Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

• Название: Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
• Автор: Андрей Ланьков
• Жанр: История

КНДР часто воспринимается как государство, в котором сталинская модель социализма на протяжении десятилетий сохранялась практически без изменений. Однако новые материалы показывают, что и в Северной Корее некогда были силы, выступавшие против культа личности Ким Ир Сена, милитаризации экономики, диктаторских методов управления. КНДР не осталась в стороне от тех перемен, которые происходили в социалистическом лагере в середине 1950-х гг. Преобразования, развернувшиеся в Советском Союзе после смерти Сталина, произвели немалое впечатление на северокорейскую интеллигенцию и часть партийного руководства. В этой обстановке в КНДР возникла оппозиционная группа, которая ставила своей целью отстранение от власти Ким Ир Сена и проведение в КНДР либеральных реформ советского образца. Выступление этой группы окончилось неудачей и вызвало резкое ужесточение режима.

В книге, написанной на основании архивных материалов, впервые вводимых в научный оборот, рассматриваются драматические события середины 1950-х гг. Исход этих событий во многом определил историю КНДР в последующие десятилетия.

---

30 мая 1957 г. президиум (политбюро) ЦК ТПК принял резолюцию, которая называлась «О превращении борьбы против контрреволюционных элементов в общепартийное и общенародное движение». Резолюция эта была связана именно с развернутой весной 1957 г. кампанией по борьбе со шпионажем, однако сейчас очевидно, что этот документ имел исключительное значение для всей последующей истории КНДР. Именно эта резолюция легла в основу окончательного разделения всего населения страны на несколько десятков наследственных социально-политических категорий — печально известной северокорейской системы «сонбун». Каждый житель КНДР в зависимости от своего происхождения, своей деятельности до 1945 г. и своих заслуг (или прегрешений) перед режимом включался в одну из многочисленных групп, которые со временем приобрели наследственный характер. В конечном счете эта классификация стала отличительным признаком северокорейской социальной структуры. Грандиозная полицейско-бюрократическая работа по анализу семейных связей и биографии всего населения страны и его последующего формального разделения на 51 группу потребовала немало времени и была завершена только в начале 1970-х гг., но первые серьезные попытки в этом направлении были предприняты именно в 1957 г.

Другим важным политическим решением было введение «системы ответственности пяти семей» (кор. о хо тамдан чже). Эта система, впервые введенная в июле 1958 г., со временем превратилась в систему инминбан («народные группы»), которая является еще одной уникальной особенностью современного северокорейского общества[367]. В соответствии с этой системой каждый северокореец входит в такую «народную группу» вместе со всеми своими соседями, причем глава «народной группы» имеет немалые полномочия по контролю над повседневной жизнью ее членов. Объединение-«пятидворка» еще не являлось полным аналогом позднейших групп «инминбан», но оно уже отвечало за идеологическое воспитание и «политическую надежность» своих членов, а также предоставляло людей для разного рода мобилизационных кампаний. У таких низовых групп круговой поруки, во все времена являвшихся эффективным инструментом контроля над всем населением, было множество прообразов в истории Восточной Азии, но вот в советской традиции их аналоги практически отсутствовали.

Примерно в то же время правительство начало принудительное переселение «ненадежных элементов» в отдаленные горные районы страны (печально известное Постановление Кабинета Министров Nq 149)[368]. 1958–1959 гг. были периодом крупномасштабных чисток среди простого народа, эпохой, когда стала развёртываться, пожалуй, самая масштабная «охота на ведьм» в истории Северной Кореи.

Ё Чон — один из сторонников яньаньской фракции, сумевший впоследствии бежать в Китай, вспоминал: «1958 и 1959 гг. были бесконечным кошмаром и для меня, и для всего народа. День заднем люди жили как в страшном сне»[369]. Понятно, что похожим образом можно описать чувства большинства советских партийных кадров в разгар сталинских репрессий или же чувства китайской партийно-государственной элиты во время «культурной революции». Даже если упоминание «всего народа» в данном контексте и было некоторым преувеличением, представители элиты — партработники, генералитет, интеллигенция и вообще люди с «сомнительными связями» и «сомнительным прошлым» имели все основания, чтобы воспринимать сложившуюся ситуацию именно таким образом.

