Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №2 за 1999 год

• Название: Журнал "Вокруг Света" №2 за 1999 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Прочая документальная литература

---

— Вот бы взглянуть, — говорю я, и Янис отвечает:

—  Если гроза не помешает... Троодос переменчив, он притягивает все тучи, и что будет через час — не знаю.

Гроза-таки настигла нас на обратном пути, в Платресе. И какая! Ледяные градины лупили по капоту машины с такой силой, что, казалось, прошьют его насквозь. Сосны зловеще шумели. Ущелья затянуло черным туманом. Я увидела не солнечно-курортный, а другой, недоступный Троодос...

— Приехали, — сказал Янис. — Придется переждать.

И мы отправились обедать в отель «Forest Park», построенный когда-то англичанами. За долгой переменой блюд («мезе» называют греки набор блюд, которые подаются в определенной последовательности) и за разговорами прошел час-другой. Гроза стихла, но дождь еще шел. Начало темнеть. Надо было ехать по мокрой горной дороге, вниз, ощупью, с зажженными фарами...

Остановились только у стен монастыря Троодитисса — передохнуть. Ворота были открыты. Мы потоптались на чистом, выложенном плитами дворе — кругом ни души. Вдруг отворилась дверь, и к нам подошел пожилой мужчина в рясе. Звали его отец Варнава. Он показал монастырские здания, построенные в начале XVIII века (лесные пожары уничтожили первые монастырские постройки XIII века), открыл церковь, и мы увидели иконы в серебряных окладах, ожившие в пламени свечей, зажженных отцом Варнавой. Была при церкви и книжная лавочка, где почему-то пахло яблоками. Но главное сокровище монастыря отец Варнава нам не показал, только рассказал о нем — о чудодейственном поясе из серебра и бронзы; он помогает бесплодной женщине родить, если она опояшет им талию и посидит на священном камне...

Мы хотели сфотографировать на прощанье отца Варнаву, но он прикрыл лицо руками и растворился в проеме двери...

Потом, уже в дороге, мы с Янисом рассуждали о том, что у каждого монастыря есть своя легенда, которую свято берегут. Вот, например, в монастыре Киккос почитается икона Пресвятой Богородицы, писанная, как говорят, самим апостолом Лукой. Икона исцеляет, помогает, но смотреть на нее нельзя — ослепнешь. Потому ли или чтобы спасти икону при пожаре, ее — давно уже закрыли наглухо серебряным окладом. Только в годы великих засух с нею поднимаются на вершину горы Трони и осторожно, отвернувшись, снимают оклад, прося Богородицу о дожде. Последний раз, говорят, это было в 1990 году. И помогло.

Не зря люди Троодоса спасали веру…

Троодос, о. Кипр

Лидия Чешкова

Via est vita: Месть вагончика № 8, или О проживании человека в замкнутом пространстве

Отплывая на байдарке в Мстинскую пойму, я собирался заниматься описанием земель обетованных с целью завлечь в эти места бездомных и всяких других желающих людей, хотя бы с весны по осень, где бы можно было и огород разбить, и пробавляться рыбою, построить не только сенной домик или шалаш, но и менять все лето по бартеру накошенные копешки на молоко и хлеб в соседних деревнях, козу взять в аренду. А то — сторожем работать у браконьеров или на колхозных сенных станах, что я неоднократно делал и в прошлые годы, и нынче.

Мстинская пойма — это Мста, расходящаяся на десятки рукавов перед впадением ее в озеро Ильмень, площадью почти в двести квадратных километров, в верхних своих землях вся в дубах, в нижних — в сплошном, в основном не кошенном, не чесанном с незапамятных времен травостое.

Но прежде чем отправиться, показал стишок, по случаю, мудрой и практичной Тамаре Егоровне (жене), заканчивающийся словами: «Прыгну в лодку с обрыва и не станет меня!" Раньше она была главным агитатором на заводе, а теперь верующая, причем от души верующая (крестится справа налево). Она и говорит: «Как это «не станет меня», как же я без тебя? Да не гневи ты Бога, опасно вступать в споры с судьбою — еще ногу сломаешь!»

Я же ее не послушался. Сел в ковыркучую байдарочку «Таймень» и поплыл себе прочь из пригородного фарфорового поселка Бронницы. Правда, на всякий случай залил иконку Николая-Угодника, покровителя рыбаков и бродяг, в мою любимую эпоксидную смолу, чтоб он, если что случится со мною, не промок. Ее приказала мне взять с собою супруга, иначе и не отпускала меня.

Странности начались с самого начала на острове Дед (ниже по течению Мсты есть еще «Старуха» — по преданию, супруги рассорились из-за все той же «золотой рыбки» и разъехались на разное житие). Но я не придал тогда им значения.

Развел себе огромный костер под древнейшей ивой, чтоб прогреть землю — начало мая белоснежным цветом черемухи опоясывало остров. И невдомек мне было, что жгу я огнем корни дерева, которое, судя по периметру его ствола в восемь метров, видело много чего на своем веку...

