Александр Введенский - Том 1. Произведения 1926-1937

• Название: Том 1. Произведения 1926-1937
• Автор: Александр Введенский
• Издательство: Гилея
• Жанр: Поэзия
• Год: 1993

Творчество А. Введенского (1904–1941), замечательного русского поэта, только сегодня приходит, наконец, к отечественному читателю. Входивший в группу ОБЭРИУ и погибший в заключении, Введенский не имел возможности публиковать свои произведения, поражающие как неповторимой интонацией, так и философской глубиной.

В первый том собрания вошли стихотворения и поэмы, написанные в 1926–1937 гг.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Авторизованная машинопись. Впервые опубликовано В. Казаком [71] (неточный текст).

«Вся вещь построена на строгом чередовании Ответов и Вопросов, причем начинается и заканчивается Ответом. Отвечающий несколько раз назван Ласточкой (стихи № 15, 27, 62), задающий вопросы назван в стихе 65 Спрашивающим. Проведена довольно строгая, хотя и не такая строгая, как в Разговорах, двухголосная полифония. В стихотворении 127 строк. Первая пара Ответов-Вопросов (стихи 1-14) — вступление. Со стиха 17 до 56 в Ответах рассказывается о пробуждении природы от сна. С 76-го и до конца в Ответах — описание дня и вечера до конца суток. В Ответах сохраняется семантическая связь независимо от Вопросов, их можно читать, пропуская Вопросы. Парадигматическая связь двух голосов здесь такая же явная, как в Разговорах. На Вопросы, иногда созерцательно философского характера, Ласточка отвечает обычно не прямо или вообще не отвечает» (Я. С. Друскин [114]).

Выше уже указывалось, что, здесь, как и во входящей в № 19 Беседе часов, мотивы животных и растений переплетаются с темой времени (см. примеч. к с. 139).

— Вбегает ласточка. — Образ ласточки имеет в европейской литературе обширную историю и символику, колеблющуюся от инфернальной до мессианской. «Весенняя» символика ласточки, находящая богатое выражение в обряде, фольклоре и поэзии (назовем хотя бы «Pervigiliuni Venecia» с соответствующей реминисценцией у Т. С. Элиота или «Tristia» О. Мандельштама), в данном тексте может быть поставлена в связь с рассветной темой, провозглашаемой ласточкой.

— Где нет значительной величины воды — Ср. ниже: Пустые числа оживлены… См. примеч. к № 3.

— Нe есть ли море лучший мир. — Этот вопрос является одновременно как бы формулировкой «проблемы» двух более ранних произведений Введенского — Значенья моря и Кончины моря (см. №№ 16–17 и примеч. к ним).

— Ласточка что нам делать? Ты сама задаешь вопрос — «…В этом месте голоса пересекаются: Ласточка вместо ответа сама задает вопрос. В музыке ото называется перечением голосов. После этого перечення — пересечения — голосов снова восстанавливается их прежние функции: Ответы продолжают описание дня, вечера и наступления ночи. Вопросы — связанные с этим размышления. Но пересечение голосов в середине стихотворении придает единство и цельность полифонии почти самостоятельных голосов, иногда даже как будто и не связанных между собою» (Я. С. Друскин [114]).

— Жук… — муравей… — См. примеч. к № 7.

— Безупречная вода… и т. д. — Наиболее развернутое выявление «подиной» темы в этом стихотворении, представленной также мотивами моря, снега, ручья, воли, рос, влаги, рыбы и чрезвычайно значимой в развертывания сюжетной основы стихотворения (см. след. примеч.).

— Она бежит бездонные года. — Наряду с эксплицированием в этом стихе связи «водяной» темы с темой времени, укажем, чти в свернутом виде эта связь присутствует для Введенского в самом названии стихотворения, как это реконструируется из поэмы Кругом возможно Бог: глядите вся земля вода. / Глядите вся вода сутки (с. 149). Ср. также №№ 7, 8, 14 и примеч. к ним.

— Шипит брошенная в ручей свеча, / из нее выходит душа. — Помимо реализации здесь постоянного у Введенского мотива свечи, с его эсхатологической окраской, интересно указать на соположение его с мотивом воды (см. предыдущее примеч.), эту эсхатологичность выявляющую. Ср. аналогичный образ в эпилоге № 19 — …коптящей свечкой / рухнешь в речку… и примеч. к с. 152.

— И рыбак сидящий там где река / незаметно превращается в старика. — В контексте сказанного в двух предыдущих примечаниях, упомянем также соположение у Введенского мотивов реки и смерти. См. примеч. к №№ 2 (с. 56), 7 и 23.

— Деревья есть частица ночи… — См. примеч. к № 26.

— …листья ответ, — Интересно, что в предыдущем ст-нии говорится именно о невозможности увидеть на ничтожных листьях незаметных слов, связанных с основными сущностями. См. примеч. к № 26.

