Ольга Чехова - Мои часы идут иначе

• Название: Мои часы идут иначе
• Автор: Ольга Чехова
• Издательство: Вагриус
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-7027-0579-3, 3-7766-1079-4

В истории XX столетия найдется немного женщин, чья судьба столь же уникальна, как судьба Ольги Чеховой. Кем же она была на самом деле? Второй Матой Хари (уже давно и упорно об Ольге Чеховой говорят как о супершпионке), внедренной в верхушку нацистского руководства по личному приказу Сталина? Или просто яркой удачливой женщиной, талантливой актрисой, жизнелюбие и энергия которой позволяли ей повсюду быть своей — будь то светские салоны дореволюционного Петербурга, театральная и кинобогема Москвы и Берлина или напыщенные приемы главарей фашистской Германии? Мемуары артистки не дают на этот вопрос однозначного ответа.

Olga Tschechowa. Meine Uhren gehen anders. 1973.

Перевод с немецкого Е. Захарова

Ольга Чехова. Мои часы идут иначе. Издательство «Вагриус». Москва. 2000.

---

— Это ложь!

Кайзер снисходительно усмехается, словно бы говоря: «Ну хорошо, хорошо», а затем продолжает:

— У нас в Америке из того, что вам здесь, в Германии, доставляет одни заботы, можно запросто составить капитал. Без проблем, госпожа Чехова, уверяю вас — без проблем…

И он не лукавит, к сожалению: еще несколько месяцев назад одна из ведущих нью-йоркских газет предлагала мне через посредника отправиться в Америку и написать мемуары. При этом важны были не факты и подлинная историческая правда сами по себе, а сенсационность всего того, что я напишу. А если то, что было в действительности, окажется не так красочно, этому можно со спокойной совестью помочь — например, упомянуть о моих интимных контактах с высшими должностными лицами Третьего рейха, «лучше всего о тех, кто уже мертв, чтобы нам не докучали назойливыми опровержениями».

Далее мне дали понять, что этими мемуарами я обеспечу себя до конца своей жизни, не считая того, что «после публикации откровений миллионеры выстроятся к вам в очередь»…

Таково, в общем и целом, предложение американской газеты, о котором, несомненно, знает мистер Кайзер и которое он не прочь дополнить своими намеками.

Однажды воскресным утром Кайзер появляется в моей квартире, как обычно, настаивает на моем согласии и дает понять, что во второй половине дня улетает в Вену, чтобы вести переговоры с Рудольфом Пракком.

На радостях, что Кайзера не будет пару недель, я совершаю две глупости: прошу его захватить в Вену костюм Пракка, который коллега оставил у меня в самом конце войны, а кроме того, привезти из Вены бриллиантовое кольцо, которое я, в свою очередь, оставила у Рудольфа Пракка на сохранение.

Вечером Кайзер не в Вене, а все еще в Берлине.

После спектакля он является в мою гримерную, не говоря ни слова, подходит к телефону, набирает номер и докладывает какому-то американскому майору, что он только что разыскал меня и, хотя уже поздно, пусть майор ждет его в любом случае…

Кайзер кладет трубку, бросает на меня красноречивый взгляд («Итак, кое-что я раскрыл, моя дорогая…»), затем идет к двери, рывком раскрывает ее, проверяет, нет ли кого в коридоре, снова закрывает дверь, выключает свет, подходит к окну и всматривается наружу.

— Что это все значит, мистер Кайзер?!

Кайзер продолжает всматриваться в темноту и наконец спрашивает меня, с трудом сдерживаясь:

— Что за дельце вы задумали с этим костюмом?

— С каким костюмом?

— С тем, который якобы принадлежит господину Пракку.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Не изображайте из себя невинного ангелочка, дорогуша, вы — актриса. Притворяться — ваша профессия.

Я встаю, снова зажигаю свет и говорю совершенно спокойно:

— Как это часто бывает, существует два выхода, мистер Кайзер: либо вы уходите сами, либо я прикажу выкинуть вас отсюда.

Кайзер реагирует на это, как настоящий киногерой: с сожалением пожимает плечами, вынимает голубой листок бумаги из своей папки, медленно разворачивает его и кладет передо мной.

— Эта бумага вам, конечно же, не известна? — усмехается он.

Передо мной лежит светокопия с какими-то кружками, линиями, геометрическими фигурами и математическими формулами.

— Нет, — отвечаю я, сбитая с толку, — я не знаю, что это такое.

— Так я и думал, — насмешливо улыбается Кайзер, — не соблаговолите ли взглянуть еще раз?..

Я рассматриваю светокопию ближе — по краю она явно была прострочена швом, остались дырки.

— Ну, что теперь скажете?

— Ничего.

Кайзер кивает, открывает свой чемодан, вынимает костюм Пракка и спрашивает:

— Но этот костюм вы узнаете?..

— Да.

— Вы дали его, чтобы я отвез в Вену…

— Да.

— Значит, вы больше не отпираетесь?

— От чего я больше не отпираюсь?

Кайзер берет светокопию со стола и сворачивает ее:

— От того, что вы пытались переправить со мной эту бумагу в Вену…

— Я не понимаю вас.

