Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

• Название: Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
• Автор: Олег Хлевнюк
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1314-7

На основании архивных документов в книге исследуется процесс перехода от «коллективного руководства» Политбюро к единоличной диктатуре Сталина, который завершился в довоенные годы. Особое внимание в работе уделяется таким проблемам, как роль Сталина в формировании системы, получившей его имя, механизмы принятия и реализации решений, противодействие сталинской «революции сверху» в партии и обществе.

***

Cталинская система была построена преимущественно на терроре. Это сегодня достаточно легко доказать цифрами, фактами. (…) Теперь мы благодаря архивам сумели изучить огромную проблему действительного соотношения общественной поддержки и общественного отторжения сталинизма. Мы, например, знаем, чего не знали раньше, что в 30-е годы в стране произошла настоящая крестьянская война. В антиправительственные движения были вовлечены несколько миллионов крестьян. (…) Голодомор в какой-то степени был реакцией на эти движения, которые действительно продолжались буквально с 32-го года, и в общем-то, на самом деле, крестьянские выступления заглохли потому, что голодные и умирающие люди просто уже не имели физических сил сопротивляться. (…) Теперь у нас есть много фактов о том, как происходила на самом деле борьба с оппозицией, как Сталину приходилось шантажировать некоторых своих соратников — например, пускать в ход компрометирующие материалы для того, чтобы удержать их возле себя.

Само количество репрессированных, а речь идет о том, что за эти 30 лет сталинского существования у власти (я имею в виду 30-е — конец 52-го года), разного рода репрессиям подверглись более 50 миллионов людей, свидетельствует о том, что, конечно же, эта система во многом была основана на терроре. Иначе он просто не был бы нужен.

Нужно просвещать, нужно писать, нужно говорить, нужно разговаривать, нужно приводить факты, нужно наконец эти факты просто знать. Хватит уже оперировать вот этими вот древними, в лучшем случае годов 50-60-х фактами, не говоря уже о том, что хватит оперировать фактами, которые сам Сталин выписал в своем «Кратком курсе». И давайте остановимся. Давайте все-таки начнем читать серьезную литературу. Давайте будем, подходя к полке в книжном магазине, все-таки соображать, что мы покупаем…

О.В.Хлевнюк (из интервью) 2008 г.

---

Хлевнюк О. В Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

ВВЕДЕНИЕ

«От хозяина по-прежнему получаем регулярные и частые директивы, что и дает нам возможность не промаргивать», — писал Л. М. Каганович своему другу и коллеге по Политбюро Г. К. Орджоникидзе 2 августа 1932 г.[1] Речь шла о директивах Сталина, руководившего работой Политбюро с юга, куда он отправился в традиционный длительный отпуск. Более четырех лет спустя, во время очередного отпуска Сталина, Каганович вновь сообщал Орджоникидзе: «Что касается общих дел, то идут они у нас неплохо. С хозяином мы связаны очень хорошо»[2]. Оба, и Каганович, и Орджоникидзе, были ближайшими соратниками Сталина и формально как члены коллективного руководящего органа Политбюро почти равными ему по статусу в иерархии большевистской власти. Несмотря на это, Каганович, обращавшийся к Сталину на «Вы», так же, как Орджоникидзе, Молотов, Ворошилов и другие, считавшиеся друзьями Сталина, на определенном этапе признали его «хозяином». Сам Сталин, судя по тому, что эта формулировка вошла в обиход кремлевской верхушки, не возражал. Играя с дочерью, он называл ее «хозяйкой», а себя «секретаришкой»[3], переиначивая реальный мир, в котором именно он был хозяином, а его соратники «секретаришками». Взрослые игры в «хозяина» не были шуткой. Проведя свою кровавую «революцию сверху», переломавшую уже сломанную страну и уничтожившую многие миллионы людей, безраздельно распоряжаясь жизнями даже соратников, формальных членов «коллективного руководства», Сталин сосредоточил в своих руках такую власть, какой обладали далеко не все диктаторы, известные истории.

