Тадеуш Слободзянек - Одноклассники. История в XIV уроках

• Название: Одноклассники. История в XIV уроках
• Автор: Тадеуш Слободзянек
• Издательство: Иностранная литература журнал 2011 №10
• Жанр: Драматургия
• Год: 2011
• ISBN: 0130-6545

Отправной точкой действия «Нашего класса» послужило массовое убийство евреев, произошедшее в 1941 г. в Едвабне (Белостоцкая область) и известное как «Погром в Едвабне». В пьесе рассказывается о судьбах учеников одного из классов общеобразовательной школы, поляках и евреях из небольшого городка на востоке Польши. Автор прослеживает их биографии, начиная с 20-х гг. прошлого столетия вплоть до современности. Герои вместе учатся, играют, взрослеют, чтобы во время войны стать друг для друга жертвами и палачами. «Мы не можем как нация признавать только то, что это нам причиняли страдания. Я хотел поделиться историей о том, как мы сами можем заставлять других страдать», — говорил Слободзянек.

---

Якуб Кац. Товарищи! Дорогие одноклассники, дорогие одноклассницы!!! Вот и наступил этот долгожданный день! Вот и к нам пришло важнейшее из искусств. Как назвал Великий Ленин кинематограф. Теперь — спасибо Великому Сталину! — и у нас есть кинотеатр «Аврора», то есть «Утренняя звезда». Приветствуем тебя, Звезда Свободы! А как обстояло дело в прежние времена? Слово Поэту.

Менахем изображает Маяковского, а Зоська — лошадь.

Менахем. Владимир Маяковский. Хорошее отношение к лошадям.

Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —

Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.

Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел и вижу
глаза лошадиные…

«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».

лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула и пошла.

Хвостом помахивала.

Рыжий ребенок.

Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.

Якуб Кац. Товарищи! Дорогие одноклассники и одноклассницы! Стоит жить, и работать стоит! Еще раз спасибо. А теперь, прежде чем мы перейдем к следующему пункту нашей программы, то есть угощению и танцам, передаю слово директору кинотеатра «Аврора».

Менахем. Как уже сказал товарищ Кац, здесь, в бывшем Католическом доме, будет теперь кинотеатр «Аврора», и я, его директор, обещаю, что скучать вам, товарищи, не придется. Уже завтра приглашаю вас посмотреть шедевр мирового кинематографа — «Октябрь» Эйзенштейна. На следующей неделе мы покажем комедию «Веселые ребята», а затем «Цирк» и «Золотую лихорадку»…

Рысек. А «Я люблю всех женщин»?

Менахем. «Я люблю всех женщин» — тоже будет. Только одна просьба ко всем: помогите с мебелью — принесите в зрительный зал стулья и скамьи из костела, все равно его скоро закроют…

Рысек направляется к выходу.

Якуб Кац. Ты куда, Рысек?

Рысек. Долой жидокоммуну! Да здравствует Польша! (Выходит.)

Якуб Кац. Печально, товарищи! Перейдем к делам более приятным. Итак, танцы! Только еще один организационный момент… Пиво бесплатное, каждому полагается по две бутылки. Пиво Рысека прошу не трогать. (Включает граммофон, звучит советский вальс, все танцуют.) Менахем (Доре). Потанцуем?

Дора. Все это плохо кончится, Менахем.

Менахем. Ничего не плохо.

Дора. У нас будет ребенок, Менахем.

Менахем. Здорово. Давай поженимся. Расписаться теперь стоит три рубля, и ничье разрешение не требуется.

Дора. А развод сколько?

Менахем. Развод — пять.

Дора. Дурак.

Менахем. Ты зато больно умная.

Владек (Рахелъке). Потанцуем, Рахелька? (Танцуют.) Я тебе вот что скажу, Рахелька! Мне, пожалуй, даже нравится этот Советский Союз. Нет ни богатых, ни бедных. Покончено со всеми этими предрассудками. Еврей с поляком может пива выпить. На танцы сходить. И ничего. Терпеть не могу этих жуликов в сутанах. Это они во всем виноваты.

Рахелька. Ладно, Владек, ты уж лучше танцуй.

Хенек и Зигмунт подходят к Зоське.

Зигмунт. Зоська, ты что — с ума сошла? Что ты такое изображаешь?

Хенек. Что это еще за лошадь, Зоська?!

Зоська. Никакая не лошадь!

Зигмунт и Хенек. А кто же тогда?

Зоська. Польша.

Зигмунт и Хенек. Потанцуем?

Зоська. С обоими?

Зигмунт. А кто тебе больше нравится?

Зоська. Оба вы хамы. Но Хенек красивее.

Танцует с Хенеком. Зигмунт подходит к Якубу Кацу.

Зигмунт. Твое здоровье!

