Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

• Название: Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
• Автор: Олег Хлевнюк
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1314-7

На основании архивных документов в книге исследуется процесс перехода от «коллективного руководства» Политбюро к единоличной диктатуре Сталина, который завершился в довоенные годы. Особое внимание в работе уделяется таким проблемам, как роль Сталина в формировании системы, получившей его имя, механизмы принятия и реализации решений, противодействие сталинской «революции сверху» в партии и обществе.

***

Cталинская система была построена преимущественно на терроре. Это сегодня достаточно легко доказать цифрами, фактами. (…) Теперь мы благодаря архивам сумели изучить огромную проблему действительного соотношения общественной поддержки и общественного отторжения сталинизма. Мы, например, знаем, чего не знали раньше, что в 30-е годы в стране произошла настоящая крестьянская война. В антиправительственные движения были вовлечены несколько миллионов крестьян. (…) Голодомор в какой-то степени был реакцией на эти движения, которые действительно продолжались буквально с 32-го года, и в общем-то, на самом деле, крестьянские выступления заглохли потому, что голодные и умирающие люди просто уже не имели физических сил сопротивляться. (…) Теперь у нас есть много фактов о том, как происходила на самом деле борьба с оппозицией, как Сталину приходилось шантажировать некоторых своих соратников — например, пускать в ход компрометирующие материалы для того, чтобы удержать их возле себя.

Само количество репрессированных, а речь идет о том, что за эти 30 лет сталинского существования у власти (я имею в виду 30-е — конец 52-го года), разного рода репрессиям подверглись более 50 миллионов людей, свидетельствует о том, что, конечно же, эта система во многом была основана на терроре. Иначе он просто не был бы нужен.

Нужно просвещать, нужно писать, нужно говорить, нужно разговаривать, нужно приводить факты, нужно наконец эти факты просто знать. Хватит уже оперировать вот этими вот древними, в лучшем случае годов 50-60-х фактами, не говоря уже о том, что хватит оперировать фактами, которые сам Сталин выписал в своем «Кратком курсе». И давайте остановимся. Давайте все-таки начнем читать серьезную литературу. Давайте будем, подходя к полке в книжном магазине, все-таки соображать, что мы покупаем…

О.В.Хлевнюк (из интервью) 2008 г.

---

В таком контексте политика сталинского правительства в период голода была продолжением войны с крестьянством, подавлением сопротивления деревни, окончательным закреплением результатов коллективизации. Объявив крестьян нападающей стороной (в известном письме Шолохову 6 мая 1933 г. он писал: «Уважаемые хлеборобы по сути дела вели “тихую” войну с советской властью. Войну на измор[…]»[335]), Сталин вел себя по отношению к ним, как к побежденному противнику, которого необходимо заставить покориться любыми средствами. В среде большевистских лидеров циркулировал аргумент о том, что голод должен научить крестьян добросовестно работать в колхозах. «Голодание не научило еще очень многих колхозников уму-разуму», — писал, например первый секретарь ЦК компартии Украины С. В. Косиор в ЦК ВКП(б) в разгар голода, 15 марта 1933 г.[336] Месяц спустя, 19 апреля 1933 г. В. Фейгин, побывавший в командировке в Днепропетровской области, писал Сталину и Молотову о том, что колхозники осознали: «За колхоз не выпрыгнешь, а плохая работа в колхозе приводит к голоду»[337]. О широком использовании таких аргументов свидетельствовал также врач из райцентра Звенигородка Киевской области П. Блонский. В письме наркому здравоохранения Украины он сообщал (письмо было переправлено в Москву и его копия отложилось в фондах ОГПУ): «Очень распространенная среди руководящих и рядовых работников политически вредная “теория”, что в голоде виноваты сами голодающие, не хотели, мол, работать, говорят, а раз так — пускай дохнут — не жалко»[338]. Конечно, все это была ложь. Документы периода голода переполнены доказательствами того, что от голода умирали все крестьяне, в том числе колхозники-передовики, выработавшие рекордное количество трудодней. Однако такие заявления демонстрировали направление мысли советских чиновников, усвоенные ими по указанию сверху: крестьяне сами виноваты в своем положении, а потому голод есть наказание, вполне заслуженное ими.

Понимание государственной политики тотальных реквизиций продовольствия и неоказания деревне помощи в период голода как метода подавления крестьянского сопротивления прочно утвердилось в историографии. М. Эллман выразил эту формулу наиболее категорически, предположив, что голод являлся своеобразным «дешевым» заменителем политики массовых репрессий, в частности депортаций, проведение которых сталкивалось с большими техническими трудностями[339]. Эту версию, по-моему, вполне убедительно оспорил X. Куромия, указав на то, что голод уже достиг своего пика ко времени, когда в Москве в начале 1933 г. только приступили к согласованию планов массовых депортаций[340] (подробнее об этом будет сказано в последнем параграфе этого раздела). Действительно, ход событий свидетельствовал о том, что намерения интенсификации депортаций были следствием усиления голода, но не наоборот.