Как одно из ключевых явлений новейшей мировой истории сталинская диктатура вызывает огромный интерес и многочисленные не только научные, но и политические споры. Даже через полстолетия после смерти Сталина, в условиях, когда сталинская система с трудом выживает только в одной стране мира — Северной Корее, проблемы сталинизма не превратились в сугубо научный предмет. Несмотря на это, вопросы современной политической и реальной актуальности сталинского наследия не рассматриваются в данной книге. Она представляет собой попытку исторического исследования, следующего в русле научной историографии.

Несколько других предварительных пояснений также будут полезны для понимания сути этой работы.

Прежде всего следует сказать о проблеме предопределенности сталинской диктатуры. Идеи неизбежности и органичности сталинизма получили широкое распространение. Причины этого видят в авторитарных традициях российской истории, в большевистской революции и порожденных ею господстве государственной собственности и административного планирования и т. д. Эти и другие факторы, несомненно, накладывали определяющий отпечаток на развитие СССР в предвоенные годы. В результате Первой мировой войны, неудачно скроенной Версальской системы, последовавшего вскоре мирового кризиса и т. д. авторитаризм и диктатуры в той или иной мере заразили большую часть Европы. В Советском Союзе эта общая тенденция действовала с особой интенсивностью. К разрушениям Первой мировой войны здесь добавились еще более страшные последствия ожесточенной Гражданской войны, массовой эмиграции, голода. Утвердившаяся у власти экстремистская по своей сути большевистская партия с самого начала создавалась как жестко централизованная организация, нацеленная на насильственные социальные эксперименты. Однако даже тот факт, что вектор развития страны под тяжестью исторических обстоятельств склонялся к полюсу авторитаризма и диктатуры, вовсе не означал, что это была обязательно диктатура сталинского типа. Идеи о неизбежности являются порождением схем и упрощений. Реальные знания усложняют картину, демонстрируют многообразие причин того или иного явления, сложное взаимодействие исторических традиций, логики текущих событий, политических столкновений в верхах и социального противодействия низов, личных качеств лидеров (особенно диктатора), наконец, случайностей. Эта книга исходит именно из такого понимания причин и сути рассматриваемых событий.

Выйдя победителем из многолетней борьбы в Политбюро, Сталин превратился в диктатора в результате осуществления новой революции, не менее кардинальной и кровавой, чем ленинская. В очередной раз была подтверждена универсальная закономерность: каждый диктатор должен осуществить свою революцию, потому что без нее он не может стать диктатором. Как и многие другие диктаторы, посредством насилия Сталин стремился, с одной стороны, провести назревшую модернизацию страны, а с другой — утвердить себя хозяином этого нового, более мощного (прежде всего в военном отношении) государства. Тесно переплетаясь и оказывая воздействие друг на друга, модернизационная и политико-доктринальная составляющие второй революции предопределили характерные черты как сталинской модели «модернизации», так и сталинской диктатуры.

В книге исследуются преимущественно политические аспекты сталинской революции и процесса утверждения сталинской диктатуры.

Главным результатом борьбы в верхах партии между наследниками Ленина в 1920-е годы являлась постепенная сталинизация Политбюро. Ее сутью было выдвижение Сталина на роль лидера в системе «коллективного руководства», которая сохраняла преимущественно олигархический характер. Окончательной точкой стали-низации можно считать принятие и начало реализации на рубеже 1920-1930-х годов предложенного Сталиным политического курса, а именно: форсированной индустриализации и насильственной массовой коллективизации. Победа над группой А. И. Рыкова, Н. И. Бухарина и М. П. Томского в 1928–1929 гг., имевшая ключевое значение для сталинизации высшей власти, потребовала от Сталина и его сторонников значительных усилий[4]. Более того, нарастание кризиса, сопровождавшего политику скачков, заставляло Сталина действовать в сфере высшей власти более сдержанно, чем можно было бы ожидать от безусловного победителя. Свидетельством этого могут служить закулисные провокации против «правых» и некоторых вполне лояльных членов Политбюро, противостояние сталинского Политбюро и рыковского Совнаркома в 1930 г., дело Сырцова и Ломинадзе и другие факты, о которых пойдет речь в первом разделе книги.

