лениво глотнул остывший чай.

— Мы говорили о головном сооружении. — Силин сказал ту самую фразу, которая должна еще больше разозлить Гусейна Аманова. Даже не разозлить, взорвать всю накопившуюся ненависть, выхлестнуть ее через край.

Говорили! — чуть не крикнул Аманов. — Кто? А мы сидим. Вот так тихо. — Он поднял руки. — В них тает, пропадает сила. Старею я. Постареет мой племянник. И все! А они?!

Он продолжал надрываться, говорить об успехах большевиков в освоении новых земель. Перед босага-керкинской водой уже отступили почти 70 километров пустыни. А он, Гусейн Аманов, в благодатном Мервском краю продавал по каплям воду. И бедняки, всякая рвань кланялась ему за эти капли. Он, Гусейн Аманов, продавал русским купцам хлопок. В Мерве было несколько хлопкоочистительных заводов — Кеворкова, Арунова, Наумова. Были банки, общество взаимного кредита, транспортные конторы. Все тогда было ясно. Земля его, Аманова, хлопок его, отары овец принадлежат ему. Он, Гусейн Аманов, был не последним человеком.

Рядом, в Байрам-Али, находилось Мургабское имение. Такие же земли, как у Гусейна, имел сам белый царь. И каждый был занят своим делом. А сейчас? Проводятся каналы, батраки строят «текстилку». Так в Ашхабаде называли первую фабрику. Еще в 25-м году посылали батраков в Подмосковье в какое-то Реутово учиться текстильному делу. С прошлого года кричат о работнице Аннагуль Чарыевой — первой туркменке, вставшей к текстильному станку.

— А наши руки, — Аманов снова поднял их, — слабеют, стареют. Я скоро только смогу разломать лепешку. А если лепешки не будет?

Силин молчал. Он не только давал возможность выговориться хозяину дома, он запоминал каждое слово. За этим взрывом негодующих слов скрывалось что-то важное.

Ясно одно: дом Аманова не только место явки. Здесь мечтают о больших планах, ждут помощи в осуществлении этих планов, подбирают, хотя не очень успешно, людей.

— Мой Керим и его друзья перейдут куда нужно. Говорите! И они все сделают.

— Это хорошо, — решился похвалить Силин.

К счастью, хозяин еще не отошел от гнева и продолжал негодовать, не вдаваясь в смысл осторожных фраз своего гостя.

Силин понимающе кивал, соглашался, давая понять, что в нужный момент он окажет помощь. И от волнения снова захотелось пить. Чай уже остыл. Силин залпом выпил пиалу. Сейчас, возможно, придет минута, когда хозяин задаст вопрос напрямик. Надо опередить…

— Спасибо, Гусейн-ага. Спасибо за угощение. Мне надо было бы послать. Поезд в Ташкент приходит ночью.

— Ночью. Я еще накормлю по-настоящему,

Значит, снова и ужин, и разговор. Этого не избежать.

Гусейн Аманов погладил бородку, уже совершенно спокойно, ленивым движением, будто наслаждаясь покоем после хорошего обеда.

— Деньги здесь, — Аманов кивнул в сторону ниши, — пять тысяч рублей. Так просили передать.

Васильев не называл на допросе сумму. Утверждал, что не знает, откуда и что пересылает деньги. Наверное, английский консул пользуется каналами через туркестанских эмигрантов, их родственников и близких, живущих на этой стороне. И вряд ли Аманов сам знает, кто переслал деньги. Принесли, и все. Над этим не стоит ломать голову.

— Сегодня надо послать телеграмму… — сказал Силин. — Вы по-русски пишете?

— Немного. На почте помогут.

Аманов вытащил из ниши огрызок карандаша с ученической тетрадью и под диктовку Силина записал текст телеграммы.

Адрес и фамилия вызвали воспоминания и новую вспышку гнева.

— Устроились, проклятые… Получит телеграмму, передаст кому надо. И за это деньги!

То, что он получал тоже деньги за прием «гостей», Аманов не вспомнил.

Силин поспешил лечь я повернуться к стене. Итак, Васильев явно о чем-то недосказал.

Когда Силин был в Ташкенте, ему сообщили, что на новых допросах Васильев ничего дополнительного не сообщил. Он ничего не знает о планах туркестанцев. А Силину нужно было идти на вторую явку. И тем тоже мог возникнуть разговор о непонятных планах, о борьбе, которой нужно руководить…

ВТОРАЯ ЯВКА

Виктору Андреевичу Силину было 34 года. За свою жизнь он успел привыкнуть к ритмичному стуку кузнечного молота, надышаться едким запахом разгорающегося угля, объездить не одну лошадь в поместье кулака. А потом научился спать а седле в длинных переходах через Кызылкум и Каракумы. В 1921 году небольшая воинская часть, в которой служил рядовой Силин, была передана во 2-ю отдельную пограничную бригаду.

