Юмико Секи - Холодно-горячо. Влюбленная в Париж

• Название: Холодно-горячо. Влюбленная в Париж
• Автор: Юмико Секи
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00396-8

Молодая японка осуществляет стремление всей своей жизни — приезжает в Париж, где…

Написанный с обезоруживающей искренностью, роман «Холодно-горячо» признан лучшим травелогом последних лет.

«Юмико блестяще удалось открыть Европу… европейцам»

The European

---

Около десяти вечера Тристан спустился в кондитерскую и принес сидр и бисквиты «Пти Лу». Он предложил мне остаться на ночь.

Чуть позже я заснула, убаюканная непривычным теплом.

Проснувшись на следующее утро, я какое-то время продолжала дремать. Тристан лежал рядом со мной с открытыми глазами, глядя в потолок. Должно быть, он проснулся незадолго до меня. Не поворачивая головы, он произнес ровным тоном:

— Знаешь, у меня есть друг.

Было очевидно, какого рода друг имеется в виду. Сбитая с толку, я спросила:

— Ты не любишь женщин?

— Не совсем так. Я прожил с одной девушкой три года.

— А с каких пор ты предпочитаешь мужчин?

— С тех пор как встретил Анджело.

Я подумала, что, судя по имени, он итальянец или испанец. Но оказалось — бразилец, профессиональный танцор.

— Но тогда то, что произошло между нами — что это? Ошибка?

— Нет. Я действительно хотел тебя. Мне очень жаль…

До этого момента вопросы гомосексуальности меня не слишком занимали. В Японии я иногда встречала трансвеститов, разгуливавших по увеселительным кварталам; также я помнила, как видела по телевизору одного певца, который с первого взгляда казался очаровательной женщиной, но пел глубоким баритоном. Однако в обществе, которое с давних пор привыкло, что в традиционном театре «Кабуки» женские роли играют мужчины, никого особенно не шокировала подобная экстравагантность. Впрочем, в основном гомосексуалисты не демонстрировали своих пристрастий и порой скрывали их до такой степени, что жили обычной семейной жизнью с женщинами.

В отличие от тех гомосексуалистов, которых я видела в Японии, в облике Тристана не было ничего женоподобного. Интересно, каков был его бразильский приятель? Он жил отдельно, а в данный момент был на гастролях. Я представляла себе его тело гибким, мускулистым, гладким и изящным.

Всего лишь несколько часов назад я думала, что наконец-то обрела друга в лице Тристана, — и вот выясняется, что он привержен такому постыдному пороку. Я напрасно пыталась его понять — образ двух совокупляющихся мужчин вызывал у меня отвращение.

Я погрузилась в тупое оцепенение, словно оглушенная сильным ударом. Потолок начал медленно вращаться у меня над головой. Руки и ноги отяжелели, все тело сотрясала дрожь. Кажется, я заболела.

— Ты вся горишь, — сказал Тристан, положив руку мне на лоб. — Должно быть, тебя продуло вчера на крыше. Это моя вина.

На самом деле он был здесь ни при чем — должно быть, я подхватила вирус гриппа еще несколько дней назад, а недавнее потрясение просто ускорило болезнь. Однако Тристан заботливо принес мне чаю, бисквитов и лекарств.

Из-за боли в горле мне было трудно глотать, и я выпила только лекарство, от которого погрузилась в полузабытье. Но так было даже лучше — физическая слабость позволила на время забыть о сердечном разочаровании.

Все то время, что я болела, я продолжала оставаться у Тристана.

Однажды вечером мы лежали рядом, и мое тело, разгоряченное лихорадкой, соприкасалось с его телом. Он предложил мне положить голову ему на плечо, но не стал ласкать меня. Так или иначе, я была не в том состоянии, чтобы предаваться любви. Во сне я по-прежнему видела его лицо, его улыбку. Я ждала, что он приблизится ко мне, но в этот момент увидела, как он протягивает руку к другому мужчине. Этот сон повторялся множество раз, но все время обрывался еще до того, как я успевала разглядеть лицо его любовника.

Несколько дней спустя я все еще продолжала оставаться в постели, когда кто-то позвонил в дверь. Потом звонок раздался снова, и я поняла, что Тристан куда-то ушел, оставив меня одну в квартире. Еще не было полудня, и я не представляла себе, когда он вернется. Однако незнакомый визитер продолжал звонить, как будто знал, что я здесь. Наконец я открыла.

— Привет. Можно войти?

Я с первого взгляда поняла, что это тот самый «друг». Высокий, идеально сложенный, с кожей темно-янтарного оттенка и певучим акцентом. Он стоял, прислонившись к лестничным перилам, и его непринужденная поза уже была сама по себе искусством.

— Тристана нет дома.

— Ничего страшного. Я просто хотел оставить у него сумку, чтобы не таскать ее с собой целый день. Я вернусь за ней вечером.