Кайзер принимает вид полицейского комиссара, который близок к цели.

— Вы тщательно вшили бумагу вот сюда, — он показывает распоротую подкладку пиджака Пракка, — и, уж конечно, лучше меня знаете, какое значение имеют эти формулы для некоего физика-атомщика… в русском секторе Вены!..

— Вы сумасшедший?

— Нет. Я более чем убежден, милейшая, что вы и сегодня еще занимаетесь шпионажем, вернее, что вы снова занялись шпионажем…

Я ошеломленно смотрю на распоротый шов пиджака Пракка.

— Кто-то решил сыграть со мной дурную шутку, — говорю я тихо, — очень дурную шутку…

Кайзер сохраняет комиссарскую интонацию:

— Трюк вскрылся при проверке на границе. К моему, а еще больше вашему счастью, при этом присутствовал мой друг майор Бредли. Он поручился за меня. И по моей настоятельной просьбе согласился — пока! — воздержаться от доклада по инстанциям… Что будет дальше, зависит от меня, госпожа Чехова!..

Последнее замечание Кайзера вернуло мне способность рассуждать хладнокровно: человек предлагает мне голливудский контракт и между прочим охотится за шпионами… Что бы это значило? Какой должна быть моя реакция? Я, само собой разумеется, должна была бы вышвырнуть его и заявить в полицию. Естественно…

Но в эти времена все неестественно. Господствует оккупационное право одностороннее право, мягко говоря… А Кайзер — американец.

И тем не менее я спрашиваю его, что он, как представитель «Парамаунта», имеет общего с «атомным» шпионажем.

— Сам по себе ничего, — бойко отвечает он. — Но я должник перед моим другом майором Бредли и хочу как можно быстрее внести ясность в это сомнительное дело. Кроме того, я, как предъявитель костюма Пракка, по вашей милости попал в двусмысленное положение. Я, бывший солдат и сотрудник разведки, этого потерпеть не могу.

В последующие дни Кайзер обшаривает каждый квадратный метр театра и моей квартиры.

После этого заявляет, что теперь убежден в том, что я была без моего ведома вовлечена в контрабандный провоз документов. Некоторые признаки указывают на то, что определенные люди очень тонко воспользовались моим именем и моими контактами. Уже несколько дней за мной ведется наружная слежка неизвестными лицами, люди Си-ай-си* будто бы установили, что это, скорее всего, русские.

Я иду к телефону. Я собираюсь позвонить в советскую комендатуру, чтобы внести ясность.

Кайзер вырывает трубку из рук и набрасывается на меня:

— Бросьте! Теперь я даю вам две возможности на выбор: либо вы помогаете нам выйти на след этой организации, либо я вынужден буду арестовать вас.

Чуть позже предположения Кайзера о «советской организации» словно бы подтверждаются: из вечера в вечер по пути из театра в Кладов за мной следует «опель-кадетт». На третий вечер я пытаюсь отделаться от преследующей машины еду боковыми улочками, внезапно меняю направление. Тщетно. Машина прилипла ко мне, словно репей.

На следующий вечер она вновь тут как тут.

Я пробую новый обманный прием — еду по улицам со встречным движением. Безуспешно. Машина упорно держится на расстоянии, но не исчезает из моего поля зрения.

Когда наконец я выхожу из машины перед своим домом в Кладове, «опель» тоже останавливается примерно в ста метрах с потушенными огнями. Потом разворачивается и исчезает в темноте.

На следующий вечер он снова тут как тут, держится позади меня, пока я не вхожу в дом, после чего разворачивается обратно.

Дома я обнаруживаю письмо на русском языке, написанное каким-то странным слогом, без какого-либо обращения:

«Вы в большой опасности! Видел вашу фотографию — без ума от вас. С этих пор не могу прикоснуться ни к одной другой женщине. Все время я спрашивал себя: зачем эта война? Сегодня я знаю: это было предопределено, я должен был познакомиться с вами. Я попытаюсь защитить вас от угрожающей вам опасности и буду следовать за вами на соответствующем расстоянии.

Автомобиль № 32684».

Итак, может, это вовсе никакой не «агент-враг», а излишне экзальтированный, пылкий почитатель?

Далее происходит следующее: в дом присылают цветы и конфеты. Это почти непостижимо. Откуда в наше время у человека бонбоньерка?

Я настораживаюсь, даю сначала понюхать пралине моей кошке и доверяю безошибочному инстинкту животного: вредное она есть не станет…

Кошка не прикасается к сладостям. Моя подозрительность растет.

Следующей ночью в дверь отчаянно названивают, вдобавок кто-то оглушительно сигналит автомобильным клаксоном. Это продолжается долго.

Когда я открываю дверь, машина срывается с места. Мне под ноги падает письмо. Отправитель: «Автомобиль № 32684». Строки набросаны торопливо:

«Я люблю вас больше всего на свете! Больше не могу! Приезжайте прямо сегодня ночью — умоляю вас! Жду вас через полчаса — в 500 метрах отсюда, по дороге в театр!»