Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

• Название: Ричард Длинные Руки – паладин Господа
• Автор: Гай Орловский
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-06889-9

Рыцари – соль и цвет человечества, самая благородная его часть. Однако и в этой элите есть своя элита – паладины. Их очень мало, но это люди, отмеченные особым даром, недоступным простым смертным. Ричард становится паладином, а это значит, что он может теперь гораздо больше, чем умел.

И теперь он знает свою силу, свои возможности. Теперь он не уступит ни черным магам, ни королю эльфов, ни самому Сатане.

По крайней мере, он так считает.

---

Песок быстро разогревался, я уже опередил Гендельсона, по моей спине потекла струйка пота. Желтое однообразное море тянулось и тянулось, но лес на той стороне заметно приблизился. Под ногами неприятно хрустит, словно и не песок, а мелко-мелко измельченный щебень. Если там, где мы вошли, он желтый, то сейчас стал ржаво-оранжевым. Впереди среди мелких волн-барханов выступил полузасыпанный холмик. С первого взгляда показался мне камнем, что постепенно рассыпается в песок, как раньше рассыпались здешние горы, а это последний из оставшихся, но когда приблизился, жар ударил в череп сильнее, чем палящее солнце.

На меня смотрел пустыми глазницами человеческий череп. Даже на треть погруженный в песок, он доходил мне до груди. Изъеденный временем и жарким песком, он все еще сохранил почти все зубы, каждый размером в портсигар. Нижняя челюсть утонула в песке, однако я видел высовывающиеся кончики зубов, сточенные по кромке, кое-где выщербленные. Череп выглядит совершенно человеческим, если не считать размеров, но тогда непонятно, как можно существовать с таким, или в какие-то времена гравитация была иной?

За спиной послышалось сипение, храп, словно приближалась груженная каменными блоками телега, которую тянет одна крестьянская лошадка. Гендельсон обливался потом, но усердно бормотал молитвы. В ладони то и дело появлялся крест, Гендельсон творил крестное знамение обеими руками, плевал через левое плечо, сыпал заклинаниями против нечистой силы. Злость распирала меня с такой мощью, что я понимал ощущения парового котла, когда ему в топку набросают чересчур много угля.

– Сэр Гендельсон, – сказал я, – вы набросали в мой котел угля, набросали… Но вы забыли, что мы – не в Зорре! Это в Зорре ваши молитвы могут изгнать нечисть, ибо она там чужая. А здесь мы – чужие!.. Здесь Юг. Пусть самый краешек Юга, но здесь нет церквей, нет священников. Зато есть идолы… Давайте их лучше не раздражать!

Он ахнул:

– Как? Отказаться от борьбы со Злом?

– Мы сейчас не воины, – объяснил я с ненавистью. – Не воины!.. Мы – лазутчики. Мы должны пробраться в Кернель и отдать там талисман. Это принесет христианскому воинству больше сил и славы, чем если обнажим мечи, бросимся на ближайшую нечисть и красиво погибнем.

Он сказал надменно:

– В этом нет позора!.. Вы увидите, что я всегда готов отдать жизнь до последнего вздоха, а кровь – до последней капли…

– А что, – сказал я уже не сдерживаясь, – если барон, то обязательно – дурак?..

Он нахмурился, бросил ладонь на рукоять меча.

– Вы мне ответите, сэр Ричард!

У меня потемнело в глазах от страстного, прямо страстнейшего желания вытащить меч и встать в позицию. И сразу избавлюсь от этого дурака.

– Да хоть сейчас!

– Но у нас нет ни времени, – сказал он надменно, – ни возможности. Обнажающий меч на соратника, пусть даже вынужденного, – мерзок Господу…

– Я готов и на кулаках, – предложил я. – Или на ножах. У вас нож на поясе хорош!

Он брезгливо оттопырил губы.

– Что, как пьяные мужики? Нет уж, увольте. Вернемся в Зорр – я к вашим услугам. Нет, даже в Кернеле! Доставим талисман, и мы уже не соратники. Тогда я вполне к вашим услугам.

Челюсти мои сжались так, что стрельнуло в висках. Талисман, черт бы его побрал! Талисман надо доставить в первую очередь, а потом… как там в песне: сначала думай о Родине, а потом о себе.

– Хорошо, – сказал я и ощутил, насколько зловеще звучит мой голос, – в первый же день в Кернеле!.. В первый же час!

– В первый же час, – подтвердил он.

Я ощутил, что, потерпев поражение в этом, должен настоять на чем-то другом, получить реванш, сказал резко, даже не задумываясь, умно или глупо это звучит:

– Мы идем через чужую страну!.. Здесь либо не знали Бога, либо отреклись от Него. Здесь в почете магия, а ведьмы и колдуны не скрываются от лап инквизиции, а сами правят городами и селами. Так что засуньте себе в задницу свой золотой крест, не вытаскивайте на людях! Ни из задницы, ни из-за пазухи. Вообще не показывайте ни своего баронства… ни даже христианства. Никаких молитв вслух!..