Он шагнул к двери, и я ощутила кошачий магнетизм, окружавший его, словно некая аура.

— Я — Анджело, — сказал он. — А ты — Юка, ведь так?

Оказывается, он даже знал, как меня зовут. В сущности, он ничуть не удивился, обнаружив меня в одиннадцать утра в квартире Тристана.

— Ты, кажется, болеешь? — добавил он. — Извини, что побеспокоил.

Несмотря на то что я знала о пристрастиях Анджело, его вежливость и обаяние тронули меня.

Он поставил на пол свою спортивную сумку и попросил у меня разрешения освежиться. Сквозь полуоткрытую дверь ванной я видела, как он стянул свитер, потом ополоснул лицо и торс. Его тело излучало неотразимую притягательность. Выпрямившись, он заметил в зеркало, что я за ним наблюдаю, и улыбнулся. Мною овладело странное ощущение. У нас с ним не было ничего общего, однако мы были сообщниками, делившими общего любовника. Один лишь этот нелепый факт стирал все различия между нами.

— Ты знаешь, — сказал Анджело, выходя из ванной, — если тебе нужен Тристан, если ты хочешь его видеть, то я не собираюсь тебе мешать.

Такая искренность была выше всякой ревности, всякого соперничества. Я не почувствовала в его тоне ни единой нотки высокомерия или снисходительности.

— Выздоравливай. До скорого! Чао!

И он легко сбежал вниз по витой лестнице, словно вспархивающая бабочка.

Мне уже не хотелось возвращаться в постель.

Едва лишь я оделась, вернулся Тристан, нагруженный провизией.

— Анджело только что приходил, — сказала я.

— Но тебя никто не заставляет сразу же уходить.

Я чувствовала себя выздоровевшей, и бездействие меня угнетало. Тристан предложил мне чашку чая, чтобы ненадолго удержать.

— Ты говорила с Анджело?

— Да, но он торопился. Ты знаешь, он произвел на меня приятное впечатление.

Тристан улыбнулся мне, как подросток, смущенный комплиментом.

— Ты не хочешь пойти на его спектакль? Его труппа выступает в эту субботу в Монтрей. А потом можно будет выпить по стаканчику.

Я с радостью приняла приглашение.

После долгих дней без движения голова у меня немного кружилась, ноги подкашивались. На улице я чувствовала себя странно. За последнюю неделю сильно потеплело, небо прояснилось. Это был как будто совсем другой мир.

Спустившись в метро, я увидела на стенах афиши новых фильмов — «Спасайся кто может» Годара и «Мой американский дядюшка» Алена Рене. Оба эти режиссера были представителями «новой волны», которая оказала косвенное влияние на мой приезд во Францию.

Скорый выход этих фильмов показался мне счастливым предзнаменованием. Я ощутила прилив энергии, мое лицо просветлело. Другие пассажиры в метро тоже улыбались — казалось, им передается мое хорошее настроение.

Глава 17

Токио, 1976–1978

Мoe анорексическое состояние оставалось без изменений в течение многих лет. Я почти ничего не ела, чтобы сохранить свой «вес пера», и действительно не прибавила ни килограмма, но в обмороки больше не падала. Окружающие понемногу привыкли к моей худобе. Я всегда чувствовала себя непохожей на других, но теперь это меня больше не беспокоило.

Консультации у психиатра продолжались в обычном режиме. Одновременно с этим я поступила в университет.

Как всякий очередной переход на новую образовательную ступень, поступление в университет перевернуло все мое привычное существование. Просторный университетский кампус, раскинувшийся на холме к югу от Токио, ежедневно заполнялся тремя тысячами студентов с разных факультетов. Я выбрала филологический факультет, решив специализироваться по французской литературе.

Здесь мы уже не были ограничены всевозможными правилами, как прежде в школе, — на смену им пришел безудержный либерализм. Никто не диктовал нормы поведения: мы одевались как хотели, в открытую курили и пили сверх всякой меры. Свободного времени у нас оставалось вполне достаточно. Я подрабатывала репетиторством, что приносило мне деньги на карманные расходы. Почти каждый вечер мы целой компанией отправлялись куда-нибудь развлекаться.

У многих молодых людей были свои машины, взятые напрокат или подаренные родителями. Наиболее распространенной моделью была маленькая «Хонда-сивик» — примерно то же самое, что «Рено 4Л» для французских студентов 1970-х годов, — однако у некоторых студентов из привилегированных семей были и западные автомобили — «БМВ», «Порше» или даже «Ламборджини». Стараясь избегать проверок на алкоголь, мы перемещались из бара в ресторан, из ресторана в диско-клуб. Наиболее интересные и модные сборища зачастую устраивались в таких местах, куда общественным транспортом было не добраться.