В общем же ярко выраженная антикрестьянская направленность политики государства в период голода не оспаривается большинством историков. Однако ее дополнительные трактовки имеют ряд принципиальных отличий. Если одни исследователи, делая вывод о голоде как следствии войны государства с крестьянством, ставят после этого точку, то другие — запятую. Речь в последнем случае идет об уже упоминавшейся теории голода-геноцида против украинского народа. Соглашаясь с трактовкой общей антикрестьянской направленности политики Сталина, сторонники теории голода-геноцида утверждают, что в случае с Украиной, сталинская политика перерастала свою антикрестьянскую направленность, превратившись в антиукраинскую. Целью этой политики было не только сломить сопротивление украинского крестьянства, но и уничтожить даже малейшие ростки украинского автономизма, окончательно закрепить Украину в составе СССР, подчинить неспокойную республику власти сталинской диктатуры. Таким образом, не отрицая наличия голода и антикрестьянской политики провоцирования голода в других республиках СССР (прежде всего в России и Казахстане), сторонники украинского голода-геноцида утверждают, что в отношении украинского населения собственно Украины и Северного Кавказа проводилась особенно жестокая политика голода-геноцида, голодомора. Иначе говоря, голод-геноцид был частью общесоюзного голода, но особой частью. Основные фактические аргументы сторонников теории голода-геноцида сводятся к следующему.

Во-первых, показатели смертности от голода были гораздо более высокими на Украине и Северном Кавказе (значительную часть населения которого также составляли украинцы), чем в других регионах страны. Казахстан, как уже говорилось, в данном случае выводится за рамки сравнения, так как голод там начался раньше и имел свою динамику развития. Столь высокая смертность была связана с более жестоким характером хлебозаготовок и репрессий в украинских областях. Как утверждают некоторые историки, на Украине в отличие от других районов СССР реквизировалось не только зерно, но все продовольствие, что обрекало крестьян на немедленную гибель[341]

Во-вторых, важной причиной высокой смертности украинских крестьян были меры изоляции голодающей Украины и Северного Кавказа, окружение их кордонами, которые препятствовали выезду крестьян в поисках продовольствия в относительно более благополучные регионы. Прямым и безусловным доказательством этого является специальная директива ЦК ВКП(б) и СНК СССР о предотвращении выезда крестьян из Украины и Северного Кавказа, подписанная Сталиным и Молотовым 22 января 1933 г. В директиве утверждалось, что эти выезды крестьян за хлебом на самом деле организованы «врагами советской власти, эсерами и агентами Польши с целью агитации “через крестьян” в северных районах СССР против колхозов и вообще против советской власти». Такая трактовка была обоснованием принятия репрессивных мер против голодающих мигрантов. Властям Северного Кавказа и Украины предписывалось не допускать массовые выезды крестьян, а властям регионов, в которые стремились попасть голодные крестьяне (Московской, Центральночерноземной и Западной областей, Белоруссии, Нижней и Средней Волги) — «арестовывать пробравшихся на север “крестьян” Украины и Северного Кавказа и после того, как будут отобраны контрреволюционные элементы, водворять остальных на места их жительства»[342]. Реализация этой директивы вылилась в очередную кампанию террора и насилия. 25 марта 1933 г. руководство ОГПУ докладывало Сталину, что за время с начала операции в январе общее количество задержанного «беглого элемента» составляло 225 024 человека, из них были возвращены на места жительства 196 372 человека, а остальные привлечены к судебной ответственности, направлены в лагеря и ссылку и т. д.[343] Как свидетельствуют вновь открытые документы, начавшись с организации кордонов на Украине и Северном Кавказе, операция «по пресечению массовых выездов» распространилась на беглецов и из других регионов. Однако наиболее масштабными оставались задержания украинских и северокавказских крестьян[344].

Вместе с тем репрессии против вынужденных отходников были частью традиционной для большевиков практики социального контроля. Ш. Мерль напоминает нам, что применение загранотрядов для пресечения провоза хлеба через административные границы наблюдалось и ранее и что эта политика получила дополнительный импульс в связи с введением паспортной системы в декабре 1932 г.[345] Введение паспортов означало фактическое прикрепление крестьян к местам их жительства на правах государственных крепостных. Паспорта, после соответствующей чистки и выявления «чуждых элементов», выдавались только горожанам, что существенно ограничивало возможности передвижения крестьянского большинства. 17 марта 1933 г. ЦИК и СНК СССР приняли также постановление, значительно ужесточавшее правила отходничества колхозников. Для ухода на заработки крестьянин должен был предварительно заключить договор с промышленным предприятием или стройкой, а затем на основе этого договора получить разрешение в правлении колхоза. Очевидно, что эта процедура была практически трудноисполнимой (если только в деревню не приезжали вербовщики с полномочиями от государства). Однако в случае самовольного ухода на заработки крестьянину грозило самое страшное наказание в период голода — исключение из колхоза всей семьи, что означало лишение малейшей государственной помощи и повышенные налоги.

Цели этих мер, направленных на ограничение передвижений сельского населения, очевидны. Прежде всего правительство пыталось поддержать хотя бы на минимальном уровне относительное благополучие городского населения — основной социальной базы режима. Эта задача становилась особенно актуальной в условиях постоянного сокращения размеров карточного снабжения и распространения эпидемий в городах. Важную роль играли политические причины, а именно попытки предотвратить распространение слухов о голоде. Закрепление крестьян в деревне было также важной мерой сохранения трудовых ресурсов колхозов в условиях решающего для судьбы будущего урожая весеннего сева. Крестьяне, явно саботировавшие колхозы в предыдущие годы, должны были в полной мере осознать, что альтернативой голоду может быть только работа в колхозах.