Он смерил меня взглядом с ног до головы. Я ожидал новых оскорблений, на этот раз не стану сдерживаться, шарахну просто молотом, возьму талисман и отнесу сам. А это ничтожество пусть по частям звери выклевывают из его скорлупы…

– Вы очень ошибаетесь, – ответил он высокомерно, – полагая, что я не понимаю, где мы. Я не был здесь, но я слышал рассказы бывалых воинов… и знаю, что даже достойнейшие рыцари прибегали к хитростям. Надо только, когда произносишь ложную клятву, держать в кармане пальцы крестом или кукиш. Лучшие герои ездили по чужим странам неузнанными, а потом проводили по разведанным дорогам целые армии!

Я сказал сухо:

– Ну, раз уж лучшие герои… Ставим точку. Теперь вперед – в Кернель!

Мы обливались потом, над Гендельсоном вообще поднимались струйки пара, словно через участок пустыни двигался не человек в железе, а закипающий чайник. Он ломился вперед тяжело, сильно наклонившись вперед. Ноги увязали почти до колен, я слышал уже не хрип, а надсадный скрежет, словно его легкие высохли и стучали по ребрам, как жесть под напором ветра.

Я ощутил тень сочувствия, изнеженному барону еще хреновее, чем мне. Правда, по части изнеженности я тут любому дам сто очков вперед. Я вытер лоб, капли пота высыхают раньше, чем проползут по морде хоть миллиметр, губы пересохли, язык болтается, как деревяшка.

До леса около сотни шагов, Гендельсон хрипел все надсаднее. От деревьев в нашу сторону падает густая тень, сокращая нам путь еще на десяток шагов…

Краем глаза я ухватил движение на самой периферии зрения. Вдоль леса по желтому песку мчится всадник на гнедом коне. За ним развевается длинный зеленый плащ, чересчур длинный. Я так и не увидел его конца, плащ истончался, таял, но все еще угадывался, как размытый шлейф тумана. На всаднике подрагивала под порывами ветра темная широкополая шляпа с темно-зеленым пером, кафтан тоже темный, с оттенками коричневого, как и сапоги в широких стременах странной формы.

Всадник на миг повернул голову в мою сторону. Кровь замерзла во всем моем теле: у всадника вместо лица блистал белый пульсирующий свет. По нервам ударило тем сильнее, что в остальном все темное, мрачное, а лицо – сплошной белый свет, даже плазменный огонь, как при плазменной горелке на всю мощь.

Я ощутил на себе пронизывающий нечеловеческий взгляд. Рядом всхрапнул и застыл, как столб, Гендельсон. Всадник пронеся, как молния, но одновременно он словно бы плыл через пространство. Желтый песок взлетал под копытами, как брызги, и застывал в воздухе, будто налипал на невидимое стекло.

Мы провожали его взглядами, а когда растворился вдали, мы заспешили к стене деревьев. Я опередил Гендельсона, но сколько ни всматривался в песок, везде безукоризненные песчаные волны с мелкой рябью. Вон след от пробежавшего жука, вот где пронеслась ящерица, от каждой лапки отчетливый отпечаток, а за хвостом длинная извилистая канавка…

Гендельсон приблизился, я слышал жар от накаленных доспехов, однако барон останавливаться не стал, затрещали кусты, а когда я поднял от песка голову, в зелени тяжело грохнулось грузное тело.

Увы, когда я прошел по его следу, никакой кондрашки или грудной жабы – барон сидя снимал доспехи. От него волнами шел смердящий запах, пот пропитал вязаную рубашку под железом и стекал широкими струйками по лицу, груди.

– Это было… – прохрипел он, – просто… видение…

– Да, – сказал я, – но какое!

– Любое, – сказал он хриплым голосом. – Все видения – от дьявола!.. Мы должны… в Кернель. Кто знает, вдруг это испытание нам ниспослано не от Врага… а по милости Господа Нашего?

Я посмотрел на его измученное лицо с раскрытым ртом, он все еще жадно хватает ртом воздух, как рыба на берегу. Если это милость, то странноватая. Правда, тренер тоже гоняет своих спортсменов до седьмого пота, но из нас обоих спортсмены, как из Гендельсона менестрель.

– Вы что, – осведомился я с ядовитостью, – долго намерены вот так ожопивать землю?.. Кто-то крякал насчет Кернеля…

Он уже сбросил булатные рукавицы, ладони оказались белые, пухлые, нежные, а пальцы – ну вылитые сосиски. Не глядя на меня, вытер ладонями лицо.

– Сейчас переведу дух, – сообщил он, – и буду готов…

Хрен ты будешь, мелькнула мысль. Тут сам еле стою на задних конечностях, а я помоложе и покрепче. Да и не тащил на себе эту гору железа.

– Хорошо, – ответил я как можно суше, чтобы не дать проскользнуть в голосе жалости, – переводите… этот свой дух через улицу. А я посмотрю, что в лесу.

Он сказал обеспокоенно:

– Что может быть в лесу, кроме неприятностей?

– Я уже хочу есть, – сообщил я. – Вы ведь не удосужились захватить с собой оленины? Или все сожрали втихую? У меня не такие жировые запасы. Вы намерены ими поделиться со мной?

Деревья расступились, я двигался как мог, то есть старался бесшумно, как надлежит охотнику, но пер, как московский турист в подмосковном лесу: ломая ветки, цепляясь за все сучья, спотыкаясь на каждом корне, матерясь, что все здесь не так, и деревья не такие, и кусты в паутине, и зверей нет…