В первые дни мало кто понимал, в чем состоит задача нового объединения. Силину приходилось не раз видеть командира бригады, бывшего офицера пограничной стражи Василия Георгиевича Гостева. Однажды Силин слушал его выступление.

— Мы должны закрыть в первую очередь участки границы Ферганской долины. Особенно с Синьцзяном, где скопились недобитые многочисленные банды. Никто не должен проехать, пройти, проползти.

Ждала тревожная служба.

По Ферганской долине еще метались банды Казакбая, Юлчи, Парпи, других курбаши, которых знали по настоящим именам и кличкам. Эти банды, словно чувствуя подготовку новых отрядов, грабили небольшие обозы с провиантом и фуражом.

Несколько лет Силин провел на границе, участвовал в схватках с бандами, и всегда эти схватки были неожиданными и жестокими. Вскоре Виктор Силин заменил убитого командира. Но через несколько месяцев его тоже задела пуля. На первый взгляд именно задела, Но потом выяснилось, что плечо продолжает болеть и временами пальцы правой руки отказывались повиноваться.

Надо было менять жизнь. Силину предложили несколько более-менее спокойных мест. Совсем спокойных не было. Работал в мастерских, ремонтировал броневики. Потом не удержался, вернулся в органы ВЧК. Теперь уже начались схватки с отдельными бандитами, контрреволюционерами. И надо было узнать, иногда мгновенно, не ошибаясь, что таится за вежливой улыбкой, редким спокойствием, искренним недоумением. Эти враги были хорошо подготовлены. У некоторых из них за спиной упорная учеба, опыт борьбы. Да и образование повыше четырех классов, какое было у Силина.

Каждый человек, с которым приходилось сталкиваться, «работать», был другим, непохожим на прежнего врага. Они, эти враги, сменили шкуру ловко и быстро.

Некоторых из них нельзя было ни в чем уличить. Последние годы они проводили мирно, копались в огородах или писали четким почерком казенные, не столь важные бумаги, или не старогородском базаре, втиснувшись в закопченную клетушку, стучали по мирному металлу, любуясь изготовленной шумовкой — кафгиром. Или торговали фруктами, овощами, темно-зеленым насваем — жевательным табаком.

Тянулись цепочки. И где-то одно звено, на вид крепкое, неожиданно лопалось, расходилось. А если его и умеючи запаять, цепочка будет уже другой, с изъяном… Надо, чтобы не рвалось звено.

Вторая ташкентская явка беспокоила Виктора Андреевича по-настоящему. Это было нелегкое, постепенно нарастающее волнение. Это была тревога. Силин старался заснуть в поезде, перебрал в уме все детали, возможные варианты разговора. А если опять речь пойдет о какой-то непонятной операции? Гусейн Аманов в порыве гнева наговорил много лишнего. Но в ответ ничего путного от Силина не получил. Вдруг Аманов начнет анализировать весь разговор? Насторожит ли молчание гостя?

На второй явке, как и ожидал Силин, его должен был встретить более опытный, хитрый, сдержанный человек, который умеет выжидать.

По сведениям, собранным чекистами, Иван Горбыль, сын Константина, имел в свое время «лошаденку, коровенку, кое-какой мелкий скот, птицу…». Кулаком назвать нельзя. К середнякам относился Иван Горбыль и перед самой революцией, А мог быть не только кулаком, но помещиком, если бы не отец, не родитель Константин (прости господи его грешную душу). Любил погрешить Константин Горбыль, мотался из Куйлюка, пригорода Ташкента, на собственном выезде в «главный город Сырдарьинской области и Туркестанского генерал-губернаторства». А были в Ташкенте не только Спасо-Преображенский собор или ближняя к вокзалу Благовещенская церковь, были в главном городе номера гостиниц «Регина», «Бристоль», «Большая Московская», «Франция-старая» с повизгивающими девицами, с шампанским. Остались только «лошаденка-коровенка да птица».

Ушел в девятнадцатом Иван Горбыль в «крестьянскую армию Монстрова». Из русских поселенцев создал Монстров свои отряды, якобы для защиты от басмачей. И штаб был у армии во главе с настоящим генералом, господином Мухамовым. Разрабатывал операции штаб… И одна из них: соединиться с басмаческими шайками и совместно бороться против Советов. Вот куда повернул «защитник русских поселений» свою армию.