Сталинская политика «большого скачка» имела ярко выраженный насильственный характер. Несмотря на наличие определенной социальной поддержки, ей противостояло крестьянское большинство страны, что нашло яркое выражение в массовых восстаниях и волнениях, охвативших деревню в начале 1930 г. и продолжавшихся, хотя и не с такой силой, в последующие несколько лет. Менее значительными, как можно судить по доступным пока документам, были протесты городского населения, находившегося по сравнению с крестьянами в более привилегированном положении. Однако отдельные выступления промышленных рабочих, а также недовольство определенной части партии в начале 1930-х годов было тревожным сигналом для сталинского руководства. Высшей точкой кризиса и свидетельством порочности и преступности политики первой пятилетки был трагический кризис, охвативший страну в 1932–1933 гт. Массовый голод, провалы в индустриальных отраслях, балансирование на грани банкротства по международным платежам, крайнее обнищание большинства населения и резкое усиление на этой почве социальной напряженности были вызваны не просто «трудностями роста», а в значительной мере ошибочными и преступными решениями высшего руководства страны во главе со Сталиным. Относительное улучшение ситуации сразу же после вынужденного отказа от наиболее одиозных элементов левацкой политики на рубеже 1933–1934 гг. (так же, как в свое время введение нэпа) лишний раз демонстрировало, сколь значительную роль в системе большевистско-сталинского типа играли политические факторы и действия советских вождей.

Разгром «правых» и сталинский «большой скачок» начала 1930-х годов были важными этапами утверждения единоличной диктатуры Сталина. Вместе с тем кризисы и провалы не только способствовали консолидации Политбюро вокруг Сталина на почве «круговой поруки» и страха перед крахом режима, но и объективно ослабляли позиции Сталина, ставили под сомнение его курс. Хотя Сталин в этот период, безусловно, занял позиции лидера, в высшем руководстве страны сохранялись заметные элементы олигархии, проявления которых исследуются в соответствующих главах этой книги. Объясняя механизмы функционирования такой переходной модели, действовавшей в первой половине 1930-х годов, историки оперируют несколькими теориями.

Первая (по времени возникновения) утверждает, что политика высшего советского руководства в этот период определялась противоборством двух «фракций» — «радикалов» и «умеренных», между которыми колебался еще не имевший достаточных сил для утверждения личной диктатуры Сталин. Истоки этой версии уходят в 1930-е годы. Уже в то время в зарубежной печати появлялись сведения о противоречиях в сталинском руководстве, о столкновениях сторонников жесткого и боле, е мягкого курса. Эти противоречивые политические слухи были серьезно подкреплены публикацией в журнале «Социалистический вестник» материала под названием «Как подготовлялся московский процесс (Из письма старого большевика)»[5]. Статья, в которой излагались конкретные свидетельства о противостоянии в сталинском Политбюро, была анонимной. Годы спустя известный историк Б. И. Николаевский[6] признался в авторстве и заявил, что в «Письме старого большевика» он использовал свидетельства Н. И. Бухарина, с которым встречался в 1936 г. в Париже. В статье приводились действительно сенсационные данные. Николаевский утверждал, что за влияние на Сталина боролись сторонники умеренной политики и постепенного ослабления террора, во главе которых стоял член Политбюро, руководитель Ленинградской партийной организации С. М. Киров, поддерживаемый влиятельным советским писателем М. Горьким, и их противники во главе с Л. М. Кагановичем и Н. И. Ежовым. Последние одержали победу после убийства Кирова в результате террористического акта.