Якуб Кац. Твое здоровье! (Чокаются бутылками.) Я тебе вот что скажу, Зигмунт. Живи и давай жить другим. Никому ничего не угрожает. Кто старое помянет… Мы ведь одноклассники, верно? Или я не прав? (Всем.) Танцуем, товарищи: и раз, и два, и три! Раз, два, три! (Зигмунту.) А что это Рысек себе вообразил? Тоже мне герой… (Всем.) Запевай! (Запевает.) Широка страна моя родная…

Все поют.

Урок VI

Рысек. Я вовсе не собирался геройствовать. Просто сил не было смотреть, как нас, поляков, унижают!

Зигмунт. Отца забрали сразу. За тот бело-красный флаг. Мы с ним никогда не ладили. Чуть что — он хватался за ремень. И мать бил. А теперь ей пришлось скрываться. Как и мне. Я решил — сколько можно? Всю жизнь, что ли, прятаться?

Владек. Советский Союз мне разонравился, и я решил бороться. Надо готовить восстание. Вооружаться. Как подобает полякам. Я сказал об этом матери. Она принесла топор и сказала, чтобы я сначала зарубил ее этим топором, а потом уже шел поднимать восстание.

Хенек. Мы создали подпольную организацию «Белый орел».

Зигмунт. На улице раздавали советскую конституцию. Я взял, почитал. Нашел то, что меня интересовало. Что в Советском Союзе сын за отца не отвечает. Взял у ксендза писчую бумагу и написал письмо Сталину.

Якуб Кац. Пришло письмо от Абрама.

Абрам. Дорогие девочки и мальчики! Уважаемые одноклассники! Что у вас хорошего? Со всего мира приходят плохие вести, а я, ваш Абрам, хотел бы услышать, как дела у Рахели и Доры, а также у Зоськи? Вышли ли они замуж? Хорошие ли, работящие у них мужья? Особенно у Рахельки, в которую я когда-то был влюблен. А ты как поживаешь, Якуб Кац? Что поделывает наш красавчик Менахем? По-прежнему ли в него влюблены все девушки? И наконец, как там наши четыре мушкетера — Зигмунт, Рысек, Хенек и Владек?

Я учусь. Учеба дается мне легко. Мою жену зовут Дебора, она ждет нашего первенца.

Не забывайте обо мне. Всегда ваш Абрам.

Рахелька. Вот так новость! Оказывается, Абрам был в меня влюблен! Просто даже не знаю, как теперь быть…

Зоська. Ладно, решила я. Ничего не поделаешь. И вышла за Олеся. Он был старый, меня не трогал, а мать с ним договорилась, что он отпишет мне хозяйство. Не бог весть что, но все же. А чего мне было ждать?

Зигмунт. Письмо возымело действие. Из Москвы его переслали в наш НКВД, мне сообщили, что дело рассматривается, и велели прийти. Я пошел. Принял меня сам майор. Угостил папиросой и сказал по-польски: «Я очень рад с вами познакомиться, пан Зигмунт». Спросил, что я думаю о том вечере в кинотеатре «Аврора», о поведении Рысека и «Мазурке Домбровского»[8], которую майор, оказывается, знал наизусть — спел все куплеты. Мы долго обсуждали, почему евреи так переимчивы, а поляки — такие горячие патриоты. Майор предложил мне сотрудничать под фамилией Попов.

Рысек. Для начала мы решили застрелить одного майора из НКВД. Не помню, чья это была идея. Кажется, моя. Мы всё подготовили. Явочную квартиру. Оружие. На всякий случай я перестал ночевать дома. Вечером мы с Зигмунтом и Хенеком немного выпили.

Хенек. Мы здорово надрались. Зигмунт принес самогон. Отличный. На черносливе. Мы пели песни ксендза Матеуша из «Песенника антисемита» и плакали.

Поляки.

Боже, что Польшу столько веков
Оберегал от жестоких врагов —
Турок, татар, немцев, шведов —
И даровал нам над ними победу,
Боже, мы молим тебя: поскорее
Польшу избавь от поганых евреев!

Рысек. Я жутко надрался. Даже не заметил, когда ушли Зигмунт и Хенек.

Якуб Кац. За мной пришли ночью. Из НКВД. Велели одеваться, вещи сказали не брать. Я решил, что меня ведут на расстрел. Они молчали. От них несло перегаром. И еще эти их кожанки страшно воняли… Зима в тот год была очень снежная. Меня посадили в сани, и мы поехали в лес. Я весь трясся от холода и страха. Мне дали ка-кое-го старое одеяло. Боже! В чем моя вина? Что я не написал в отчете об открытии кинотеатра про то, что Рысек крикнул: «Еще Польша не погибла!»? Боже! А может, дело в том письме, которое прислал из Америки Абрам? Мы подъехали к какой-то сторожке. Из нее вывели Рысека и спросили меня: «Кто это?» Я говорю: «Рысек». А что я должен был сказать? Рысек посмотрел на меня и что-то пробормотал, я не разобрал, что. Только увидел, как один из энкавэдэшников ударил его прикладом по лицу. Разбил в кровь.