28–30

Общая авторизованная машинопись, привезенная Введенским в Ленинград из Харькова около 1939 года. В этих произведениях, тяготеющих к драматической форме, мы печатаем стихи, как противопоставленные прозаическому тексту, с заглавных букв, что соответствует их написанию в авторской машинописи.

28. Потец*

Впервые опубликовано нами: [48]. По аналогии с предшествующими случал ми исправляем возможную опечатку: ссеркая ногами (вместо сверкали, — с. 195).

Темой произведения является выяснение сыновьями значения слова Потец (ср. примеч. к №№ 9 и 16, а также в «Серой тетради»: Перед каждым словом я ставлю вопрос: что оно значит… — № 34), причем значение это заранее им уже известно, в чем можно видеть еще одно проявление, в новом контексте, мифологемы «вечного возвращении», с которой мы уже встречались у Введенского в связи с категорией обратности (см. примеч. к №№ 14, 22 и мн. др.). Мотив этот, принадлежащий к числу наиболее универсальных архетипических мотивов поэзии, эксплицирован в первой части в ремарке Им хочется все повторить (которая сама повторяется в Части третьей). Этот мотив в более широком плане выделяется на уровне структуры произведения, строящегося в том числе и на бесконечно варьируемом повторении вопроса о том, Что такое есть Потец с сопутствующими мотивами. Вопросы сыновой к отцу призывают его на них ответить в вербальной форме (обнародуй, скажи-ка, расскажите, ответь, отвечай, давай ответ, объяснит ли…), однако ответ они получают практически, — в форме отцовской смерти, составляющей, очевидно, тот самый непрямой ответ, которого они понять не в состоянии (ср. ниже замечания в связи со словом Пролог). О самом слово Потец см. ниже, примеч.

Нам кажется уместным привести здесь несколько слов из исследования О. М. Фрейденберг, посвященных категориям загадывания и отгадывания, с которыми, в их глубинном значении, можно видеть аналогию и в построении комментируемого произведения: «Отгадывание и загадывание — важный элемент архаичных действ. Мы знаем, что словесное загадывание приносило жизнь или смерть. Обычно в сказке тот, кто не может ответить на загадку, умирает, а тот, кто отвечает на нее, получает спасение и победу. Загадчик, загадка которого разгадана, погибает… Сфинкс может приносить смерть, пока его не победит в разгадке Эдип. Таким образом, носитель загадки и есть та смерть, от которой спасается разгадчик» (Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936. С. 138). Переходя к нашему произведению, можно сказать, что и сыновья, и отец как бы задают друг другу одну и ту же загадку про Потец, с формой которой сближаются высказывания как тех, так и другого, причем знание ответа — отцом постоянно (Я знаю. Знаю!), а сыновьями заранее — ставит их в смертельную друг от друга зависимость.

Сыны стояли у стенки… — Мотив стены, один из ключевых в произведении, перекликается с универсальной его символикой разделения, отъединения, в том числе мистического (напр., знаменитейшая Стена плача в Иерусалиме).

— …День конца и дочь весны. — Отметим характерную для Введенского модель бессмыслицы, создаваемую путем подстановки слова, значение которого восстанавливается из контекста, однако сохраняющего фонетическую близость к слову субституируемому (дочь — ночь). Еще более интересно, однако, что слово-заменитель фонетически перекликается и со своим контекстуальным партнером, служащим ключом к восстановлению слова семантически правильного (день — ночь): день — дочь.

— Сыновья, позвенев в колокольчики, загремели в свои языки… — Интересна реализация во второй части фразы омонима уже имплицированных в первой ее части языков (колокольчиков).

— И воскликнул отец — Пролог… — В свете сказанного о содержащейся в тексте оппозиции, с одной стороны, вербальной формы сыновьих вопросов (и призыва к вербальному же ответу), и с другой, ответа отца действием, — особенно интересным представляется слово Пролог, сочетающее этимологическое значение вербальности (греч. προλογος 5; ср. при этом значение соответствующего глагола προλεγω — предсказывать, прорицать) — со значением действия par excellence, как действия драматического (пролог, по Аристотелю, есть законченная часть трагедии, предшествующая выступлению Хора). Возможна дополнительная коннотация этого слова в связи с названием одноименного славяно-русского церковно-учительного сборника с его «стишным» вариантом, в значительной мере состоящего из поучений и учительных рассказов (последнее может быть поставлено в связь с сюжетом нашего произведения, как бы посвященного выяснению слова Потец). Напомним, что название «Пролог, или Сон во сне» дала позднему своему, наиболее мистичному циклу стихов Ахматова (т. е. Пролог к сожженной пьесе). — Здесь же, строкой ниже, читаем: Усните сыны, / Посмотрите сны.