Из-за специфики доступных на настоящий момент источников мы лучше осведомлены о чистках среди партийных лидеров, чем о массовом терроре. Однако имеющиеся данные свидетельствуют, что к концу 1950-х гг. массовый террор тоже усилился и достиг беспрецедентных масштабов. Недавно обнаруженные материалы впервые предоставляют нам сведения о масштабах репрессий. В феврале 1960 г. Пан Хак-се, министр внутренних дел КНДР, сообщил советскому дипломату, что в ходе кампании с октября 1958 по май 1959 г. северокорейские спецслужбы «разоблачили» приблизительно 100 000 «враждебных и реакционных элементов». Чтобы в полной мере оценить масштаб этой статистики, надо вспомнить, что число врагов, «раскрытых» северокорейскими спецслужбами в период с 1945 (или 1948 г. — текст можно понимать двояко) по 1958 г., тоже составило 100 000 человек![370] Иными словами, всего за девять-десять месяцев 1958–1959 гг. преследованиям по политическим мотивам подверглось больше людей, чем за первые десять или даже тринадцать лет северокорейской истории. Цифра окажется еще более впечатляющей, если мы вспомним, что в 1945–1958 гг. в Северной Корее общество отнюдь не было демократическим, что это были годы «зависимого сталинизма». Кроме того, это десятилетие было отмечено кровавой войной, когда особо жесткие меры безопасности были необходимы. И тем не менее эти бурные годы оказались менее жестокими, чем конец 1950-х гг. Пан Хак-се сказал своему собеседнику, что только малое число судебных процессов завершалось казнями, а большинство «реакционных элементов» приговаривались к «перевоспитанию». Однако несложно догадаться, что подобное «перевоспитание» на практике означало отправку в лагеря. Не случайно, именно эти годы стали временем, когда была создана современная северокорейская система лагерей — в более ранние времена просто не существовало необходимости в том, чтобы размещать такое количество политических преступников. Опять-таки не исключено, что на проведение данной кампании существенное влияние оказали события в Китае, где также начались широкомасштабные преследования «правых».

На этом фоне 27 августа 1957 г. состоялись первые послевоенные выборы в Верховное Народное Собрание КНДР. Сами по себе эти выборы не имели практического значения, поскольку проводились они по испытанной сталинистской схеме «один кандидат на одно место». К тому же в Северной Корее тогда использовалась система двух урн — отдельно для бюллетеней «за» и «против» официальных кандидатов: если избиратель был настолько храбр (или наивен), чтобы решиться голосовать против правительственного кандидата, и направлялся к предназначенной для этого урне под бдительным взором местных кадров, то он сразу попадал в черный список. Результат был предсказуемым — 99,92 % (начиная с последующих выборов 1962 г. Ким Ир Сен ввел и вовсе уникальную традицию: в КНДР стали официально утверждать, что в очередных выборах приняло участие 100,0 % зарегистрированных избирателей, и при этом 100,0 % из них проголосовало за правительственных кандидатов!). Хотя выборы были явным фарсом, а «выборные» учреждения — политически беспомощными, сам факт их проведения имел символическое значение. Это были первые выборы с 1948 г., и их проведением руководство КНДР стремилось продемонстрировать, что оно пользуется поддержкой населения. Ким Ир Сен с гордостью провозгласил в своем выступлении 27 ноября 1957 г.: «Иностранные гости, недавно посетившие нашу страну, были удивлены, что в нашей стране проведены выборы, в то время как кое-где (в Венгрии. — А. JI.) происходит антиправительственное восстание и ситуация принимает серьезный оборот».

Выборы имели и еще ряд примечательных особенностей. Из тех 527 депутатов, что были избраны в ВНС в 1948 г., только 75 были переизбраны в ВНС во второй раз в 1957 г. Такая высокая степень ротации показывает, как сильно изменился состав северокорейской элиты[371]. Во-вторых, Верховное Народное Собрание 1957 г. было значительно меньшим по численности, по сравнению с ВНС созыва 1948 г.: в его состав входили всего лишь 215 депутатов. Северокорейские лидеры отказались от формальных претензий на общенациональное представительство, поэтому ВНС 1957 г. в отличие от своего предшественника не включало в свой состав так называемых «представителей Южной Кореи», якобы «нелегально избранных» на Юге — отсюда и его меньшая численность. Еще одним знаменательным признаком политических перемен было отстранение Ким Ту-бона, который с 1948 г. стоял во главе Верховного Народного Собрания и формально являлся главой северокорейского государства. Выборы состоялись всего за несколько месяцев до его формальной опалы и бесследного исчезновения, но было уже ясно, что политического будущего у патриарха корейских коммунистов нет. В 1957 г. пост председателя ВНС занял хорошо знакомый нам Чхве Ён-гон, который и оставался на этой важной в символическом плане, но политически незначительной должности вплоть до самой своей смерти в 1976 г.

Кроме того, в 1957 г. произошла самая знаменитая из той бесконечной череды мобилизационных кампаний, которые впоследствии стали столь типичными для северокорейского общества. Именно тогда началось широко разрекламированное «движение Чхонлима». Названо оно было в честь легендарного крылатого коня корейских сказок, который одним прыжком преодолевал расстояние в тысячу ли (около 300 км). Можно предположить, что изначально это движение являлось подражанием советским схемам, в первую очередь начавшемуся примерно в то же время движению «бригад коммунистического труда», которое широко пропагандировалось советской прессой с конца 1958 г. Впрочем, куда более явными были, опять-таки, китайские влияния, так что вскоре «движение Чхонлима» превратилось в несколько ослабленное северокорейское подобие китайского «большого скачка». Людей побуждали работать все больше и больше, делать все возможное для выполнения высоких (часто — совершенно нереальных) производственных планов. Необычайно интенсивная пропаганда создавала на рабочих местах атмосферу исключительного напряжения, которая во многом напоминала ситуацию на передовой во время войны.