Юрий Иванов-Милюхин - Чеченская рапсодия

• Название: Чеченская рапсодия
• Автор: Юрий Иванов-Милюхин
• Издательство: Крылов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9717-0413-3

На Кавказской оборонительной линии стоят казачьи сотни. Вместе с регулярными войсками терцы не только охраняют свои станицы и поселения русских крестьян, но и совершают походы в глубь территории горцев, для защиты местного населения от кровожадных мюридов Шамиля. Все трое сыновей Даргана Дарганова, атамана Стодеревского юрта, принимают участие в битвах. Из Парижа на поиски драгоценностей, принадлежащих народу Франции, отправляется кавалер Буало де Ростиньяк. Путь Буало лежит в Россию, на Кавказ — именно туда ведут следы завладевшего сокровищами терского казака Даргана и его жены-парижанки. Но причудливые русские обычаи и суровые чеченские нравы ставят множество опасных ловушек на пути отважного шевалье.

---

В горнице Софьюшка, всегда пропускавшая Даргана вперед, вдруг выскользнула из-за его спины и встала с ним рядом. Атаман поморгал, давая глазам привыкнуть к свету, приглушенному занавесками на окнах, и вдруг в ноги к нему кинулась Аннушка, она обхватила ноговицы руками и сунулась лицом к отцовским ступням. Дарган покрутил головой и недоуменно уставился на супругу, он никак не мог понять, в чем провинилась старшая дочь, и неожиданно заметил, что Софьюшка выставляет перед собой икону, которой когда-то благословлялась на замужество его мать, а перед ней — его родная бабка. Старообрядческая икона была намоленная, она переходила из поколения в поколение.

— Что это с ней? — не отрываясь от лика святого и одновременно указывая рукой на дочь, спросил Дарган у жены.

Он снова осмотрел горницу и заметил кавалера в шляпе, в ботфортах и при шпаге, на пальцах у него посверкивали несколько богатых перстней. По обе стороны от него пристроились члены семьи, на лицах их отражалась значимость события, о котором полковник еще не догадывался. Петрашка с французской мамзелькой прижимались друг к другу, по их напряженным фигурам ощущалось, что они тоже, несмотря на великую провинность перед казачьим укладом жизни, хотят что-то сказать.

Атаман повернулся к родным.

— Да что сегодня с вами?

И вдруг услышал робкий голос Аннушки:

— Благословите, батюшка с матушкой. Не могу я без него.

— Без кого ты не можешь, доча? — в который раз за последнее время ошалел Дарган.

— Без Буалка этого, француза в высоких сапогах. Люблю я его, проклятого.

Пока атаман метался взглядом по кругу, не зная, на ком его остановить, кавалер подкрутил усы, затем снял шляпу, прижал ее к груди и встал рядом с Аннушкой. В его глазах отражалась светлая озабоченность, он даже не подумал посмотреть в сторону своей недавней невесты и спутницы в одном лице.

— Я тоже желаю, чтобы вы, месье д'Арган, и вы, мадам Софи, по казачьему обычаю освятили мой союз с вашей дочерью мадемуазель Анной, — уверенно заявил он и так же без сомнений добавил: — Я полюбил эту девушку, как только переступил порог вашего дома. Обязуюсь заботиться о ней и уважать Анну до конца своих дней.

Не успел Дарган осознать, что происходит в его доме, как рядом с первой объявилась вторая пара. Теперь московский студент, как минуту назад кавалер, склонил перед отцом с матерью свой непокорный чуб, а его подруга опустилась на одно колено.

В этот момент послышался негромкий шепот Аленушки, обращенный к мужу:

— Надо было не Аннушке, а нашему Захарке с Иришкой встать под благословение первыми. За ними Петрашка с француженкой, а потом уже сестрице твоей.

— А ты бы сумела упредить Аннушку? — одернул ее Панкрат, не дававший баловаться своим детям, стоявшим рядом с ним. — За ней сам черт никогда не угонялся.

Больше никто из домашних не обратил внимания на невольное отступление от казачьих правил, потому что все они принимали участие в обряде, подоспевшем как тесто для подового хлеба.

Тут и Петрашка наконец прочистил горло и с дрожью в голосе произнес, тоже с нарушением очереди:

— Батяка и мамука, благословите и нас на совместную жизнь. Я полюбил Сильвию, она ответила мне взаимностью.

— Ви, месье д'Арган, — эхом откликнулась девушка и добавила, с трудом подбирая русские слова. — Я люблю своего Пьера, я хочу за него замуж.

Дарган машинально потянулся рукой к пуговицам, до него только сейчас дошло, что он красуется перед детьми в рубашке и в заправленных в ноговицы брюках. Папаха, черкеска, пояс с оружием и даже неизменный казачий атрибут на все случаи жизни — нагайка — остались лежать в комнате. Он повернулся в сторону двери, ведущей в их общую с Софьюшкой спальню, собираясь поспешить туда, но жена одернула мужа. Она сдавила его локоть пальцами и снова молча воззрилась перед собой, ожидая продолжения обряда.