Повторяю — не придал значения странностям. Ну исчезли висевшие на шее на крепкой бечевке очки, с помощью которых я боролся с астигматизмом и аберрацией (то есть с раздвоением одушевленных и неодушевленных предметов, попавших в поле зрения). В конце концов Вадим, молодой читатель из Торжковского района, что плавал со мною около месяца, нашел оправу, лежащую совсем в стороне от нашего становища, куда мы даже не заходили за топливом. Не обратил внимания и на другой случай, когда новым кострищем нанес уже другой старинной иве на речке Малый Грибок урон — тоже бездумно. Прежде чем ставить палатку на горячую землю, вырубил одно корневище, чтобы оно не торкалось мне под бока, а ночью проснулся от крика: «Марк Леонидович, пал идет на нас!» — кричал Вадим. «Да ладно, Вадик!» — я только что разоспался, во сне ко мне приехала женушка, а потому хотелось сновидение досмотреть до конца. «Марк Леонидович, уже сто метров до палатки! Пятьдесят!» Но сон не отпускал меня. И вдруг пошел ливень, и все окончилось благополучно. Точнее, не совсем благополучно — сгорел висевший на сучьях парус.

И опять я не внял предостережениям Природы. Не внял и еще много раз: можно сказать «надцатому» серьезному предупреждению ее, когда после моих неосторожных поступков — ободрал на растопку кору березы, то есть обрек ее на гибель, обрубил мешавшую мне ходить красоту — кружевные сучья дубов. На очередном привале оставлял грязь и уголья после себя на выжженном, вытоптанном кострище — тут же наступало возмездие. Я просто не связывал их воедино. Уже позже, когда случилась беда (и то судьба тогда поступила со мною благородно, а могло бы все кончиться летальным исходом), появилось время подумать, качнуться даже в язычество. А ведь любопытные были пропажи — умей я обращать на них внимание: пошел за два километра в лес за шиповниковым цветом и смородиновым листом на чай, вернулся без моего исторического топора, на котором сделала отметку шаровая молния (читай мою книгу «Большие Свороты»), и только на другой день нашел его забытым под кустом. В другой раз исчез бинокль — вот только что рассматривал дали, и вдруг не стало его. Отыскался он после многочасовых поисков под сухой травой.

Ну а дальше, когда стал плавать в одиночестве (мой спутник выдержал всего двадцать пять дней), я через Банные речки, где на дорожку и на малька отлично ловился крупный окунь, через Воскресенское озеро, очень рыбное осенью, через Красную Рель, куда я — до их старости — каждое лето вывозил своих детей, Большой Аркадский залив и, наконец, Быстрицу прибыл в начале августа на речку Кармяную. По берегам ее под могучими дубами свили себе гнезда белые грузди, и в одиночку, важно в коричневых шляпах стояли боровики. Ловились в изобилии плотва, язи, окуни, за рекой блестели свободными лужами озера Арелец, Ужины, Хрены, последнее название не помешало озеру быть заселенным серебристыми карасями. Эти стояли в очередь, чтобы пролезть в горло моих мереж, так как я не забывал в их нутро набросать несколько гуманитарных хлебных корок, на которые они и клевали. И главное: было очень много под деревьями нетронутого валежника — основы основ горячих костров в это дождливое лето. И я решил здесь остаться до осени, а если бы не семья — навсегда. Первое, что сделал, — это пересадил червей из двухлитрового бидона в найденное просторное ведро, чтобы они разводились. И они незамедлительно стали разводиться, так как я их подкармливал спитым чаем и перегнившей землей с добавкой бумажных обрывков из моих неудавшихся литпассажей. Только имейте в виду, если пойдете по моему пути, соблюдая экологичность в неудавшейся писанине, создавайте ее не с помощью химических чернил и паст, а карандашом. И тогда новые поколения червивой молодежи уже через полмесяца повторятся.

Дело в том, дорогой читатель, что в этом году я в основном кормил себя удочкой, так как смазка в моих локтях последние годы стала быстро иссякать, и я уже не мог бесконечно бросать спиннинг. Поступал следующим образом: что бы ни делал — варил ли обед, чинил прохудившееся платье, писал или читал книги Аксакова или Карамзина, собирал топливо для костра — все время посматривал на поплавок. И если он скрывался под водою, извлекал из Кармяной одну или две рыбки. Разведи пальцы одной руки, и ты поймешь, что крохотной плотвицы на две тарелки ухи надо было поймать дюжину. А что делать с боровиками — вам известно. Про грузди же хочу сказать, что в этот раз я их не только солил в ямке с пленочной основой, чтобы рассол не протекал, но и стал их добавлять в перловый навар. Суп получался хрустящий, крепкий, а редких червячков я снимал вместе с пеной ложкой. А попозже уже привык к ним и не снимал. Но вот грузди кончились, и я тогда использовал пленочную емкость для тех же червей, их, под моим неусыпным надзором, становилось все больше и больше. Дошло даже до того, что они стали выползать из ямы на просторы — пришлось края резервации пересыпать солью. Но они все равно упрямо выползали по телам своих товарищей. И думаю, постепенно заселят эту местность. Ведь они, как вороны, подорожники, крысы обитают в больших количествах при людях. Так что если будете жить на Кармяной после меня, можете червей с собою не брать.