И оно не заставило себя ждать. Вслед за Петрашкой и Сильвией пред родительскими очами предстали Захар и Ингрид, до сей поры как бы со стороны наблюдавшие за происходящим. Новая пара присоединилась к двум другим, в глазах у них горел тот же негасимый огонь любви. У полковника в мозгах замутилось окончательно, к такому повороту событий он совсем не был готов. Захар снял с головы папаху и склонил белобрысый чуб, его шведская пассия последовала примеру французской мадемуазели, она грациозно опустилась на одно колено и уставилась в раскрытые перед собой ладони, словно принялась читать Библию.

— Отец наш и мать, мы тоже становимся под ваше благословение, — торжественно сказал Захар. — Я люблю Ингрид и без нее не представляю своей жизни.

— Господин Дарган и госпожа Софи, мой суженный сказал правду, — с едва заметным акцентом тихим голосом пролепетала шведка. — Я очень люблю Захара, одного из ваших сыновей и моего жениха, и хочу выйти за него замуж.

Аленушка, державшая за руку Павлушку, собралась было прыснуть в кулак, ей, привыкшей к жестким горским законам, было неудобно наблюдать за братьями и сестрой мужа, которые не соблюдали никаких правил.

— У них все получилось шиворот-навыворот, — ткнулась она смеющимся ртом в плечо супруга.

— В нашей семье все происходит как надо, — не поддержал ее Панкрат. Он поднял правую руку, перекрестился и поставил точку в разговоре с женой: — Значит, так было угодно самому Богу.

Наконец Дарган опомнился, провел ладонью по лицу и внимательно присмотрелся к выстроившимся перед ним молодым парам.

Прежде чем взять икону из рук Софьюшки, он спросил, ни к кому не обращаясь:

— А какой у нас сегодня день?

— Яблочный Спас, батяка, — хором ответили сыновья.

— Яблочный Спас, Дарган, — подтвердила Софьюшка. — Самый любимый в народе летний праздник.

Атаман взял у жены икону и поднял ее на уровень груди. Все три пары тут же опустились на колени.

— На яблоки нынешний год был урожайным, — как бы про себя сказал Дарган, затем согнал с лица все сомнения и загудел по примеру станичного уставщика: — Благословляю Захарку с Сильвой, Петрашку с Иришкой, Буалка с Аннушкой на счастливую совместную жизнь. Пусть она будет у вас такой же полной, как этот урожайный год, и пусть в ваших семьях никогда не смолкают детские голоса. Отцу и сыну и святому духу, аминь.

— Аминь! — эхом отозвалась большая семья.

В августе у православных верующих столько праздников, сколько их не наберется ни в каком другом месяце года. Тут и Илья Пророк, который лишь в свой день мочился в воду, отчего она становилась холодной и купаться в ней было уже нельзя, и Почаевская, и Смоленская, и Иуда Маккавей — этот к православию вообще был сбоку припеку. Здесь и Успенский пост с Яблочным Спасом с созревшими овощами и фруктами, за которым следовала сама Пречистая. Гуляй, если на то есть желание, и благословляй Господа, давшего людям столько радостных дней.

Не обошел стороной знойный август и семью Даргановых, одарив ее сразу несколькими знаменательными событиями — приездом сыновей, набегом неведомых ранее родственников по линии Софьюшки, а под конец еще и тройной свадьбой. По такому случаю гудел не только дом станичного атамана, гуляла вся станица Стодеревская. Наехали в гости казаки из других станиц по Кизлярско-Моздокской линии, заглядывали русские солдаты и офицеры, даже горцы и степняки. Были и турки с греками, промышлявшие по правому берегу Терека разными товарами.

Но всех притягивало к дому Даргановых не хлебосольное раздолье, такое на Кавказе было не в новинку, и даже не то, что хозяином праздника являлся сам станичный атаман, а то, что в одном доме в один день праздновалось сразу три свадьбы. О подобном терские казаки никогда не слышали, потому что жизнь по соседству с воинственными горскими народами сплошь состояла из опасностей. И чтобы все три сына как один дожили до своих свадеб, такого тоже припомнить никто не мог. Добавляло грусти лишь то обстоятельство, что все виновники торжества скоро должны были уезжать из гостеприимного дома. Это играло роль той самой плетки, заставлявшей гостей пить вино восьмистаканными чапурами и закусывать питье свиными окороками и бараньими лопатками. Через месяц ведь не придешь и не напомнишь Даргановым, какую услугу пришлось оказать, когда свадьба катилась по станичной улице колесом от цыганской брички. Казаки и прочие гости вволю пили, громче обычного славили молодоженов и показывали свою удаль в песнях и танцах.

Урожайный август подкатился к концу, вместе с ним все дальше уходили русские полки и приданные им казачьи сотни. Они углублялись на территорию горной Чечни и заоблачного Дагестана, оставляя позади себя, казалось бы, мирные аулы с присмиревшими горцами. В этот раз ни один из членов большой семьи Даргана Дарганова не пошел воевать, зато в поход отправились Чигирька и Тараска, сыновья родного брата атамана, подъесаула Савелия, да подросшие наследники его кумовьев. На свекров судьба полковничий дом обделила, эти близкие родственники жили далеко, в Европе. Но и без отцов иноземных жен, окрученных с братьями Даргановыми, родни на просторном атаманском базу, как и снаружи его, было достаточно. Именно один из своих, крестник Панкрата, и летел сейчас на дончаке вдоль станичной улицы, распушив полы рубашки и нахлестывая лошадь нагайкой. Мальчик лет десяти спешил прямо к воротам.